публикация:
Стенгазета
Авторы: Дмитрий Вторыгин, Илья Хабаров. На момент написания работы учащиеся 11 класса лицея, г. Полевской, Свердловская область. Научный руководитель Людмила Сергеевна Панфилова. 3-я премия XX Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
ЕЩЕ НА ЭТУ ТЕМУ:
«Ах ты, доля, моя доля!..» Часть 1
В ноябре 1929 года в газете «Правда» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома», в которой провозглашался курс на принудительную коллективизацию.
К этому времени в семье героев нашего исследования, по словам Екатерины Степановны, «жизнь была налаженной. Живи да радуйся!» Дети подрастали, «хозяйство было справное»: лошадь, корова, куры, гуси во дворе. Мать, дочь и невестка Груша по дому со всем управляются. А тут беда – колхозы стали создавать!
«Коллективизация проходила с неимоверными трудностями, – делилась наша собеседница. – В колхозы силком загоняли».
По словам Екатерины Степановны, ее бабушка вспоминала период «великого перелома» в их жизни как тяжелейший: «Колхозы пришлось создавать вовсе не на базе машин, полученных от государства! Обещанные трактора колхозу никто не дал, и середняки должны были отдать в общее пользование своих коров и лошадей».
У крестьян-единоличников отбирали все орудия труда и передавали коллективным хозяйствам. Государство требовало от деревенского мужика пожертвовать колхозу даже домашних животных, а если человек не подчинялся, то их забирали насильно. «Люди плакали, расставаясь с домашними любимцами, и молили: “Только бы не попали в руки пьяниц и лодырей!” Если кто-то имел корову и лошадь, это вызывало злость и зависть. Бывало, что на своих же зажиточных соседей доносили, приравнивали их к “кулакам”». Потому «кулаком» мог оказаться любой трудолюбивый крестьянин.
«Каково было моей бабушке и ее детям, которые всё наживали своим горбом, надрываясь на тяжелой работе в поле, отдавать всё добро колхозу? Чтоб снова, как когда-то, почувствовать себя нищими и безлошадными?» – посетовала Екатерина Степановна.
По милости властей тысячи тружеников-крестьян, которые умели и любили трудиться, были силой оторваны от своей земли и своих собственных хозяйств.
Например, когда соседи Левашовых отказались вступать в коммуну, к ним в дом
«нагрянула колхозная голытьба, и все нажитое отняли. Увели со двора и коня, и корову». Людям даже не объяснили, что происходит. Просто приехали, просто отобрали, просто так нужно. Кому нужно? Спросить об этом боялись. Крестьяне, защищаясь от разграбления, забивали скот, даже устраивали поджоги. Левашовы так поступать не хотели.
Семья Левашовых – Николенко поневоле стала размышлять о вступлении в колхоз. На раздумья им дали три дня! Продумывали все варианты, выбирая меньшее из зол. Наконец, приняли решение. «Вступили, отдали лошадь. Отвели на общий двор вместе с упряжью. Теперь, если лошадь понадобится, надо было идти просить в колхозе. А там уж какую дадут, в зубы не смотрели!»
Самые бедные вступали в колхозы радостно, а другие поневоле, потому, что в противном случае рисковали лишиться надела или получить его далеко от дома. А то и вовсе оказаться «сосланными на край света».
Екатерина Степановна рассказала, что «жили колхозники на “трудодни” без всякой зарплаты, не имея права покинуть колхоз. Практически это было крепостное право, хуже, чем при царизме».
К этому времени на руках Ольги Павловны было уже пятеро внуков: по двое детей у сыновей Павла и Ивана да один у дочки Дарьи.
Приходилось трудиться и дома, и в колхозе. Толком с домашними делами не успевали – с утра до ночи работали в коллективном хозяйстве. За детьми тоже было некогда присмотреть. Хорошо, если у кого-то бабушки были. А если нет, дети росли без родительского пригляда или на попечении старших братьев-сестер. Малыши нередко болели, а то и вовсе умирали.
Хотя урожай 1931–1932 годов был достаточным, чтобы не допустить массового голода, потери зерна при его уборке были очень велики. Кроме того, нагрянула засуха. В итоге разразился массовый голод.
Как мы поняли, голод в СССР был вызван в большей степени искусственно. Он возник не только из-за сплошной коллективизации, но и в результате принудительных сталинских хлебозаготовок, когда был изъят практически весь произведенный и запасенный хлеб. Этот факт подтверждают и слова Екатерины Степановны: «Мама говорила, что хлебозаготовками мучили, колхоз весь хлеб отнимал. Ели мы, что придется. Люди просто умирали с голоду».
А как оплачивался труд колхозников? Ответ был таким: «В основном зерном. Деньгами платили не больше 1 рубля за трудодень, и то не всегда. Зерна давали 200 г на трудодень».
Мы сделали вывод, что люди жили в основном за счет своего участка, ведь на 200 граммов за трудодень не проживешь. Как пояснила научный руководитель нашей работы, для многих крестьян продажа полученного зерна стала главным источником дохода. Это подтверждает и Екатерина Степановна:
«В разных колхозах трудодень оплачивали по-разному. В некоторых вообще не давали ничего! Ни зерна, ни денег! Огороды были, вот на них рожь для себя и сеяли».
Про денежную плату наша собеседница вообще не сказала. Но мы сделали вывод, что какие-то деньги в семье всё-таки были, потому что услышали от Екатерины Степановны следующую фразу: «Промтовары мы чаще всего покупали в городе».
Она вспомнила, что в 1939 году ее отец Степан Иванович купил швейную машинку (но какую, не уточнила). По тем временам это было настоящее богатство!
