Рисунок Лизы Ольшанской .
Погода время от времени становится не менее актуальным и социально острым информационным поводом, чем, допустим, химические атаки, гипотетическая угроза ракетных ударов или маячащая на обозримом историческом горизонте перспектива повального истребления человеческого жилья безо всяких даже бомбардировок.
Учащийся писал фиолетовыми чернилами. Только фиолетовыми. Любые отклонения от этой фатальной фиолетовости пресекались самым решительным образом. Учитель писал красными чернилами. Красные чернила — это власть. Причем власть, объединявшая в себе (к чему нам, в общем-то, не привыкать) все ее ветви.
Когда спрашивают про «итоги», я привычно морщусь, но зачем-то стараюсь что-нибудь все-таки вспомнить важное и судьбоносное. А вспоминается чаще всего что-то случайное и факультативное. Таково свойство памяти. Да и кто знает, что на самом деле важное, а что — нет.
Точками опоры для разных людей служат разные вещи. В прежние времена — «славные революционные традиции», «обострение классовой борьбы», «построение социализма», «восстановление ленинских норм», «коммунизм», «перестройка и гласность», «да, да, нет, да», «голосуй, или проиграешь». И во все времена — мировая культура, отечественная классика, родной язык, стихи и музыка, семья, профессия, крепкий табурет, дачный гамак, вокзальная скамейка, осклизлая лужайка под забором мыловаренного завода...
Все случаи типичны. Рыхлые толстые женщины? Есть ведь и тощие, что ни на йоту не умаляет в них признаков совковости, и наоборот: толстая иностранка, дебелая натурщица Рубенса, только в силу этого еще не лишается своей заграничности. Угрюмый, тяжелый, ускользающий в сторону взгляд — в каком-то описании советских людей на это делается, помню, упор. Однако во всем мире отводят глаза под встречным взглядом незнакомца, а улыбаться тебе при этом и в парижском метро никто не будет. Запах пота...
А я и сам, честно говоря, не знаю, почему мне именно сейчас захотелось вспомнить о кинофильме «Золушка» и о той роли, который он сыграл в жизни современников. И в моей жизни, разумеется, тоже.