Вот, среди прочих новостей, в основном, прямо скажем, не сильно успокоительных, пришла и еще одна: в немецком городе Мюнхене, в одной из больниц на 84-м году жизни скончался бывший мэр Москвы Юрий Лужков. Пишут, что проводили там операцию на сердце. Ну, и вот…
У большинства россиян вообще и у москвичей в частности историческая память, как говорится, развита так себе. Поэтому приходится вспоминать самому и напоминать другим о том, например, что покойный стал мэром столицы аж в 1992 году. Что указ о его назначении подписал первый президент России и что занимал он этот пост до 2010 года. Это долго. Но ведь не один он такой, мягко говоря.
Вспоминаются разные вещи. МКАД, Храм Христа Спасителя, «лужковская архитектура» с ее сказочными шпилями и башенками. Вспоминают о пчелах, которых он разводил, о капиталистке-жене, еще о чем-то…
Ну, и как часто это бывает, самым запомнившимся признаком и даже знаком этой безусловно яркой исторической фигуры оказался признак вроде бы вполне факультативный, безусловно внешний по отношению к важным личностным и биографическим фактам и качествам.
Застряла в исторической памяти кожаная кепочка, до подкладки и пуговок обглоданная шутниками нескольких поколений.
Вспоминается, разумеется, и последнее лето его градоначальствования, незабываемое лето 2010 года.
Да разве ж забудешь это лето с его смертельной жарой, с пожарами и с убийственным смогом на несколько недель, с многократно возросшей смертностью, с переполненностью городских моргов.
Стало ли это причиной отставки? Думаю, все же поводом. А скорее всего просто совпадением.
Так или иначе, но в сентябре того же года тогдашний как бы президент Медведев уволил Лужкова с поста мэра с удивительной формулировкой «в связи с утратой доверия».
Смерть человека бывает биологической или клинической. А бывает она и политической.
Как человек Юрий Лужков умер вот только что, а как политик он умер в тот миг, когда он «утратил доверие».
Две утраты: одна из них — начальнического «доверия», другая — уже без кавычек — единственной жизни. Какая из этих утрат фатальнее для чиновника? Бог его знает.
В те дни, когда Лужкова довольно брутально отодвинули державным локтем от казавшейся вечной должности, меня почему-то часто спрашивали, что я об этом думаю.
Но ничего я об этом не думал, если честно. Это были не мои игры, не моя это была драка. Никого из них я не выбирал — ни того, «кто», ни того, «кого». Что мне до того, что Медведев выгнал Лужкова по причине утраты его доверия. А я-то тут при чем? Не о моем же доверии идет речь!
Совершенно непрошено, но, кажется, кстати, вспоминается стариннейший анекдот про бракоразводный процесс, где муж объясняет суду, по какой причине он подает на развод со своей супругой. «Дело в том, — говорит он, — что моя жена меня не удовлетворяет». «Вот это интересно! — раздается голос из зала. — Пол-Одессы она удовлетворяет, а его, видите ли, нет!»
А что до «доверия», то с чего бы это вдруг меня, московского обывателя и приватного человека, стало интересовать доверие или недоверие к кому-то того, кто не так чтобы очень заслужил мое.
Да и вообще дело не в Лужкове и Медведеве и не в их пинаниях под столом, а в Москве, разумеется. Только в ней.
Москвы, моей Москвы, в которой я вырос, которую я знал и любил, мне никто уже не вернет. Ни тот, кто «вызывает доверие», ни то, кто его не вызывает.
Снова приходится уповать лишь на надежду. Надежду на то, что вырастет новое поколение, для которого этот новый ландшафт станет родным и привычным, что среди этих стекляшек, бусинок и хрустальных елочных висюлек они будут влюбляться и целоваться. А стало быть, полюбят, как миленькие, этот город. И причудливые явления под условным названием «лужковская Москва», а после и сменившая ее «Москва собянинская», станут для них своими, как своим был для меня тот город, которого уже не будет.
А также остается вопреки опыту и вообще здравому смыслу надеяться на то, что я еще успею увидеть того градоначальника, который станет все же думать именно о моем как москвича и гражданина доверии, а не о доверии бог знает кого.
Прощайте, Юрий Михайлович. Не поминайте лихом. Камней и палок в вашу спину я кидать не стану — не приучен. К тому же кидальщиков хватит и без меня.
Но и не стану я с умилением на лице махать вам вслед, пристально вглядываясь в вашу усталую коренастую фигуру и пытаясь разглядеть в толпе вашу вошедшую в историю знаменитую кепочку, покуда она совсем не растворится в нездоровом московском воздухе.
Источник:
inliberty, 11.12.2019,