публикация:
Стенгазета
Текст: Ксения Раздобреева
«Угол», чье пространство – экспериментальный театр, а зрители преимущественно молодые люди, неожиданно поставил воспоминания дочери Сталина. История Светланы Аллилуевой звучит за столом – на парадоксально скудный пир приглашены все зрители. История без ностальгии по режиму «победителя в войне» и без эффектных кошмаров. Просто, душевно и оттого – страшно.
Молодой режиссер Иван Комаров, тяготеющий к совмещению реального и ирреального, находит и то, и другое в пьесе современного драматурга Юлии Поспеловой. Никаких атрибутов традиционного театра нет. Вместо сцены – длинный, накрытый белой скатертью стол, за которым сидят и актеры, и зрители. Имена ЕГО и ЕЁ не называются, хотя понятны всем. Не столько страх имени (для нового поколения очевидная рифма с Тем-Кого-Нельзя-Называть, главным тираном вселенной Гарри Поттера), сколько возможность сделать историю универсальной – ЕГО можно без труда заменить на ряд других имен, проще и мельче. Вместо диалогов – разделенный между двумя актрисами исповедальный текст воспоминаний. Вместо реквизита – настоящие вино, конфеты, вазы, живые цветы. Большая часть символов привычная – признак достатка советских времен в хрустале, революция узнается в гвоздиках, раскиданные по столу гранаты отсылают к Грузии, родине вождя. Упоминается, что ОН любил такие застолья с гостями. Чтобы зрители лучше погрузились в происходящее и сами стали действующими лицами, в начале звучит интернационал – кто-то встает вслед за актрисами, даже поет пару слов. Объединяет.
Актрисы произносят текст сидя за столом, стоя, обращаясь к соседям или друг к другу – максимально близко к зрителям, до прикосновения. Потусторонняя, эмоционально холодная первая – узкий луч сине-белого света подчеркивает мертвенную бледность лица, скупую мимику, сдержанные жесты. Монотонно звучат тексты «нежных-нежных» писем отца к дочери, события 40-х годов. Вторая актриса с короткой мальчишеской стрижкой говорит эмоционально, жестикулирует, разливает вино, ест конфеты, но не становится от этого более живой: та же мертвенная бледность и отстраненность.
Тиран показан глазами маленькой девочки, у которой было всё –кабинет «папочки», его «табачные поцелуи», крепкие объятия, стихотворения на праздники, когда «она не видела его, но знала, что он смотрит за ней». Восторг дочери перекликается с возникающим за столом чувством бесконечного страха от постоянного присутствия вождя в жизнях других людей. Только в отличие от этой девочки, зрителям дают сопоставить фразу «дядя Коля больше не приходил» со звуком выстрела и информацией на стене об обстоятельствах смерти Николая Бухарина. ЕЁ воспоминания подсказывают, что смертельный пир продолжался, хотя пустых мест за столом становилось все больше. И каждый опустевший стул – дело ЕГО рук. И к столу, за которым прямо сейчас сидят люди, подвигают деревянный стул с высокой спинкой. Потом ещё один. Выстрел – стул, имя, информация о смерти. -1 из застолья. -1. ЕГО стул тоже опустеет и ляжет на стол, ознаменовав конец пира и конец эпохи. Смерть витает в воздухе. Давно умерли и автор воспоминаний, и все герои. Но в этом полутемном зале они восстают.
После слов «Говорит Москва» в советское время обычно следовало важное сообщение. Спектакль свое сообщение о взаимодействии тирании и любви доносит в форме интерактивной лекции – для молодых зрителей история сталинской семьи не только повод провести параллели с настоящим, в котором многие люди за привычкой к власти и собственным благополучием не хотят видеть жестокой правды, но и урок истории. Болезненное обращение к этому прошлому и необходимость переработать опыт в искусстве чаще всего происходит через биографии приближенных к Сталину и ограничивается личными трагедиями людей (в том числе и Светланы в телефильме «Светлана» 2015 года). Казанский спектакль трагедию дочери превращает в инструмент для показа трагедии целой страны.
Пожалуй, главный вывод этого урока – любовь к человеку и умение человека кого-то любить не гарантирует ни доброты, ни безопасности. Даже для близких. Да, в Казани умер сын Сталина. Можно было добавить еще один стул, если бы он был за столом.
Дополнительно:
О команде, создавшей спектакль «Говорит Москва»:
Пьеса «Говорит Москва» драматурга Юлии Поспеловой основана на книге воспоминаний Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу», вышедшей в 1967 года. Драматург очень близка к источнику, а справочную информацию о героях воспоминаний и их судьбах добавила сухо и ёмко, подчеркивая документальность истории. Тексты Юлии Поспеловой отличаются особым ритмом, преимущественным рассказом от первого лица (почти монологом!) и большой долей документальности. Это всегда очень личные и доверительные беседы на самые сложные и откровенные темы, позволяющие зрителям не побояться и по-новому взглянуть на привычные вещи.
Такие тексты очень любит молодой режиссер Иван Комаров (ВТУ им.Щепкина, выпуск 2016 г.), соединяющий реальное и ирреальное в своих спектаклях. Именно он взялся ставить пьесу в казанской театральной лаборатории «Угол». До этого Иван ставил спектакли по современным пьесам на разных площадках – Центр им.Вс.Мейерхольда, Театральный центр на Страстном, в Крымском и Кировском театрах, но к драматургии Юлии Поспеловой обратился впервые.
Со сценографом Василиной Харламовой Иван Комаров уже работал вместе над спектаклем «Летели Качели» (Центр театрального мастерства), где ключевым моментом сценографии стала строгость оформления. В пространстве спектакля так же не было заданной точки общения актера со зрителем, как и в «Говорит Москва», и выверенность деталей и предельная функциональности сценографии была. Хотя художник Василина Харламова очень гармонично строит мрачные аскетичные миры на сцене, она не всегда придерживается сдержанной цветовой гаммы. Вспомнить хотя бы её инсталляцию, посвященную яркой «Алиsе» красноярского ТЮЗа – красочная, фантазийная, в волшебной стилистике спектакля и в то же время заставляющая на миг остановиться и задуматься о мире.
