Большой мир таким образом метафорически сжимается до размеров деревни, где «все всё про всех» моментально узнают, где о человеке, который нам интересен, но который живет в маленьком городке в Австралии, нам, живущим в Москве или Париже, известно гораздо больше, чем о мало интересных нам соседях, живущих выше этажом, если, конечно, эти соседи не слишком громко топают и не заливают нас водой.

Неожиданная ситуация тотального карантина, в котором мы все оказались, это тоже своего рода «деревня». По крайней мере в том смысле, что мы все, как деревенские жители, оказались объединенными общими, хорошо понятными друг другу заботами, тревогами, надеждами, бытовыми проблемами и рутинными обязанностями.

Нынешний карантин принципиально отличается от прочих карантинов прежде всего тем, что он действительно глобальный. Он весь мир превратил в одну деревню, откуда в город не уедешь – нет сегодня никакого города. Всё – деревня.

Характерным признаком деревенской жизни, даже и метафорической, является особая, смыслообразующая и цементирующая общественную жизнь роль фольклора.

Велика эта роль и в нашей с вами, в «цифровой» деревне.

Одним из основных стилистических приемов в фольклорных текстах служит так называемый параллелизм. Ну, как, например, в известной песне: «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит. То мое сердечко стонет, как осенний лист дрожит». Нечто такое же и еще во многих песнях, былинах, сказках, частушках и пословицах-поговорках.

В поисках адекватных параллелизмов для спонтанного, слагаемого в нашем присутствии и с нашим участием эпоса мы пытаемся отыскивать их в исторических аналогиях. Изо всех сил пытаемся, хотя и понимаем, что нынешняя ситуация сильно выбивается из исторического ритма. Оставшись в одиночестве посреди чистого поля, она нервно озирается по сторонам в поисках параллелей и аналогий и не находит их.

Кто, например, может в наши дни начать фразу со слов «А во время прошлой пандемии...». Или: «Помните, как мы все сидели по домам?»

Поэтика, лексика, фразеология и особенности сюжетосложения устных или письменных историй, начинающихся с совсем еще недавно рутинных зачинов вроде «Сегодня в метро я увидел…», или «За соседним столиком в кафе сидели две девушки, и одна другой говорит…», или «На днях моя парикмахерша спрашивает…», ушли в какое-то отдаленное и даже, кажется, не слишком уже и достоверное прошлое.

Разговоры и мечтания о пост-карантинном будущем, если они и имеют место в наши дни, интонационно напоминают задушевные, - в минуты коротких передышек между боями, - разговоры однополчан из кинофильмов про войну:

«Ты до войны кем был? А? Парикмахером? А я учителем рисования и черчения. А вот скажи, друг! Сразу, как война закончится, ты что будешь делать? Я вот, например, сначала высплюсь как следует, а там погляжу. Вообще - учиться хочу. А невеста у тебя красивая? А фотокарточка имеется? А у меня, брат, была да сплыла. Так вот в жизни-то бывает… Тебя как зовут, кстати?»

А что мы все-таки вспоминаем в качестве исторических параллелей?

Вспоминается, конечно, чума в средневековой Европе и такие ее высокохудожественные следы, как, например, «Декамерон».

Вспоминается и драгоценная для нас для всех проекция той старинной и далекой черной напасти, называемая «Пир во время чумы».

Вспоминается и тот самый холерный карантин, что подарил нам не только этот и другие маленькие и большие шедевры, но и историко-литературный термин, в любой творческой биографии означающий период повышенной вдохновенной творческой продуктивности.

На «Болдинскую осень» как на оправдание в исторической перспективе нынешнего нашего тотального заточения тайно или явно уповает если не каждый пишущий человек, то очень многие из них, из нас.

Что касается персональной «Болдинской осени» - то это уж кому как повезет. А коллективная, цифровая, бытующая по законам современного фольклора, – уверенно расправляет крылья прямо на наших глазах. Даром, что она не осень, а весна.

Мы наблюдаем в наши дни яркую вспышку фольклорного оживления.

К цветущему пестрыми экзотическими цветами карантинному фольклору оказался кое-как причастен и я. Да и как от него уклониться! Да и зачем!

Сначала я написал на своей фейсбучной страничке:

«Все-таки к фразе «В эти трудные дни мы должны держаться подальше друг от друга» трудно привыкнуть».

