публикация:
Стенгазета
Автор: Богдана Кантомирова. На момент написания работы учащаяся 10 класса, х. Перекопка, Волгоградская область. 3-я премия XX Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Середина ХIХ века. По выгоревшей от палящего солнца бесконечной калмыцкой степи движутся повозки, запряженные волами и лошадьми. На повозках нехитрый крестьянский скарб, необходимый для устройства на новом месте. Мужчины, женщины, много детей... Это переселенцы из центральных губерний Российской империи, еще недавно бывшие крепостными и отпущенные помещиками. Теперь они причислены по предписанию Астраханской палаты государственного имущества к числу государственных крестьян в станицы, созданные по Царицынско-Ставропольскому тракту.
30 декабря 1846 года император Николай I подписал Указ «О заселении дорог на калмыцких землях в Астраханской губернии». Выполнение Указа должно было решить ряд важнейших для государства задач: устройство малоземельных и безземельных крестьян путем их заселения на пустующие земли (с выделением им участков, пособия, с освобождением от уплаты налогов на 8 лет), приучение калмыцкого населения к оседлому образу жизни, создание и обустройство дороги, связывающей Кавказ с центром России, укрепление южных границ государства.
Одной из 44 станиц, принявших переселенцев, стала станица Торговая. К ней и были причислены государственные крестьяне Скрынниковы.
Согласно списку населенных мест Астраханской губернии в 1859 г. «Торговая (Зегеста), стан<ица> казен<ная>; при р. Зегесте. Число дворов 50. Число жителей 188 м<ужского> п<ола>, 197 ж<енского> п<ола>. Православная церковь, 1 училище». По ревизской сказке 1864 г. в станице Торговой числится мой прапрапрапрадед Василий Сергеевич Скрынников.
Крестьяне активно заселяли станицу. Здесь и благоприятные условия для земледелия, скотоводства, и обилие пресной воды, а в реках – много рыбы и раков. Селились крестьяне большими семьями. Вместе было легче обрабатывать выделенную землю (25 десятин на мужчину), выполнять крестьянскую работу, строить глинобитные жилища. Жизнь была очень тяжелой: летом – нещадная жара и выгоревшая степь – покуда хватает взора, астраханские суховеи, несущие неурожаи, а зимой – суровые морозы. Постепенно земледельцы приспособились к нелегким условиям жизни, стали заниматься скотоводством, посадкой огородов, поливать которые приходилось вручную из речек или вырытых в степи колодцев. Истинным чудом стало возделывание садов в суровых условиях Калмыцкой степи.
Но сады поднимались! Одним из первых, кто посадил сад, был Василий Сергеевич Скрынников.
А в самом начале XX века его внук, Сергей Павлович, женившись на местной девушке, переселился из Торгового в маленький хуторок Хара-Усун. Переселение давало больше свободы в занятиях земледелием, поскольку к тому времени Торговое было уже перенаселено, и крестьянам выделялась земля всё дальше от волостного центра.
Через несколько лет Хара-Усун стал известен в округе своими садами, превратившись в живительный оазис среди унылой и бесконечной степи.
Каждая из 14 поселившихся здесь семей посадила сад (половина семей носила фамилию моего предка, но степень родства была уже разной: как близкой, так и не очень). И мои прапрадеды вырастили тоже большой сад. Кажется, в нем было всё, что душе угодно: яблони, груши, вишни, сливы, тёрны.
Недавно в гостях у нас был бабушкин брат, дедушка Слава, и он рассказывал, что, по воспоминаниям его отца, мой прапрадед с братьями и сыновьями ездили на трех подводах в одну из губерний Центральной России. На телегах стояли большие деревянные ящики, лежала одежда и продуктовые запасы на две недели. За это время крестьяне должны были проехать более тысячи километров и вернуться домой с лесными муравьями: они были необходимы для улучшения почвы в саду, борьбы с вредителями сада и огорода: гусеницами, клещами, слизнями, ведь за один день муравьиное семейство способно собрать и съесть около двух тысяч вредных насекомых. Мне кажется, этот факт показывает, с какой любовью мои предки относились к своему саду.
Самое раннее упоминание в официальных бумагах о хара-усунском саде моих предков относится к 1943 году, все более ранние бумаги были уничтожены во время оккупации Заветинского района летом 1942 года. Хара-Усун относился к Федосеевскому сельскому совету. В «Похозяйственной книге основных производственных показателей хозяйств колхозников на 1943–1945 гг. Федосеевского с/совета Заветинского района Ростовской области» указаны виды домашней хозяйственной деятельности колхозников.
В хозяйстве Сергея Павловича и Акулины Лазаревны Скрынниковых указано 30 яблонь и 5 груш; другие деревья, по-видимому, не учитывались.
Если учесть, что поливались сады вручную, вода приносилась из речки, до которой было 200–300 м, или из колодцев-журавлей, можно представить, сколько нужно было труда, чтобы вырастить там деревья. Ведь кроме сада были посажены огород, бахча, зерновые культуры, в каждом дворе стояли коровы, овцы, козы, свиньи, жили кролики и птицы.
