Все меняется в последние дни настолько стремительно, что все сказанное только что немедленно начинает казаться сказанным в лучшем случае позавчера, а все написанное устаревает еще до того как — по слегка вычурному, но все же образному выражению наших не таких уж далеких предков — на бумаге высыхают чернила.
Перечислять события последней пары недель — а их было много и одно другого судьбоноснее — я не стану.
За складки и выступы оперативной памяти зацепляются какие-то фрагменты, кажущиеся случайными и пустяковыми. Но ведь зацепляются же!
Ну, например, пресловутый диван, на котором вынесли из избиркома Любовь Соболь, отказавшуюся покидать помещение. Один из чиновников вальяжно пошутил в том духе, что мы, мол, выносим не женщину, требующую справедливости, а всего лишь диван с клопами.
Шутка, прямо скажем, так себе, но в ней, как и во всех последующих на ту же лакомую тему, мне явственно почудилось что-то живо напоминающее об «инсектоидных» сказках Корнея Чуковского — то ли о «Мухе-цокотухе», то ли о «Тараканище».
Ну, и много, конечно, было шуток про клопов, в том числе говорилось и о необходимости вывести их из госучреждений, что бы это ни значило.
Разномасштабные события, повторяю, мелькают, не успев толком устояться в сознании, но ко всем вместе и к каждому из них в моей голове неизменно повторяется один и тот же эпиграф — две строчки из хармсовской «Елизаветы Бам»: «Давай сразимся, чародей! Ты — словом, я — рукой».
Накануне 27 июля я написал на своей страничке в фейсбуке: «Задержав Навального, они даже не приглашают нас прийти в субботу к мэрии. Они нас туда настойчиво и даже отчасти назойливо зазывают. Мне кажется, что такое усердие надо поощрить. Просто из вежливости».
А 27-го, в субботу, я был на улице вместе с очень многими — знакомыми, условно знакомыми, а в основном и вовсе не знакомыми москвичами и приезжими.
Я там был. И я очень этому рад.
Было ли страшно? Ну, в общем, скорее да — я человек не геройский и к телесным соприкосновениям с теми или иными проявлениями грубой физической силы не сильно расположен. Но я почему-то знал, что не пойти нельзя.
А вечером того же дня я написал, тоже в фейсбуке: «Похоже на то, что у этого режима в рабочем состоянии находятся только мускулы, действующие по своему собственному усмотрению, в полном отрыве от явно отключившихся мозгов. Вам когда-нибудь приходилось видеть, как по двору кругами носится свежеобезглавленная курица? Я однажды видел. В детстве. В деревне. Случайно. Больше не хочу. Хотя в тот раз это была всего лишь курица».
На следующий и пару ближайших дней интернет являл собой широкомасштабный, панорамный пейзаж после битвы.
И во всем разнообразном и сложном многоголосье звучали, конечно, и голоса, доносившиеся из кремлевской людской. «Полиция и в этот раз, — доверительно сообщил нам кто-то из этой медиа-дворни, — действовала предельно деликатно и точечно».
Фото- и видеообразцы беспримерной полицейской деликатности, которые мы в эти дни видели в количествах, поражающих воображение, свидетельствуют в том числе и о том, что представления о деликатности вообще и о предельной деликатности в частности у разных людей и социальных групп — свои, иногда поразительно не похожие друг на друга.
Что же касается «точечности», то и тут все более или менее относительно. Как, впрочем, и все в этом мире. У меня, например — как, уверен, и у очень многих других — эти впечатляющие картинки с выставки достижений полицейского искусства ассоциировались с чем-то скорее «ковровым», чем с чем-то «точечным».
Ну, а кто-то, какие-то, допустим, стихийные пуантилисты разглядели на этих эпических батальных полотнах лишь совокупность отдельных точек. Ну, всякое же бывает.
Да и точки, как показывает наш жизненный и чувственный опыт, вопреки неустойчивым школьным догмам бывают разные. Да, точки бывают разные, и даже, представьте себе, разных размеров, объемов и масс.
Такое вот, например, давнее воспоминание.
Седьмой, кажется, класс. Урок геометрии. Входит математичка Зоя Корниловна. В руках у нее странные деревянные предметы, крашеные стальной краской.
Предметы эти сами по себе вызывают не вполне объяснимое, но неизбежное оживление. Как и все, что хотя бы слегка нарушает или разнообразит безысходную монотонность учебного процесса.
«Какая это фигура, ребята?» — спрашивает у класса Зоя Корниловна, подняв над головой здоровенный треугольник, сколоченный из трех дощечек.
«Треугольник», — с некоторым подобострастием пищит со своего места отличница Наташа Панина, ябеда и подлиза.
Дальше был квадрат. Потом какой-то пенек, оказавшийся «цилиндром». Потом — брусок со смешным и трудно произносимым названием «параллелепипед». Дальше — куб. Пирамида. Конус.
За конусом — внушительных размеров, величиной примерно с глобус, шар с не очень, прямо скажем, геометрически безупречной поверхностью.
«А это что за фигура, ребята? Ну-ка!»
«Точка!»— выпаливает со своей задней парты шутник Шухов.
Все ржут, конечно. И я тоже. Потому что и правда же смешно.
Источник:
inliberty, 31.07.2019,