Дарья Ильинична радовалась, что у них в семье появилась хоть какая-то возможность свести концы с концами. «Моя мама до этого шила чаще всего руками, как и все деревенские женщины. А тут такой подарок!»
В 1932 году в семье Дарьи и Степана родился еще сын Кондрат, а в 1936-м – дочь Екатерина, наш респондент и главная героиня нашей работы.
Быт крестьян был очень простым: в деревенских домах никакой особенной мебели – ничего, кроме столов и лавок. Ходило большинство колхозников в лаптях.
«Жили, конечно, бедно, но за трудодни всё же давали зерно, иногда и за деньги работали. Внуки пошли в школу. Учебники им купили. Ничего, притерпелись!» Как говорила Екатерине Степановне ее мама, перед войной они «стали жить много лучше».
А мы считаем, просто эти люди были рады, что их не репрессировали, как других, и как сумели приспособились к навязанному сверху образу жизни. Наша собеседница тоже называет предвоенные годы счастливыми, несмотря на массу бесконечных социальных потрясений и на невзгоды и беды, которые пришлось пережить ее родным. Нас это удивило.
Снова приведем воспоминания Екатерины Степановны Худяковой (Николенко), которой в тот период было всего пять лет: «На войну провожали папу и еще троих никутинских мужиков. Папа успокаивал маму: “У тебя детей всего двое, а у других трое–пятеро в дому осталось. Не тужи, проживешь! Я ведь ненадолго ухожу!”»
Вскоре на фронт ушли ее братья Павел Ильич и Иван Ильич Левашовы. «В деревнях остались старики да женщины, вот и вся рабочая сила. Подростки тоже, конечно, как могли, помогали», – рассказывала Екатерина Степановна. Она вспоминала и плакала: «Пахали на себе. Мама с тетей Грушей и еще двумя женщинами в три семьи пахали – плуг на себе тащили и пахали огороды. Работа по хозяйству, домашние заботы лежали теперь на бабушке». Ольге Павловне шел 62-й год. На одной из открыток, найденных в альбоме Екатерины Степановны, мы прочитали такие строки:
В железной печке пляшут тени,
Огонь разбуженный гудит.
И мать, уставшая смертельно,
На табуреточке сидит.
Безвольно руки опустила
В печали бабьей вековой,
И на щеке слеза застыла,
И взгляд как будто неживой.
Сейчас никто ее не видит,
Но утром снова встанет мать,
С лицом спокойным к детям выйдет
Войну и смерть перемогать...
По рассказам внучки, бабушка детишек любила, никогда не обижала. Она и по дому всё делала, и в огороде полола. «Наша бабушка заботилась, чтобы мы многому научились. Маме ведь было некогда, весь день в колхозе на работе. Баба Оля с нашей помощью и обед готовила, и во дворе прибирала, и в огороде мы с ней траву пололи. Бездельниками не росли!»
Мы поинтересовались, были ли у детей игрушки. «Да, игрушки кое-какие были. Помню, было у моих братьев два оловянных солдатика – один с флагом, другой с ружьем. Когда братья давали их мне поиграть, я этих солдатиков всегда на войну провожала. Плакала, причитала, просила скорей домой вернуться. А еще у меня кукла была, мне ее бабушка сама сшила. Я очень эту куклу любила, не у каждого такая была».
И немного подумав, добавила: «А еще у нас мячик был, резиновый. Его нам дядя Павел из города привез. Мячик был красно-синий с двумя белыми полосками посередине. Нам он нравился. Мячи-то ведь тоже не у всех были...»
С фронта приходили редкие письма. Степан Иванович сразу попал в действующую часть, в 153-ю стрелковую дивизию. Он писал: «Сколько же у этих гадов танков и самолетов! Но и мы не лыком шиты. Лупим по врагам от души!» Степан Николенко прошел один из самых трудных боев – бой на Волновахе, в 60 км южнее Донецка.
Екатерина Степановна обратила внимание на существование военной цензуры и показала нам конверты, помеченные печатью «проверено цензурой», а на отдельных бланках мы увидели пометки «ниже или выше черты не писать».
Несмотря на цензуру, Степан Иванович всё же посвящал родных в некоторые подробности. Он писал: «Почти вся наша дивизия погибла на поле боя. Кругом изувеченные и обгоревшие танки. В танках обугленные трупы бойцов. Их грузили на машины и отвозили хоронить в братских могилах. А всех выживших отправили в тыл на переформирование. Мы помогали санитарам подбирать раненых».
Приходили письма и от братьев Дарьи. Павел Ильич сообщал: «Отбиваем атаки. Фрицы всё наступают. Большие потери с обеих сторон. Как хочу увидеть вас, родные! Обо мне не волнуйтесь. Что судьбой предназначено, то и будет».
Чуть позже он написал, что его ранило в руку. Из письма стало известно: Павел не покинул поле боя, перебинтовал рану и остался у пулемета. Пролежав на излечении около месяца, Павел Ильич снова отправился на фронт.
В конце апреля 1945 года Степан Иванович сообщил: «С тяжелейшими боями дошли почти до Праги. В воздухе пахнет победой! За меня не беспокойтесь, здесь меня хранит ваша любовь. Привет детям. Скоро вернусь и обниму вас всех».
Он и не предполагал, что это была его последняя весточка родным.
Братья Дарьи Ильиничны – Павел и Иван – живыми вернулись домой к своим семьям.
А вот муж – Степан Яковлевич Николенко погиб в последние дни войны, 4 мая 1945 года, в местечке Шахи в 80 километрах от Праги, столицы Чехословакии. За мужество и отвагу он был награжден орденом Отечественной войны II степени. Дарья Ильинична осталась солдатской вдовой, ее дети – сиротами.
Продолжение следует
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде.