Сушили яблоки, вишню, мочили яблоки и тёрн, варили из вишни вкуснейшее варенье, обязательно клали в кадку с соленой капустой антоновку. Груши пекли в русской печи, сложенной прямо во дворе. Бабушка рассказывала, что когда ее бабушка или тетя вынимали испеченные груши, мгновенно налетали многочисленные внуки и расхватывали их горячими прямо из золы. То, что оставалось после внуков, тоже сушилось. Особенный вкус хара-усунских моченых яблок отмечали все, кому приходилось их отведать. Рецепт их, к сожалению, утерян.
Особенно прекрасны сады были весной. Летом и осенью груженные фруктами подводы отправляли в Калмыкию, Астраханскую область для продажи или обмена на необходимые в доме товары.
У Сергея Павловича и Акулины Лазаревны было 7 детей – 6 сыновей и дочь Мария. Старший сын, Александр, погиб в 1932 году, второй, Василий, – в 1941 году. На фронтах воевали все сыновья и муж дочери. После победы вернулись домой Гавриил, Стефан, Иван, Михаил. Жить в Хара-Усуне остался лишь Гавриил. А летом все обязательно приезжали в родной хутор. Первым делом нужно было проведать грушу. На ней были среднего размера круглые плоды, с одной стороны красные, довольно твердые, и сочные. Они были очень сладкие, и у всех – взрослых и детей – груша была любимицей.
До сих пор 70–80-летние внуки Сергея Павловича и Акулины Лазаревны помнят эти груши и считают их вкус и аромат самым восхитительным на свете.
Конечно, бабушка моя, одна из тех, кому посчастливилось попробовать эти плоды, не знает названия сорта. Это и немудрено: в то время крестьянам было известно лишь несколько самых распространенных сортов, среди которых яблони: антоновка, анис, грушовка, коричное, скороспелка; груши: бергамот, лимонка, тонковетка, очень распространенная и всегда урожайная черномяска. Собирая с внуками плоды, бабушка приговаривала: «Это анис, это антоновка, это медовые, это леденцовые…» В детстве, в 50-х годах ХХ века, моя бабушка играла со своей бабушкой Акулиной Лазаревной: приносила яблоко, и та должна была с закрытыми глазами сказать, с какой оно яблони. Ответ всегда был безошибочен.
Места в степи было очень много, и поэтому увеличение площади сада зависело только от возможностей ухода за ним. В семье было много детей и часть работы возлагалась на них. В старых садах тогда все деревья были огромными: раскидистыми и высокими, сильнорослыми и мощными. Яблони-кормилицы становились настоящими членами семьи. И отношение к ним было соответствующим.
Летом 1942 года у Сергея Павловича и Акулины Лазаревны, как всегда, жило много внуков. Шла тяжелая война, сыновья были на фронтах, их жены работали в колхозе «Комсомолец», детей 2–8 лет приводили деду и бабке на весь день. Однажды бабушка Акулина с самыми старшими внуками – Федей и Ларисой пошли за кукурузой, чтобы сварить ее к ужину; кукурузное поле начиналось сразу за садом. Прошли через сад, добрались до кукурузного поля, нарвали початков. В небе раздался гул, бабушка и дети подняли головы: прямо над ними летели два серебристых самолета. Бабушка, за ней внучка стали махать платками, Федя – картузом.
Вдруг гул сменился на более тяжелый, и бабушка увидела три немецких самолета, преследовавших советские. «Ложитесь! Скорее ложитесь!» – закричала бабушка. Все бросились в кукурузу.
Бомба упала в сад, на месте дерева была воронка. Двоюродная сестра моей бабушки Лариса, которой тогда было 5 лет, очень живо помнит эту картину. Помнит, как бабушка Акулина радовалась, что от бомбы пострадал сад, а не дети, которые были совсем рядом, на краю кукурузного поля. А дед пообещал посадить на этом месте новую яблоню.
Обычно с утра дети собирали яблоки, груши. А после обеда женское население садилось в сарае (погрéбке) с ножами. Женщины резали яблоки для сушки, высыпали их на чердак. Обрезки выносили коровам или телятам, так что производство было безотходным. А зимой все семьи варили из сухофруктов вкуснейший компот, пекли с ними пирожки, пили чай с вишневым вареньем. Жизнь была небогатой: на вкусности из магазинов денег не хватало.
В памяти хара-усунцев хуторок кажется островком детства, счастья, радости. После войны остался хутор, как и большинство деревень России, без мужчин. А вдовы продолжали растить детей, работая за себя и за мужа…
Дети вырастали и разъезжались. Матери старились, жизнь в глухой степной деревушке становилась всё труднее… Невозможно представить сейчас, но электричества там никогда не было. Печи топили кизяками – большими лепешками из овечьего навоза, воду носили из колодцев. Пришла очередь детей заботиться о женщинах, и матери с огромным трудом отрывались от родного гнезда. Собираясь вместе, хара-усунские, уже довольно пожилые женщины перечисляли: «Осталось 13 дворов, уехали те, те и те…»; «осталось восемь дворов, уехали…» и, наконец, «осталось три двора…» Пришло время, когда остался всего один двор – двор моей прапрабабушки – в 1964 году. Прапрадед к тому времени уже давно умер, потом умерли сын Гавриил и его жена, внуки жили далеко. И прапрабабушка перебралась к сыну в соседнее село.
Окончание следует
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде
