18.06.2020 | Нешкольная история

Цена Победы. Часть 2

И помнить тяжело, и забыть нельзя

Мой прадедушка по материнской линии, Юрий Петрович Кизаев, родился в городе Горьком в 1938 году, куда семья его родителей переехала в 1935-м после смерти главы семейства, Николая Леонтьевича Кизаева. На селе стало жить неспокойно. В 1933 году снова стали раскулачивать. Прослышали о новых стройках и приняли непростое решение круто изменить жизнь. Переехали брат моего прапрапрадеда Федор Николаевич Кизаев с женой Ксенией, четырьмя детьми и матерью Евфимией Афанасьевной, прапрапрадед Егор Николаевич с сыновьями Петром и Кузьмой и дочерьми Евдокией, Екатериной и Ириной.

Федор Николаевич устроился на Автозавод им. Молотова бухгалтером, туда же устроились и братья ‒ Петр Егорович и Кузьма Егорович. Всем им дали жилье. Через год мой прапрадед, Петр Егорович Кизаев, 1915 г. р., женился. Его жена, Евдокия Михайловна Кизаева (Кучкаева), 1914 г. р., была родом из села Протасово Большеигнатовского района Мордовской АССР, откуда родом и сам Петр.

Петр устроился в колесный цех. Работа была тяжелая, после крестьянского труда непривычная, но Петр быстро освоился. Работал он хорошо, зарабатывал прилично, не выпивал.

Когда началась война, думали, что это ненадолго. «Шапкозакидательское» настроение закончилось быстро, стали приходить вести о погибших односельчанах. Родственники рассказывают, что Евдокия Михайловна задумала сделать аборт, она этого ни от кого не скрывала. Ее совестили и уговаривали ‒ ничего не помогало. Что толкнуло молодую, красивую замужнюю женщину на такой шаг? Страх войны? Аборты были запрещены законом, многие женщины умирали от операций, сделанных в подпольных условиях. Но дело было сделано. Сделано плохо. У Евдокии Михайловны начался перитонит и 6 октября 1941 года ее не стало.

В памяти ее трехлетнего сына Юрия день похорон сохранился на всю жизнь: «Помню, как в комнате стоял гроб на столе, я дотягивался только до покрывала, дергал и дергал, звал мать и плакал. Меня кто-то вывел на улицу. Я присел на крылечке, было очень тепло, я пригрелся на солнышке и уснул».

Уже осенью этого года над их домом стали летать фашистские самолеты, потом налеты стали регулярными. Немецкий самолет летел над Окой и поворачивал к Автозаводу, который был целью бомбардировок, как раз над Гаванью. Барак, в котором жили Кизаевы, находился в пяти минутах ходьбы от завода. Было очень страшно. Завод горел часто, взрывной волной выбивало окна в комнате. Выходить на улицу во время налетов было опасно ‒ многие погибали от автоматных очередей.

Жители, заслышав рев самолета, прятались в бане под берегом Оки, она служила им бомбоубежищем. Много смертей видел мой прадед в то время и даже привык к ним.

В декабре 1942 года Петра Георгиевича Кизаева призвали в ряды Красной Армии. Юрий Петрович, мой прадед, вспоминает: «День, когда провожали отца на фронт, 7 декабря 1942 года, я запомнил очень хорошо. Отец и Кузьма сидели почему-то в пустой комнате, наверное, они все вещи перенесли к Кузьме, пили что-то зеленое и закусывали жареными картофельными очистками. Я был очень удивлен, потому, что раньше не видел, чтобы отец пил. Мне хотелось есть, я попробовал очистки и меня стошнило. Отец просил Кузьму, чтобы он берег меня, Кузьма обещал. Потом провожали отца на вокзал. Помню огромное количество людей, я был на руках отца. Вдруг кто-то дал команду, и все побежали к своим красным теплушкам, а я испугался, заплакал и вцепился в отца еще крепче, Кузьме пришлось меня отрывать. Отец опять просил беречь меня, и Кузьма обещал, что всё будет хорошо».

