16.09.2021 | Нешкольная история

«Мир праху твоему». Часть 2

памяти узников пересыльного лагеря Дулаг-142

Дулаг-142 вначале создавался для военнопленных, но с марта 1942 года под тем же номером там заработал фактически второй лагерь – для мирных граждан. В него попадали жители близлежащих населенных пунктов, находящихся в зонах активного партизанского движения; семьи партизан из других населенных пунктов, арестованных по доносу местных предателей; молодежь, завербованная и мобилизованная на работу в Германию и оккупированные ею страны; семьи предателей Родины, спасавшиеся от возмездия со стороны советских патриотов, временно проживали в лагере в ожидании квартир в городе или других безопасных местах. Здесь же, в лагере, гестаповцы допрашивали тех, кого подозревали в связи с партизанами, после чего выносились приговоры: смертная казнь, тюремное заключение или содержание в лагере с привлечением к принудительному труду.

Вспоминает Мария Петровна Акимова: «Наша семья до войны жила по улице Красная, недалеко от сухарного завода. В начале войны отец и брат мой были призваны в армию. Я, мама и мой двухлетний сын с приближением фронта к Брянску закопали свои вещи и отправились на родину моих родителей в деревню Соботова Мякишевского сельсовета Выгонического района. Я стала работать счетоводом в колхозе. Председателем колхоза был Макар Иванович Чукалин, член ВКП(б). В оккупации мы жили артелью. Немцы не появлялись, а партизаны были часто. И вот летом 1942 года рано утром деревня была поднята. Немцы и полицаи окружили деревню, в деревне было 5–6 партизан, один из них подорвал себя гранатой, остальные ушли за Десну.

Всех жителей согнали на высокое место, окружили пулеметами и заявили, что немцы потеряли здесь 4 человека и за каждого будут расстреливать по 10 человек жителей.

Но в это время прискакали несколько конников и нам объявили, что все поедут на работу в Германию, только старосте разрешается взять свою семью, остальных погнали в Выгоничи, посадили в телячьи вагоны вместе с немецкими лошадьми и повезли. Возили долго, то на Гомель, то на Смоленск. Видно, были подорваны мосты. Затем разгрузили в Брянске и пригнали в лагерь на Урицком поселке. Нас загнали в барак, в нем были нары в пять ярусов, двери закрывали на замок, открывали только вечером, чтоб сходить в туалет и набрать воды. Сразу же набросились на нас вши, их были тысячи, горстями сгребали. Кормили один раз в сутки баландой, но вскоре мой сын тяжело заболел дифтерией и умер.

Было страшно смотреть на пленных, они были худые, оборванные. Более сильных куда-то водили на работы, гражданских нет. Видела, как у проволоки толпились граждане в надежде увидеть кого-то из родственников. Некоторые отчаянные приносили что-то из съедобного, часто овощи, свекольную ботву и перебрасывали через проволоку, люди набрасывались на это, часто давя друг друга, а охранники наслаждались этим.

У пленных евреев спереди и сзади были шестиконечные звезды, и часто немцы, развлекаясь, издевались над ними. В тележку насыпали песок и приказывали бегом везти ее по песку через лагерь, очень слабый обреченно падал, тогда пускали собаку, страх заставлял его подниматься и взяться за тачку. Отовсюду неслось “Шнелле!”, когда жертва падала основательно, кто-то из охранников подходил и добивал его.

Запомнился еще случай. Когда нас привезли в лагерь, недалеко от ворот стоял красивый здоровый мужик с палкой в руках и изображал игру на скрипке. Он до войны был музыкантом, а в лагере сошел с ума и вот изображал.

Где-то в августе–сентябре 1942 года в лагерь под усиленной охраной ввели военного, высокого роста, лет сорока, на брюках красные лампасы. Видно, ввели генерала, шел он прямо с улыбкой на лице. Кто-то крикнул: “Откуда?”, а он в ответ сказал: “Оттуда”. Видимо, местный понял его, охранники сразу схватили того, кто спрашивал, и избили его. А того пленного повели за бараки и вскоре послышалась автоматная очередь, видимо, убили человека. Убить человека для охранников было привычным делом.

Перед отступлением в 1943 году немцы нас выгнали из города в сторону Почепа. Здесь мы могли спрятаться и дождались наших войск. Вернувшись в город, увидели, что дом наш сожгли. Видно, полицаи постарались, так как семья числилась партизанской. Полицая, который рьяно охранял нашу семью, после освобождения судили на 10 лет, он отсидел и вернулся».

