Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

16.09.2021 | Нешкольная история

«Мир праху твоему». Часть 2

памяти узников пересыльного лагеря Дулаг-142

публикация:

Стенгазета


Диана Концевич, Валерий Морозов. На момент написания работы учащиеся 2-го курса техникума, г. Брянск. Научный руководитель Елена Евгеньевна Сидорова. 3-я премия XXII Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал


ЕЩЕ НА ЭТУ ТЕМУ:
«Мир праху твоему». Часть 1
Дулаг-142 вначале создавался для военнопленных, но с марта 1942 года под тем же номером там заработал фактически второй лагерь – для мирных граждан. В него попадали жители близлежащих населенных пунктов, находящихся в зонах активного партизанского движения; семьи партизан из других населенных пунктов, арестованных по доносу местных предателей; молодежь, завербованная и мобилизованная на работу в Германию и оккупированные ею страны; семьи предателей Родины, спасавшиеся от возмездия со стороны советских патриотов, временно проживали в лагере в ожидании квартир в городе или других безопасных местах. Здесь же, в лагере, гестаповцы допрашивали тех, кого подозревали в связи с партизанами, после чего выносились приговоры: смертная казнь, тюремное заключение или содержание в лагере с привлечением к принудительному труду.

Вспоминает Мария Петровна Акимова: «Наша семья до войны жила по улице Красная, недалеко от сухарного завода. В начале войны отец и брат мой были призваны в армию. Я, мама и мой двухлетний сын с приближением фронта к Брянску закопали свои вещи и отправились на родину моих родителей в деревню Соботова Мякишевского сельсовета Выгонического района. Я стала работать счетоводом в колхозе. Председателем колхоза был Макар Иванович Чукалин, член ВКП(б). В оккупации мы жили артелью. Немцы не появлялись, а партизаны были часто. И вот летом 1942 года рано утром деревня была поднята. Немцы и полицаи окружили деревню, в деревне было 5–6 партизан, один из них подорвал себя гранатой, остальные ушли за Десну.
Всех жителей согнали на высокое место, окружили пулеметами и заявили, что немцы потеряли здесь 4 человека и за каждого будут расстреливать по 10 человек жителей.

Но в это время прискакали несколько конников и нам объявили, что все поедут на работу в Германию, только старосте разрешается взять свою семью, остальных погнали в Выгоничи, посадили в телячьи вагоны вместе с немецкими лошадьми и повезли. Возили долго, то на Гомель, то на Смоленск. Видно, были подорваны мосты. Затем разгрузили в Брянске и пригнали в лагерь на Урицком поселке. Нас загнали в барак, в нем были нары в пять ярусов, двери закрывали на замок, открывали только вечером, чтоб сходить в туалет и набрать воды. Сразу же набросились на нас вши, их были тысячи, горстями сгребали. Кормили один раз в сутки баландой, но вскоре мой сын тяжело заболел дифтерией и умер.

Было страшно смотреть на пленных, они были худые, оборванные. Более сильных куда-то водили на работы, гражданских нет. Видела, как у проволоки толпились граждане в надежде увидеть кого-то из родственников. Некоторые отчаянные приносили что-то из съедобного, часто овощи, свекольную ботву и перебрасывали через проволоку, люди набрасывались на это, часто давя друг друга, а охранники наслаждались этим.

У пленных евреев спереди и сзади были шестиконечные звезды, и часто немцы, развлекаясь, издевались над ними. В тележку насыпали песок и приказывали бегом везти ее по песку через лагерь, очень слабый обреченно падал, тогда пускали собаку, страх заставлял его подниматься и взяться за тачку. Отовсюду неслось “Шнелле!”, когда жертва падала основательно, кто-то из охранников подходил и добивал его.
Запомнился еще случай. Когда нас привезли в лагерь, недалеко от ворот стоял красивый здоровый мужик с палкой в руках и изображал игру на скрипке. Он до войны был музыкантом, а в лагере сошел с ума и вот изображал.

Где-то в августе–сентябре 1942 года в лагерь под усиленной охраной ввели военного, высокого роста, лет сорока, на брюках красные лампасы. Видно, ввели генерала, шел он прямо с улыбкой на лице. Кто-то крикнул: “Откуда?”, а он в ответ сказал: “Оттуда”. Видимо, местный понял его, охранники сразу схватили того, кто спрашивал, и избили его. А того пленного повели за бараки и вскоре послышалась автоматная очередь, видимо, убили человека. Убить человека для охранников было привычным делом.

