публикация:
Стенгазета
Автор: Ксения Столова. На момент написания работы ученица 10 класса, п. Висим, Свердловская обл. Научный руководитель Галина Николаевна Семенова. 3-я премия XXI Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Герои нашей работы – особая категория людей, приписанных в свое время к Демидовским заводам, – старообрядцы, или кержаки, как их называли на Урале. В ее основу легли воспоминания представителей кержацких родов: Тамары Васильевны Шипуновой (в девичестве Повольских) из поселка Висим и отца Леонтия (в миру Александр Федорович Колмогоров), протоиерея единоверческого храма Св. Николая Чудотворца в Нижнем Тагиле.
Кержаки получили свое название от реки Керженец в Нижегородской области, откуда они бежали на Урал. Часть осела в Больших Галашках, Висиме и Усть-Утке. Относятся они к одному из двух основных толков старообрядчества – беспоповству, отрицающему необходимость священства. Поповский толк признает необходимость священства. На Урале старообрядцы (кержаки) избежали ассимиляции с местным населением, многие из них до сих пор сохранили свою веру и обычаи.
От коренной жительницы Висима Тамары Васильевны Шипуновой мы многое узнали о жизни кержаков. Разговор с нею длился несколько часов, поэтому в нашей работе мы вынуждены поместить лишь выдержки из ее рассказа.
«Я родилась и выросла в поселке Висим, в семье старообрядцев, моя девичья фамилия Повольских. Родителей зовут Василий Анатольевич и Нина Ивановна. Оба работали в лесном хозяйстве, только папа работал главным лесничим, а мама главным бухгалтером. Кроме меня еще два брата: старший Сергей и младший Алексей. Мы жили в кержацком конце Висима. Все бабушки и дедушки с обеих сторон были старой веры: Гущины, Черемных, Комаровы, Кадниковы».
«Моего прадеда по линии матери звали Иппат Степанович Гущин. Он хорошо запомнился мне. Это был невысокий мужчина, плотного телосложения, с большой кудрявой окладистой бородой. Обычно одевался он в длинную рубаху-косоворотку, подпоясанную ремнем. В гости к нам приходил с корзиной яблок. У него был единственный в Висиме фруктовый сад, где росли яблоки и сливы. Забор был выше человеческого роста, сплошной. Прадед жил в богатом пятистенном доме со своей женой Ксенией Иосифовной из старообрядческого рода Черемных. Дом этот по улице Ключевская № 13 сохранился до наших дней. Теперь, к сожалению, он принадлежит другим людям. Иппат Степанович глубоко чтил кержацкие устои. Он не пил спиртного, не курил, был глубоко верующим. Семья прадеда считалась зажиточной, в доме стояла резная мебель, красивые этажерки. Росло двое сыновей: Михаил, имя второго не помню, и две дочери – Агриппина и Антонина, моя бабушка. Гущины все были очень грамотными, Агриппина работала учителем младших классов. Дом Черемных, откуда моя прабабушка, тоже был не из последних, посуда у них была из кузнецкого фарфора. Сейчас в нем находится Музей быта и ремесел.
Антонина Гущина вышла замуж за Ивана Киприяновича Ольховикова, тоже кержака. У них была большая семья – четыре дочери и сын, моя мама была старшей.
Хозяйство было большое: две коровы, лошади, куры… Кержаки не любили лентяев, даже среди своих. Если семья была бедной, значит, считалось, что они ленивые.
Мой дед, Иван Киприянович, был высокий, красивый и непьющий. Я считаю его образцом идеального мужчины, он был исключительно порядочным человеком. В юности он остался практически без средств к существованию, хотя у Комаровых со стороны его матери был приезжий двор. Поэтому его женили на Антонине – она была из богатой семьи. Ей тогда было 26 лет, а ему 25».
«По линии отца я принадлежу к роду Повольских. Откуда появилась такая фамилия – неизвестно, слышала и такое, что наши предки пришли на эту землю вместе с Ермаком с Повольского посада под Москвой.
У моего прапрадеда, Панфила Повольских, не было сыновей. А раньше у кержаков было принято, если в семье одни дочери, то брали в сыновья внука и оставляли ему в наследство дом и всё, что нажили. Так Анатолий, сын моей прабабушки Пестемеи Панфиловны и прадедушки Григория Вахромова, получил фамилию и отчество своего деда и стал называться Анатолием Панфиловичем Повольских. Он закончил церковно-приходскую школу, женился на Ксении Григорьевне Кадниковой, воевал в Первую мировую. Род Кадниковых – один из трех кержацких родов, поселившихся в Больших Галашках».