Из воспоминаний Александра Сергеевича Трушкина, уроженца села Куява Дятьковского района, 1929 г. р.: «Летом 1942 года немцы выгнали всё нетрудоспособное население села (было около 150 дворов). Женщин с детьми и стариков и погнали в Жиздру под охраной. Тех, кто падал в дороге, немцы добивали. В Жиздре нас погрузили в полувагоны, в которых возили уголь, и поехали в Брянск в концлагерь на территории рембазы. Нас загнали в здание у цеха № 7, у нас нар не было, спали на полу, ели что могли. Рвали траву, лебеду и что попадет.

Нас, мальчиков, водили под охраной в зеленое хозяйство, мы проводили прополку. Написанного учета не было. Примерно раз в неделю к нам в зону приходили военнопленные и убирали трупы. Пленных содержали отдельно, мы были отгорожены от них колючей проволокой. Видели, как пленных водили на расчистку путей после налетов нашей авиации. Наша семья (мама, я, брат и сестра) были в лагере месяца полтора. Нас вновь погрузили в вагоны и повезли в Белоруссию, куда-то под Молодечкино. На эшелоны напали партизаны, нас освободили, мы разбрелись по деревням, где и дождались освобождения».

Клавдия Фоминична Баркова жила рядом с лагерем. Она видела, как на небольшую площадку, огороженную колючей проволокой, загоняли умирающих от голода людей. На вышку, стоявшую в центре, забрались немецкие офицеры и оттуда бросали падаль. «Люди набрасывались на нее и падали. Эта жуткая картина доставляла немцам истинное удовольствие. Они громко смеялись».

Татьяна Алексеевна Мишина жила в 2 км от Дулага.

«Даже сюда, в район нынешней школы 46, доносились стоны пленных. Всю ночь, утро и вечер, когда замирала дневная жизнь, со стороны лагеря слышен был густой гул голосов: стоны, проклятия, предсмертные крики».

Брянский журналист В. Полозов в 1991 году напечатал в газете «Брянский рабочий» воспоминания нескольких узников Дулага-142, жителей Брянского района. Авторы одного из них – Мария Сидоровна Дивисенко, (1932 г. р.) и Михаил Сидорович Дивисенко (1935 г. р.). «Жили мы в поселке Крючки, недалеко от Нетьинки. Когда началась война, отец и старший брат ушли на фронт (отец в 1942 году пропал без вести). Почти вся молодежь из нашего поселка ушла в лес к партизанам. За связь с партизанами потом зверски замучили в Брянской тюрьме нашу сестру Антонину, 1923 г. р. В поселке остались самые беспомощные: дети, старики, женщины. Немцы и полицаи шастали по погребам и сараям, находили и отбирали остатки продуктов. А вскоре у нас в Крючках партизаны устроили засаду на немцев. Мы все попрятались, только услышали выстрелы. После того боя понаехало много немцев. Всех жителей поселка выгнали на перекресток, с двух сторон – пулеметы. Спрашивают: “Кто стрелял? Откуда? Из каких домов?” Мы молчим. Тогда стали поджигать дома. В последнюю хату загнали всех жителей, закрыли, облили керосином и подожгли. Страшно было: кто молится, кто просто криком кричит. А спасло нас чудо: с нами оказались родители одного полицая, он прибежал, открыл дверь, и мы все выскочили. Стрелять не стали.

Было это под Рождество, в самые морозы. Разбрелись по погребам, печки стали лепить прямо на улице. Как дотянули до весны, один Бог знает. Уже и огороды посадили, вдруг снова облава. Построили всех и пешком погнали в сторону Брянска.

Шли мы через Бежицу, Брянск, за Десну, где была железнодорожная ветка. Там погрузили в вагоны и привезли в поселок Урицкий. Мы увидели бараки, окруженные тремя рядами ключей проволоки и высокой стеной. Бараки были битком набиты людьми. Встретились здесь жители наших Крючков, Нетьинки, Глаженки. Содержали нас хуже последней скотины. Спали вповалку на голых нарах. В день давали кусочек хлеба с опилками пополам, черпак вонючего варева. За малейшую провинность били плетьми, но еще хуже приходилось пленным. Каждое утро их выгоняли на работу, а тех, кто уже не мог идти, тут же добивали. У нас на глазах забили палками опухшего от голода пленного; другого, который не мог подняться с земли, застрелили.

Умерших ночью от голода и холода, замученных, убитых по утрам кидали, словно дрова, на машины и увозили.