Перед отступлением в 1943 году немцы нас выгнали из города в сторону Почепа. Здесь мы могли спрятаться и дождались наших войск. Вернувшись в город, увидели, что дом наш сожгли. Видно, полицаи постарались, так как семья числилась партизанской. Полицая, который рьяно охранял нашу семью, после освобождения судили на 10 лет, он отсидел и вернулся».

Из воспоминаний Александра Сергеевича Трушкина, уроженца села Куява Дятьковского района, 1929 г. р.: «Летом 1942 года немцы выгнали всё нетрудоспособное население села (было около 150 дворов). Женщин с детьми и стариков и погнали в Жиздру под охраной. Тех, кто падал в дороге, немцы добивали. В Жиздре нас погрузили в полувагоны, в которых возили уголь, и поехали в Брянск в концлагерь на территории рембазы. Нас загнали в здание у цеха № 7, у нас нар не было, спали на полу, ели что могли. Рвали траву, лебеду и что попадет.

Нас, мальчиков, водили под охраной в зеленое хозяйство, мы проводили прополку. Написанного учета не было. Примерно раз в неделю к нам в зону приходили военнопленные и убирали трупы. Пленных содержали отдельно, мы были отгорожены от них колючей проволокой. Видели, как пленных водили на расчистку путей после налетов нашей авиации. Наша семья (мама, я, брат и сестра) были в лагере месяца полтора. Нас вновь погрузили в вагоны и повезли в Белоруссию, куда-то под Молодечкино. На эшелоны напали партизаны, нас освободили, мы разбрелись по деревням, где и дождались освобождения».

Клавдия Фоминична Баркова жила рядом с лагерем. Она видела, как на небольшую площадку, огороженную колючей проволокой, загоняли умирающих от голода людей. На вышку, стоявшую в центре, забрались немецкие офицеры и оттуда бросали падаль. «Люди набрасывались на нее и падали. Эта жуткая картина доставляла немцам истинное удовольствие. Они громко смеялись».

Татьяна Алексеевна Мишина жила в 2 км от Дулага.
«Даже сюда, в район нынешней школы 46, доносились стоны пленных. Всю ночь, утро и вечер, когда замирала дневная жизнь, со стороны лагеря слышен был густой гул голосов: стоны, проклятия, предсмертные крики».

Брянский журналист В. Полозов в 1991 году напечатал в газете «Брянский рабочий» воспоминания нескольких узников Дулага-142, жителей Брянского района. Авторы одного из них – Мария Сидоровна Дивисенко, (1932 г. р.) и Михаил Сидорович Дивисенко (1935 г. р.). «Жили мы в поселке Крючки, недалеко от Нетьинки. Когда началась война, отец и старший брат ушли на фронт (отец в 1942 году пропал без вести). Почти вся молодежь из нашего поселка ушла в лес к партизанам. За связь с партизанами потом зверски замучили в Брянской тюрьме нашу сестру Антонину, 1923 г. р. В поселке остались самые беспомощные: дети, старики, женщины. Немцы и полицаи шастали по погребам и сараям, находили и отбирали остатки продуктов. А вскоре у нас в Крючках партизаны устроили засаду на немцев. Мы все попрятались, только услышали выстрелы. После того боя понаехало много немцев. Всех жителей поселка выгнали на перекресток, с двух сторон – пулеметы. Спрашивают: “Кто стрелял? Откуда? Из каких домов?” Мы молчим. Тогда стали поджигать дома. В последнюю хату загнали всех жителей, закрыли, облили керосином и подожгли. Страшно было: кто молится, кто просто криком кричит. А спасло нас чудо: с нами оказались родители одного полицая, он прибежал, открыл дверь, и мы все выскочили. Стрелять не стали.

Было это под Рождество, в самые морозы. Разбрелись по погребам, печки стали лепить прямо на улице. Как дотянули до весны, один Бог знает. Уже и огороды посадили, вдруг снова облава. Построили всех и пешком погнали в сторону Брянска.

Шли мы через Бежицу, Брянск, за Десну, где была железнодорожная ветка. Там погрузили в вагоны и привезли в поселок Урицкий. Мы увидели бараки, окруженные тремя рядами ключей проволоки и высокой стеной. Бараки были битком набиты людьми. Встретились здесь жители наших Крючков, Нетьинки, Глаженки. Содержали нас хуже последней скотины. Спали вповалку на голых нарах. В день давали кусочек хлеба с опилками пополам, черпак вонючего варева. За малейшую провинность били плетьми, но еще хуже приходилось пленным. Каждое утро их выгоняли на работу, а тех, кто уже не мог идти, тут же добивали. У нас на глазах забили палками опухшего от голода пленного; другого, который не мог подняться с земли, застрелили.
Умерших ночью от голода и холода, замученных, убитых по утрам кидали, словно дрова, на машины и увозили.