Тамаре Васильевне запомнилась история женитьбы ее дедушки, Анатолия Панфиловича, и бабушки, Ксении Григорьевны.
«Отец моей бабушки работал углежогом на Висимо-Шайтанском заводе, мать Анна была грамотным человеком, знала много духовных стихов, молитв и обрядов. У них было 10 детей, большое хозяйство. Сама Ксения была третья после старших сыновей. Образование родители ей не дали, о чем она очень жалела и обижалась на них за это. Из всех десяти детей ее одну не выучили. Но она знала алфавит.
Летом на престольные праздники вся молодежь наряжалась и шла на богомолье в горы. Там Аксинья (так Ксению звали в семье) и познакомилась с парнем по имени Калинка с деревни Мартьяново. Сговорились, что по осени пришлют сватов. Но бабушка была девушкой видной. На богомолье ее заприметил парень из Висима и сразу же прислал сватов. Бабушка же ждала других сватов, со слезами просила тятю с мамой не выдавать ее замуж за нелюбимого. Родители послушали дочь и отказали жениху. Но отказать можно было только один раз, потом слух о разборчивости невесты разлетался по округе, и женихи такую невесту обегали.
Вскоре после неудачного сватовства бабушку заприметили родственники моего деда. Рассказали ему, что в Больших Галашках есть подходящая для него невеста, высокая, красивая. Деда свозили в Галашки, показали девушку издали. Она ему приглянулась.
Решено было свататься. Рано утром из Висима приехали сваты. Бабушка еще спала, а была такая примета: если сваты застанут невесту спящей, то она, как говорили, “наша будет”. Аксинья проснулась от шума, вначале обрадовалась – может, это милый друг, но выглянув из-за занавески, поняла, что это другой, и судьба ее предрешена. Она первый раз видела этого парня, и он ей совсем не понравился. Анатолий Повольских был невысокого роста, щуплый, старше бабушки на шесть лет. Родители же были другого мнения — жених из старообрядческой семьи, единственный наследник, грамотный и серьезный. Сватовство состоялось.
Когда сватали невесту, приезжали ее родственники, замеряли в доме окна, печку — всё, где можно было вешать занавески, после чего всё это шили и приезжали развешивать перед свадьбой, чтобы на свадьбе все видели, какая невеста хозяйка. Этот обычай сохранялся до недавнего времени. Но на моей свадьбе это не соблюдалось, потому что я выходила замуж в Казахстане, откуда родом был мой будущий муж.
По обряду невесте сорок дней после сговора возили на лошадях пироги. Это называлось “кормить невесту”.
И каждый день из Висима за 20 км Анатолий вез пирог. Калинка, узнав, что Аксинью сосватали, хотел перебить жениха и тоже прислал сватов. Но пирогов было отвезено уже много и их следовало выкупить, заплатив за них немалую сумму. Семья несостоявшегося жениха не могла себе это позволить, таких денег у них не нашлось.
Забирали невесту из родительского дома на 21 лошади. Приданое еле уместилось в 7 сундуках. Брачили (женили) молодых в Висиме. На бабушке был расшитый позументом косоклинный сарафан, белая шаль с кистями, дутые золотые серьги и колечко с камушком (суперик). Это считалось очень богатой свадьбой.
Прожила она всю жизнь без любви, но с глубоким уважением к мужу, воспитали 10 детей (7 дочерей и 3 сыновей), младшим сыном был мой отец Василий. Умерла бабушка в возрасте 94 лет, пережив мужа на 9 лет. Она была очень волевой женщиной, все шли к ней за советом. Помню такой случай из моего детства. Однажды мы пришли в кулигу (расчищенный под поле участок) и там бабушка показала место, где у нее робеночек зарыт. Оказалось, что семья сеяла рожь, а у нее начались роды, бабушка родила тут в поле мертвого ребенка. И тут его похоронила.
А моего отца бабушка родила, когда ей уже шел 41 год. Она рассказывала, что как-то пошла убираться в хлев и прямо на соломе родила ребенка. Занесла в избу, замотала в тряпку и положила на печку. Дети в это время болели и грелись на печке. Когда бабушка вернулась из хлева, старшие дети ей говорят: “Мама, тут котенок пищит, выброси его, спать мешает”. А она им: “Так это я робеночка родила”.
Дедушка Анатолий Панфилович, был очень суровым, деньги бабушке не доверял, сам ходил в магазин, в доме его все звали тятя, очень уважали.
Прожили они 56 лет в согласии. Таких отношений я больше никогда в жизни не видела. Дедушка прошел всю Великую Отечественную войну, был контужен, потом потерял слух. А бабушка перед смертью не видела, она потеряла зрение из-за несчастного случая. Они так жили 10 лет: бабушка ничего не видела, дедушка не слышал. Но они жили в такой атмосфере дружелюбия, что, когда я к ним приходила, это чувствовалось везде: в каждом слове, движении… За всю жизнь они друг другу не сказали ни одного дурного слова. Бабушка умерла в возрасте 94 года, дедушка в 91.