Тех, кто еще держался на ногах, тоже заставляли ехать, чтобы закапывать погибших. От них мы и узнали, что зарывали мертвых штабелями в оврагах. У нашей двоюродной сестры была двухлетняя девочка. Старались спасти ее. Но она умерла, и утром ее бросили в машину и увезли. Погибли и другие наши односельчане».

В нашем районе из выживших малолетних узников Дулага до наших дней дожили только двое: Мария Егоровна Чумичева и Таисия Федоровна Зятикова. Таисия Федоровна рассказывает, что 7 января 1942 года в их село зашли немцы. Отец с матерью быстро собрали детей, а их было 7, младшему 1 год, запрягли лошадь и ушли в лес. Обуты были в лапти, поэтому Таисия отморозила пятку. Утром вернулись в село. Почти все дома сожжены, жить негде. Поехали к родственникам в Малое Полпино. Там в одном доме ютились еще с 3 семьями. А в марте месяце их всех загнали в лагерь Дулаг-142. Поместили в бывшие мастерские завода. Там были 4–5-ярусные нары, люльки с детьми подвешивали под самый потолок. Дети падали и разбивались. Так случилось с ее маленьким братиком. Кормили баландой из непроваренной гречки два раза день. Детям 50 г, взрослым 100 г. Военнопленные приносили детям соль. Через 3 месяца их разместили в вагонах-телятниках и повезли в Западную Белоруссию, на станцию Столбцы. Постригли всех наголо и развозили по селам, где их разбирали местные жители для работы в хозяйстве. Детей раздавали отдельно от родителей. Особенно тяжелыми были дни, когда во время наступления наших войск немцы заехали на танках. Хозяева уехали. А ребятишки оказались на линии огня. Таисия с сестрами чудом выжили.

В архиве Марии Александровны мы нашли рассказ полковника Петра Петровича Сузика. Наши войска освободили Брянск и он с товарищами увидел на территории лагеря кладбище с ровными четырехугольными братскими могилами. При вскрытии могил установили, что все похоронены голыми. У всех пробиты черепа. Потом нашли еще одно кладбище, где насчитали 305 могил. Трупы были еле присыпаны, торчали руки, ноги.

Состоявший в переписке с Майоровым ст. лейтенант Василий Дмитриевич Шибков после тяжелого ранения был направлен на подмосковный бронетанковый склад, где участвовал в его передислокации на брянский военный завод.

Когда в декабре 1943 года Шибков со своей частью прибыл в Брянск на территорию бывшего военного завода, где немцы образовали Дулаг-142, перед ними предстала жуткая картина:

«Лагерь опутан был колючей проволокой в 2–3 линии, высотой до 3 метров. К дню приезда нашей части ранее направленная группа во главе со ст. лейтенантом Брагиным проделала огромную работу. Из трех хранилищ, где размещались военнопленные, демонтировали и выбросили на улицу доски 4-ярусных нар с огромным количеством клопов. Затем доски вывезли и сожгли. На всей территории процветала антисанитария, кругом мусор и грязь. На территории склада было кладбище наших военнопленных, где-то 100 на 100 метров. Это были братские могилы. В каждой было примерно 10–15 человек. На могилах были установлены таблички. Вместо фамилий столбиками написаны 5–6-значные цифры. Перед входом на кладбище была установлена арка. На верхней перекладине, на железном листе масляной краской была надпись церковно-славянским шрифтом: “Мир праху твоему”. Сколько было захоронено на этом кладбище, не знаю. Кладбище просуществовало где-то до 1946 года. Затем разровняли могилы на этой площади и был создан тарный склад, где освободившуюся тару из-под запчастей складировали в штабеля. Кроме этого, через кладбище была проложена железная дорога, на которой хранились бронепоезда. Личный состав склада располагался в хранилище, где во время оккупации находились охрана лагеря и управление. А отдельные офицерские семьи жили в землянках, здесь же, на территории склада».

Дулаг-142 был одновременно сборным, фильтрационным, пересыльным и трудовым лагерем. Таковым он оставался весь 1942 год, но в 1943-м функционировал как сборный пункт, откуда всех пригнанных в лагерь граждан, включая семьи предателей родины, отправляли в немецкий тыл. Мы по-прежнему очень мало знаем о Дулаге-142, о тех, кто был в нем замучен, и о тех, кто выжил. Николай Семенович Майоров сказал: «Приближается час, когда уже не лгут ни себе, ни людям». И наша задача этот час приблизить.

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде.