«Для литературы абсурда — читаем мы в Википедии — характерны демонстрация бессмысленности, нелепости и даже комизма привычных жизненных условностей, правил и законов, при помощи игры логическими значениями, описаний механистичности, бесцельности существования человека, обличения недопонимания между отдельной личностью и обществом».
Ключевое слово здесь, конечно же, «литература», потому что все прочее в контексте нашего, извините, хронотопа это никакая не литература, а самая что ни есть повседневная общественная и политическая жизнь. Быт, можно сказать. Какая уж тут литература!
Литература абсурда показывала то, что скрывается под тонкой пленкой внешней социальной и культурной благопристойности. Сейчас эта литература не нужна, она не актуальна. Нет никакой благопристойности, в том числе даже и внешней.
После суетливых и шумных мероприятий прошедшего лета по легитимации пресловутого «обнуления», и без того хорошо заметная и многократно отмеченная абсурдность происходящего, эмоциональное воздействие которой на обывателя было необычайно усилено тревожной фоновой музыкой карантина, стала приобретать совсем уж фантасмагорические черты.
Разум не может вполне привыкнуть к почти узаконенному абсурду. Он жаждет хоть какой-то ясности.
Он помнит, что попытка хотя бы самой первичной классификации — это уже путь к пониманию. Да, тернистый, да, долгий, да, извилистый — но все же путь.
Вот, допустим, существует в нашем месте и в наше время обширная категория граждан, которых я условно называю «лоялисты-обнуленцы».
Эта категория условно делится на минимум две группы.
Первые — это «изоляционисты-скрепыши», а понятнее будет сказать — довольно дремучие мракобесы, утверждающие, что «все эти так называемые общечеловеческие ценности» нам (они, разумеется, говорят не «нам», а сразу «нашему народу») не нужны и даже вредны, потому что это не соответствуют нашим («нашим»!) традициям, ценностям, и прочим скрепам».
Эти, первые, чьи черепные коробки под завязку забиты ржавыми скрепами, вполне понятны и просты, как устройство спичечного коробка. Их полная и безнадежная неконвертируемость в какой бы то ни было внятный контекст современной жизни и современного мира делает их исторически обреченными, а поэтому даже по-своему трогательными, каковой всегда кажется любая уходящая натура.
В общем, к ним особых претензий нет. А если бы еще некоторые из них не проявляли изнурительную нудную агрессивность и пыхтящий паровозный напор, то и вообще бы цены им не было.
Вторые устроены чуть сложнее, но и существенно подлее. Подлость — подлость как художественный принцип, подлость как прием — сочится буквально сквозь поры любого их высказывания или жеста и заставляет вспоминать слова Лидии Гинзбург о том, что для подлости «псевдонимом во все времена служили общественные интересы, так приятно совпадающие с частными».
От этих, вторых, за версту несет модной в этой среде смесью хорошо настоявшегося за многие десятилетия лубянского козлиного духа и основательно подтухшего шельмоватого провинциального «постмодернизма» в самопальной «сурковской» версии.
Их стало как-то совсем много за последнее время, и говорят они, как под копирку, примерно следующее:
Настоящая демократия, настоящая свобода, в том числе и свобода слова, и свобода собраний и все прочие мыслимые и не мыслимые свободы, как раз тут, у нас. А на вашем этом Западе как раз за такие вот слова, которые вы вот тут сейчас говорите, вас бы знаете как бы!
Попробовали бы вы, русофобы, заикнуться в той же, например, Англии, что Англия сокрушила Гитлера не в одиночку, а в союзе с государствами коалиции. Вам бы там показали. Это здесь все вам сходит с рук.
А все потому что свобода. Цацкаются тут с вами, хотя по-хорошему следовало бы… Ну да ладно, живите пока. У нас свобода.
А за такие вот одиночные пикеты, за которые здесь вас всего лишь гуманно размещают в уютные отапливаемые помещения на какие-то десять-пятнадцать суток, в Америке вообще бы лет на сто двадцать упекли бы! А за эти ваши никем не разрешенные прогулки по бульварам здесь вас всего лишь успокаивают дубинкой по башке пару-тройку раз и в каталажку на полсуток, а в вашей любимой Европе вообще бы из пулемета расстреляли. Не верите? Так это ж всему миру известно! Так что скажите спасибо нашему бесконечно свободолюбивому президенту и нашей незаслуженно толерантной к вам жандармерии за их такую доброту и отзывчивость!