Дедушка был единственным в семье атеистом. Когда умирал, бабушка насильно на него надевала крест, а он срывал его. Деда не стали отпевать по старинному обычаю.
Я еще молодой была. Участок земли у дома, в котором раньше жили бабушка с дедушкой, отдавали детскому дому, где я работала. Дети садили там разные овощи. Как-то я детей отпустила, сама стала лопатой править межу на месте, где была дедушкина мастерская, и нашла золотое кольцо. На нем стоял год – 1890. Это было как будто дедушка с бабушкой сделали мне такой вот подарок на свадьбу».
С начала XX в. старозаветного уклада придерживались уже главным образом представители старшего поколения. Тамара Васильевна тоже от коржацких традиций во многом отошла, но многое и помнит, поскольку окружали ее люди глубоко верующие.
«Из родных истинной кержачкой была жена моего дяди (старшего брата отца), Зоя Саввишна. Она знала все обряды, молитвы наизусть, крестила детей, лечила их от испуга, сглаза, давала травы. Перекрестила всю родню, была очень общительным человеком, праздновала все праздники. У нее была купель для крещения, младенца нужно было обязательно погружать полностью, “а то маканый останется”. После крещения даже самый беспокойный ребенок сразу засыпал. А в старости Зоя Саввишна сама себе сшила саван и подушку для погребения. Саван нельзя было шить на машинке, а только руками ниткой вперед.
Маму мою хоронили не в саване, в обычной одежде и обычном гробу. А раньше хоронили в домовине – колоде, выдолбленной из целого дерева, они стояли где-нибудь в сарае, заранее приготовленные. Домовина очень тяжелая, а вместе с покойником становится вообще неподъемной. Но по кладбищу к могилке ее все равно несут на руках. Не случайно есть поговорка о тучных женщинах: "Тяжелая, как колода". Над надгробием ставится деревянный восьмиконечный крест с голбцем (двускатной крышечкой), у богатых – мраморный столбик с крестом и нишей в восточной стенке, куда ставили лампадки и икону.
В прежние времена недалеко от Висима был скит. Когда человек чувствовал, что скоро умрет, то просил отвезти его туда.
Моя прабабушка Пестемея тоже перед смертью попросилась в этот скит, чтобы там причаститься и подготовиться к смерти, и Анатолий Панфилович отвез мать туда. Да еще нагрузил полную телегу разных припасов. Бедных людей в скиты не принимали, нужно было заплатить за очищение от грехов. Многие хотели бы вот так уйти в мир иной. Я ребенком была на том месте, тогда там стояли старые, уже полусгнившие киотки, и это был просто покос, открытое место и всё».
Родители Тамары Васильевны отчасти сохранили кержацкий уклад.
«Мои отец и мать соблюдали посты, ходили молиться в часовню и отмечали все духовные праздники. Дома родня собиралась в Пасху, Рождество, Петров день, Михайлов день. Мама в эти дни как-то особенно стряпала рыбные пироги, куличи, сама готовила сыры. Отец не пил и не курил. Ну, если совсем немножко пригубит рюмочку за компанию, а в стельку никогда не напивался. Любимым занятием у мужчин и женщин в конце застолья было за разговорами пощелкать кедровые орешки.
В 2005-ом мама тяжело заболела и решила исповедаться у наставника. Он специально приехал из Лебяжек (это район Нижнего Тагила), где молельный дом».
Тут надо сделать отступление: у беспоповцов священников нет, но есть наставники. Так называют старших членов общины, наделенных признанной мудростью и авторитетом, которых община избирает на служение Церкви.
«Когда мама умерла, молились о ней все три ночи дома. На сорок дней собирали милостыньку. Она называется “потайная”. Вешали на ворота всё, что может понадобиться: чай, платки, носки и т. п. Вешали и убегали. Человек выходил и забирал милостыньку.
Отпевали маму в молельном доме. После похорон до девятого дня мы туда приносили свои пироги и продукты, обязательно нужно было отобедать со служителями».
В конце Тамара Васильевна фактически подвела итог нашей встречи: «Сейчас я не особо чувствую, что я из кержацкой семьи. Я хожу в православный храм, считаю себя такой же православной как все, то есть большой разницы нет. Только единственное, к чему приучили меня, так это креститься двумя перстами. Но когда я вспоминаю о том, как надо, все-таки начинаю тремя».
Окончание следует
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде.