Военный эшелон, в котором находился Петр Георгиевич Кизаев, отправился во Фрязино. Там формировались части для операции «Полярная звезда». После недолгого обучения бойцов послали на передовую. 8 марта 1943 года Петр Георгиевич Кизаев погиб у д. Сосновка Ленинградской области. В июле ему исполнилось бы 28 лет. Он захоронен на воинском кладбище деревни Ефремово Старорусского района Новгородской области.

Комнату, в которой мой прадед жил с отцом, отобрали сразу. Юрия забрал к себе Кузьма Егорович, брат отца. В его комнате, кроме него самого, жены Натальи и их четверых детей, жила его сестра Евдокия, которой исполнилось 14 лет. Спать Юрию и Евдокии Егоровне приходилось на полу, и они часто простывали из-за этого.

В 1943 году Кузьму Егоровича и его жену Наталью мобилизовали на работы, их детей забрала к себе мать Натальи. Ближе к весне Егор Николаевич с дочерью Ириной и внуком Юрием отправились в Протасово, где тоже сильно голодали, ведь у них там не было хозяйства. Дед Юрия плел лапти, Ирина ему помогала, этим и жили. Лето 43-го как-то протянули, питались травами, которые хорошо знал дед. Он научил маленького Юрия разбираться в них, и это знание впоследствии спасло ему жизнь.

В 1943–1944 годах в Мордовии усилился голод. Становилось всё труднее и труднее выживать.

Дед Юрия Петровича, Егор Николаевич, и его двенадцатилетняя дочь Ирина были сильно истощены. Они умерли в один день, 5 мая 1944 года. Никто не взял к себе ребенка пяти с половиной лет. Несколько дней до приезда его тетки, Евдокии, которой исполнилось 16, он провел в поле. И только то, что он знал съедобные травы, спасло его от неминуемой голодной смерти. С тетей Дусей, как он называл свою тетку Евдокию, они прожили в деревне до осени. Некому было им помочь. Когда вернулись с работ Кузьма Егорович и Наталья с детьми, то и Евдокия с Юрием приехали в город. Здоровье детей было подорвано. Зимой они заболели корью. Тяжелее всех перенесли эту болезнь Юрий и дочь Кузьмы Егоровича Мария. В городской больнице, куда перевезли Юрия, не нашлось детской одежды, ему дали платьице. Привезли его туда из инфекционной автозаводской больницы в тяжелом состоянии. Он был очень худ и слаб, совсем ослеп. Ослепла на один глаз и Мария.

Кузьма Егорович дал согласие на то, чтобы отправить Юрия в инвалидный дом. Ему казалось, что так будет лучше ‒ по крайней мере, не придется голодать. В зимнюю январскую стужу 45-го мальчика отвезли в Понетаевский дом инвалидов. Было так холодно, что медсестра боялась не довезти ребенка живым. Когда его принимали, то допустили много ошибок. Дату рождения записали: 15 марта 1938 г. вместо 30 декабря 1938 г. Юрий назвался Кизяевым, а не Кизаевым ‒ он не выговаривал слог «за». Отчество записали совсем другое. Вместо Юрий Петрович ‒ Юрий Моисеевич. Из-за этого Юрия Петровича Кизаева потеряли, не могли найти много лет ни Евдокия, ни Федор Николаевич, когда вернулся с фронта.

Двадцать детей, в основном из блокадного Ленинграда, находились в мрачных корпусах бывшего монастыря. Чуть раньше здесь жила в эвакуации Таня Савичева, автор знаменитого блокадного дневника.

Прадедушка вспоминает: «Дети были разного возраста, младше меня был только мальчик, который страдал водянкой и умирал от нее. Его поместили за занавеску. Он не мог лежать, всё время сидел, лежать ему не давал огромный живот, он кричал, но помочь ему было некому. Дети смеялись над ним. Вскоре он умер». Дети спали все вместе, чтобы было теплее. В первую же ночь умер мальчик по одну сторону от Юрия. В другую ночь умер мальчик по другую сторону. Медсестра сказала ему: «Через тебя сегодня смерть перешагнула».