А существуют также и те (и, кажется, их немало), кто им охотно верит и с жаром повторяет на все лады их слова, иногда — по законам фольклора — вдохновенно их перевирая, упрощая и без того не очень замысловатые логические построения и добавляя что-нибудь еще и от себя. Это, впрочем, не удивительно. Еще со времен Геббельса известно, что чем вранье отчаяннее и размашистее, тем оно привлекательнее для так называемых масс.
Так, например, относительно недавно кто-то переслал мне то ли газетную колонку, то ли интервью человека, чье имя мне ничего не говорит, но который был там обозначен как главный редактор какого-то издания, также мне не известного, и при этом — писатель.
Писатель этот среди прочих исключительно искрометных откровений на темы устройства мироздания сообщил всем заинтересованным в его просвещенных мнениях гражданам нечто вроде того, что он терпеть не может рэп.
Ну, и казалось бы, что ж тут такого особенного! Один любит рэп, другой не любит. Но один не любит молча, про себя, так сказать, не любит. Другой же о своей горячей нелюбви говорит вслух. Тоже — почему бы и нет, хотя и тот, кто способен вообразить себе, что кому-то может показаться интересным, нравится ему рэп или нет, не может не вызвать некоторых осторожных сомнений в своей сугубой культурной вменяемости.
Впрочем, если бы этим все и ограничивалось, то и ладно, ничего, пускай. Так нет же!
Писатель этот (если судить по последующему высказыванию, большой знаток западной и, в частности, американской жизни) прибавляет что-то наподобие того, что посмотрите, дескать, какая у нас тут с вами свобода. А мы ее еще и не ценим. А некоторые, неблагодарные, еще и ворчат. А вот попробуй я что-нибудь подобное опубликовать или просто сказать публично в той же, например, Америке, ох, плохо бы мне пришлось. Ох, страшно даже подумать о том, что бы там со мной сделали! А здесь — говорю, пишу, публикую, и хоть бы хны!
Одно из ранних эссе Томаса Манна называлось «Достоевский, но в меру».
Так и тут можно сказать, что писательство это, конечно, занятие по определению творческое, но не до такой же степени! Не должна же все-таки творческая фантазия ускакивать настолько далеко за горизонт представимого понятийного пространства, чтобы автор и его читатель сумели вообразить себе, что где-нибудь (даже в безусловно тоталитарной Америке) человека загнобили бы за публично высказанную нелюбовь к тому или иному музыкальному (литературному, художественному, архитектурному) жанру, стилю или даже направлению.
Ну, разве что в Северной Корее! Впрочем, что это я говорю — Америка, конечно же, куда страшнее, это вам всякий скажет.
С этим писателем, точнее с его интеллектуальным багажом и творческим потенциалом, все в общих чертах более или менее понятно даже и без беглого знакомства с его собственно литературно-художественными отправлениями.
Остается не вполне понятным лишь одно: он из числа тех, кто сознательно генерирует бред, или из тех, кто этим недугом оказался опасно инфицирован и теперь ходит по белу свету и распространяет заразу.
Впрочем, мы с вами живем в те времена, которые можно определять в том числе и как «гибридные». В данном случае это значит, что генератор державного кретинизма и его несчастная жертва вполне могут оказаться одним и тем же лицом.
Разум не может вполне смириться с нарастающим хаосом. Он бессознательно стремится если уж не понять, то хотя бы упорядочить тот хаос, что клубится вокруг его не в добрый, видно, час привыкшей думать головы.
Он все чаще вспоминает тютчевское стихотворение, которое заканчивается так:
О! бурь заснувших не буди –
Под ними хаос шевелится!
Это было написано в 30-е годы позапрошлого века. Сколько же разной разрушительной силы спящих бурь было неосторожно разбужено с тех пор! И древний хаос давным-давно уже шевелится не ПОД ними, а НАД. Над ними, над нами, рядом с нами, за нашим окном, под нашими дверьми…