Тех, кто еще держался на ногах, тоже заставляли ехать, чтобы закапывать погибших. От них мы и узнали, что зарывали мертвых штабелями в оврагах. У нашей двоюродной сестры была двухлетняя девочка. Старались спасти ее. Но она умерла, и утром ее бросили в машину и увезли. Погибли и другие наши односельчане».

В нашем районе из выживших малолетних узников Дулага до наших дней дожили только двое: Мария Егоровна Чумичева и Таисия Федоровна Зятикова. Таисия Федоровна рассказывает, что 7 января 1942 года в их село зашли немцы. Отец с матерью быстро собрали детей, а их было 7, младшему 1 год, запрягли лошадь и ушли в лес. Обуты были в лапти, поэтому Таисия отморозила пятку. Утром вернулись в село. Почти все дома сожжены, жить негде. Поехали к родственникам в Малое Полпино. Там в одном доме ютились еще с 3 семьями. А в марте месяце их всех загнали в лагерь Дулаг-142. Поместили в бывшие мастерские завода. Там были 4–5-ярусные нары, люльки с детьми подвешивали под самый потолок. Дети падали и разбивались. Так случилось с ее маленьким братиком. Кормили баландой из непроваренной гречки два раза день. Детям 50 г, взрослым 100 г. Военнопленные приносили детям соль. Через 3 месяца их разместили в вагонах-телятниках и повезли в Западную Белоруссию, на станцию Столбцы. Постригли всех наголо и развозили по селам, где их разбирали местные жители для работы в хозяйстве. Детей раздавали отдельно от родителей. Особенно тяжелыми были дни, когда во время наступления наших войск немцы заехали на танках. Хозяева уехали. А ребятишки оказались на линии огня. Таисия с сестрами чудом выжили.

В архиве Марии Александровны мы нашли рассказ полковника Петра Петровича Сузика. Наши войска освободили Брянск и он с товарищами увидел на территории лагеря кладбище с ровными четырехугольными братскими могилами. При вскрытии могил установили, что все похоронены голыми. У всех пробиты черепа. Потом нашли еще одно кладбище, где насчитали 305 могил. Трупы были еле присыпаны, торчали руки, ноги.

Состоявший в переписке с Майоровым ст. лейтенант Василий Дмитриевич Шибков после тяжелого ранения был направлен на подмосковный бронетанковый склад, где участвовал в его передислокации на брянский военный завод.
Когда в декабре 1943 года Шибков со своей частью прибыл в Брянск на территорию бывшего военного завода, где немцы образовали Дулаг-142, перед ними предстала жуткая картина:

«Лагерь опутан был колючей проволокой в 2–3 линии, высотой до 3 метров. К дню приезда нашей части ранее направленная группа во главе со ст. лейтенантом Брагиным проделала огромную работу. Из трех хранилищ, где размещались военнопленные, демонтировали и выбросили на улицу доски 4-ярусных нар с огромным количеством клопов. Затем доски вывезли и сожгли. На всей территории процветала антисанитария, кругом мусор и грязь. На территории склада было кладбище наших военнопленных, где-то 100 на 100 метров. Это были братские могилы. В каждой было примерно 10–15 человек. На могилах были установлены таблички. Вместо фамилий столбиками написаны 5–6-значные цифры. Перед входом на кладбище была установлена арка. На верхней перекладине, на железном листе масляной краской была надпись церковно-славянским шрифтом: “Мир праху твоему”. Сколько было захоронено на этом кладбище, не знаю. Кладбище просуществовало где-то до 1946 года. Затем разровняли могилы на этой площади и был создан тарный склад, где освободившуюся тару из-под запчастей складировали в штабеля. Кроме этого, через кладбище была проложена железная дорога, на которой хранились бронепоезда. Личный состав склада располагался в хранилище, где во время оккупации находились охрана лагеря и управление. А отдельные офицерские семьи жили в землянках, здесь же, на территории склада».

Дулаг-142 был одновременно сборным, фильтрационным, пересыльным и трудовым лагерем. Таковым он оставался весь 1942 год, но в 1943-м функционировал как сборный пункт, откуда всех пригнанных в лагерь граждан, включая семьи предателей родины, отправляли в немецкий тыл. Мы по-прежнему очень мало знаем о Дулаге-142, о тех, кто был в нем замучен, и о тех, кто выжил. Николай Семенович Майоров сказал: «Приближается час, когда уже не лгут ни себе, ни людям». И наша задача этот час приблизить.

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде.









Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.