А через пару дней я написал:

«Думаю, пора сочинять тексты для гигиенических плакатов на животрепещущие темы.

Ну, допустим:

"Кто касается лица, тот ужасней подлеца".

Резко? Да, довольно резко. Но время такое, ничего не поделаешь.

Или, например:

"Ходишь ты, дружок, без маски?
Не дождешься моей ласки".

Тут, впрочем, нельзя не отметить, что перспектива лишиться именно МОЕЙ ласки не для всех выглядит одинаково трагично. Поэтому на плакате должно быть изображено нечто такое, чьей ласки нам лишиться точно бы не захотелось. Надо крепко подумать над этим надо.

Или:

"Не хватайтесь, сучки,

За дверные ручки!"

Немножко грубовато, но запоминается, а это главное.

А еще что?»

Сразу же после этого «А еще что?» случился настоящий шквал, чтобы не сказать «буря и натиск» со стороны многочисленных и необычайно мощно заряженных креативной энергией комментаторов.

С благодарностью и восхищением оставив комментаторам эту почти не паханную целину, я отошел в сторонку и стал вспоминать различные цитаты.

Стало что-то вспоминаться из той, из другой, из докарантинной эпохи, что-то давнее и вполне привычное, но наполненное в наши дни иной, совсем новой, совсем свежей актуальностью.

Я вспомнил, например, мутноватую и плохо сфокусированную, как старая черно-белая фотокарточка, картинку из далекого коммунального детства.

Вспомнил, как идет по слабо освещенному коридору, гремя костылями, одноногий и не очень трезвый в любое время суток баянист дядя Коля, а проходящая мимо него балагурка и хохотушка Томка тычет ему пальцем в бок и поет нарочито неприятным голосом: «Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй!».

«Ну да, - вспоминаю я этот малозначительный эпизод, - все верно, хотя и довольно фальшиво спето было дураковатой с виду Томкой».

Вспомнил я также замечательную поэтическую строчку из давнего стихотворения поэта Виктора Коваля. В стихотворении описывались автомобильная авария на подмосковном шоссе и толпа, собравшаяся вокруг. Там прибывший к месту события постовой милиционер кричит в мегафон, обращаясь к толпящейся публике:

«Расходитесь по домам! Ваши катастрофы – там!»

Совсем, совсем иначе читается эта наполненная глубоким философским смыслом строчка теперь.

Вспомнилась и цитата из Пастернака, где пришлось заменить всего лишь одно слово в конце, чтобы и она зазвучала «как надо»:

«И полусонным стрелкам лень ворочаться на циферблате. И дольше века длится день. И запрещаются объятья».

Или вот слегка препарированная цитата из старой лирической песенки, имеющая все шансы стать энергичным слоганом для санитарно-гигиенического плаката:

«Мы так близки, что лучше – дальше».

Ну, а потом в неугомонном воображении настырно замаячила стандартная концовка какого-нибудь кино-анонса:

«В кинофильме содержатся сцены рукопожатий и объятий, а также прикасаний к лицам и нахождения в кадре без масок и перчаток».

Ну, и так далее.

А напоследок, возвращаясь к теме деревенской жизни и по-своему мудрого крестьянского миропонимания, я перескажу маленькую историю, рассказанную мне когда-то одним моим товарищем. Эта история хороша не только как наглядный образчик упомянутого миропонимания, но и как несомненный, хотя и робкий росток пробивающегося сквозь бетонные плиты неистребимого оптимизма.

Однажды, рассказывал мой товарищ, он вместе со своей женой по наводке друзей поехал на недельку в маленькое абхазское село. Отдохнуть.

Сняли, - по наводке тех же друзей, - комнату у симпатичного пожилого абхаза.

И все бы ничего, но буквально на следующий день зарядил нескончаемый дождь. Один день дождь, другой день, третий…

Товарищ и его жена, естественно, приуныли. Не дома же сидеть перлись они за тридевять земель!

На четвертый день дождя хозяин уверенно сказал: «Завтра закончится».

«Откуда вы знаете?» - с сомнением, смешанным с надеждой, спросили мои друзья.

«А иначе, - веско сказал хозяин, - вон тот ручей выйдет из берегов и мне весь сад затопит. Нехорошо будет. Не должно такого быть».

На следующий день дождь прекратился.