На втором этаже располагался дом инвалидов для военных летчиков, калек, оставшихся без рук, без ног. За ними ухаживали две монахини, несли такой тяжелый крест.

Жилось очень голодно. Медсестра приносила ведро щей, и старшие их делили. Слепому мальчику доставалось не всегда.

Зимой к монастырю подступали волки. Дети со страхом вглядывались в темноту из окон, боясь, что волки могут добраться до них.

Летом прадед уходил на лужок и питался разной травой, какую знал. Он совсем потерял здоровье, испортил желудок, от чего страдал потом долгие годы.

На счастье Юрия, в сентябре 1947 года стали собирать безродных детей, детей-инвалидов и отправлять их в школы-интернаты. Его и девочку Софью отправили в Горьковскую полную школу слепых при Облоно.

Прадед очень обрадовался, узнав, что в школе учатся такие же, как он, незрячие дети. Он был рад своему месту в столовой, тому, что у него никто не отнимет еду, радовался простыням. Туда же в этом году привезли и Розу Ускову из села Ильинское Лукояновского района. Она тоже радовалась чистым простыням, о которых они в деревне давно забыли. Роза Ивановна и Юрий Петрович учились в одном классе, а став взрослыми, создали семью.

Во дворе школы была конюшня, гараж, бензохранилище, овощехранилище. Это всё военнопленные немцы построили. Их комендатура была как раз напротив школы. Прадедушка и прабабушка рассказывали: «Днем на работу их гоняли, увозили лестницу Чкаловскую строить. По вечерам летом слышно было, как они поют песни на своем языке, их проходная была напротив наших окон на той стороне проулка. Мы любили их слушать. Окна раскроем и слушаем. Так дружно и хорошо пели…»

Удивительно, что дети, у которых враг отнял здоровье, родителей, будущее, не испытывали ненависти к пленным. Но что думали пленные, глядя на этих убогих детей, пострадавших от войны? Может быть, они вспоминали своих, брошенных на произвол судьбы, детей, жен и матерей, которых сами жестоко предали, отправляясь сиротить чужих детей?

Юра очень скучал по своей крестной, Евдокии. Наконец, родные отыскали его. Тетя Дуся пришла в родительский день. Юрию приказали спуститься вниз, где сидели дети с родителями. Он рассказывает об этом так: «Вдруг я услышал: “Юра!” Я сразу узнал родной голос, но не понял, откуда он, бросился к двери, потом в другую сторону. “Молчите, – приказала директриса, ‒ Юра, подойди, посмотри, кого ты тут знаешь?” Кроме Марии Матвеевны, директрисы, были медсестра, уборщица и много людей из школы, родители.

Я не мог понять, куда идти, я почти ничего не видел, пошел почти на ощупь и больше догадался, чем увидел тетю Дусю, бросился к ней и разревелся.

Марья Матвеевна как поняла, что тетя Дуся на самом деле моя родственница, так и ушла наверх. А я всё расспрашивал про всех. Дядя Федя пришел через неделю, потом пришел и Кузьма».

Впереди у Юрия Петровича было еще много испытаний: полная слепота, несколько операций на глаза, которые ему вернули 3 процента зрения.

У моего прадеда, Юрия Петровича, талант. Он, почти незрячий, любит мастерить и ремонтировать технику, даже современную. Он всё время придумывает какие-нибудь приспособления, нужные в быту, и наверняка мог бы стать хорошим инженером. Но эту возможность отобрала у него война: из-за слепоты он всю жизнь проработал на щеточной фабрике им. Островского наборщиком щеток.

Как всё это можно было вынести? Из какого материала должны быть сделаны люди, чтобы выстоять и не сломаться, не озлобиться?

Продолжение следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде