04.06.2020 | Нешкольная история

Гибель в «бешеном доме». Часть 2

Последний бой моряков-дальневосточников

Леонид Дмитриевич Ёлшин вспоминает о тяжелых буднях солдат, нехватке одежды, обуви, продовольствия. «У меня за дорогу развалился валенок. Было уже утро, морозно. Люди отогревались в уцелевших сараях и скотных дворах, жгли костры, от которых помещения быстро наполнялись дымом. Из потрохов убитых животных, тушки которых валялись тут же рядом, вытапливали нутряное сало, варили мясо. Уцелевшие животные бродили по хутору в поисках корма. Моей первоочередной задачей было обуть свою правую ногу. А где взять валенок на передовой? Решил взять у того, кому он больше был не нужен. Пошел по селу, вижу – лежит, раскинув руки и ноги, моряк: шинель на груди распахнута, а под ней тельняшка. Труп замерз, окоченел – валенок не снимается. Пришлось взять убитого за правую руку и перевернуть ничком. Снова взялся за валенок, а он мороженный, никак не поддается. Что делать?

Своим финским ножом разрезал валенок от подколенной ямки до пятки – вот тогда я его свободно снял и тут увидел, что ноги убитого были обернуты новенькими портяночками. Кто он, как имя этого неизвестного героя? Вечная ему память! Спасибо, братишка, выручил ты меня – я снова обут!

Вернулся я в сарай, где мои друзья по Дальневосточному краю, Ткаченко и Федотов, по-прежнему сидя у костра, топили сало, угостили меня». К сожалению, в воспоминаниях нет ни единой привязки к тому, какого числа 2 стрелковая рота учебного батальона прибыла в колхоз имени Калинина. Ответ мы нашли в архиве Константиновского района. Здесь сохранилась газета «Социалистический Дон» за 14 февраля 1944 года, где наше внимание привлекла статья «Зверства в колхозе имени Калинина». Так вот, в этой статье повествуется именно о том, как немцы на танках ворвались неожиданно в уже освобожденный хутор и стали расстреливать танками и мирных жителей, и уставших бойцов. Было это 11 января ночью. А 12 января остатки 91 стрелковой дивизии всё же сумели отбиться от напавших фашистов. 13 января утром на подмогу прибыл учебный батальон, который находился в колхозе до вечера того же дня. «Сообщили, будто стало известно, что мы будем здесь ожидать подхода наших танков и тогда всех нас, танковым десантом, бросят в ту сторону, куда отошли фашисты, – продолжает Ёлшин. – Мы привели себя в порядок и стали готовиться к предстоящему бою. Я пополнил свой боевой запас ружейными патронами с черной головкой – трассирующими, ими хорошо стрелять в темноте: видно, куда летит пуля. Наконец, под вечер, так и не дождавшись танков, дали команду: “Вперед!”».

Таким образом, в сторону Лисичкина выдвинулся предположительно 91 стрелковый полк 33 гвардейской дивизии. Проанализировав внимательно воспоминания ветерана, мы решили, что с большой долей вероятности кровопролитный бой, о котором жители Лисичкина не забыли до сих пор, принял на себя именно этот полк.

Местные жители вспоминали, что моряки вышли из-под бугра и наткнулись на немецкие танки, замаскированные в скирды. Моряки были плохо вооружены и измождены. И не удивительно, они ведь приняли бой в Калинине.

Об этом свидетельствуют воспоминания Ёлшина: «Ускоренным шагом, по открытой местности идем по следам недавнего боя. Я заметил обгоревший труп нашего солдата, попавшего, вероятно, под огнемет фашистского танка и подумал: “Неужели и меня ждет такая участь? Эх! – думаю – умирать, так с музыкой! У меня же две гранаты, вторую – на критический момент”. Наткнувшись на передовой отряд танков противника, наша 2 рота учбата, действуя на левом фланге 91 гвардейской стрелковой дивизии, завязала бой с фашистскими танками. Поначалу страха, кажется, и не было совсем, но когда по нам хлестанули длинные пулеметные очереди трассирующих пуль, а за ними послышались стоны первых раненых, пришло и осознание хрупкости жизни в ужасающей реальности происходящего. Рельеф местности в том районе складчатый, нас выручила балка, к которой мы отошли. Тогда противник стал бить по балке бризантными (шрапнелевыми) снарядами. Мы вынуждены были покинуть балку и с противотанковыми гранатами на боевом взводе, по-пластунски, ползти под гусеницы огнедышащих монстров. Бисером трассирующих пуль светилась ночь. Темнота, мешающая противнику выследить нас, ползущих, не играла на руку и нашим расчетам ПТР. Кроме темноты, существенной помехой для ПТРовцев стал еще и степной ковыль, значительно уменьшавший обзор, поэтому расчеты ПТР вынуждены были вести огонь, стоя в полный рост, с плеча второго номера. Бронебойщики ударили и первый вражеский танк вспыхнул. Уже в скором времени прямые попадания бронебойщиков заставили вражеские танки отойти за перевал к хутору Лисичкин.

Перед перевалом командование стрелковой роты собрало воедино всех оставшихся бойцов и вновь кинуло роту в атаку. Перевалив через хребет местности, мы попали под шквал огня танков, стоящих на окраине хутора. Пехота залегла.

Совсем недалеко впереди меня разорвался снаряд. Поверх меня летели осколки вместе с пулеметными очередями трассирующих пуль. Краем глаза, справа от себя, я заметил, как какой-то солдат вскочил и тут же упал, послышались глухие стоны. Подали команду: “Отойти на исходный рубеж!” Тут я осмотрелся: все полы моей шинели были в дырах от пуль, но я не был даже задет. … Наша рота, точнее то, что от нее осталось, вновь пошла в атаку. Мы заняли хутор Лисичкин».

Всё сошлось: и воспоминания местных жителей, и воспоминания ветерана. Ночью 14 января немцы обрушили всю мощь своих танков на бойцов 91 гвардейского стрелкового полка. Скорее всего, им удалось сразу после сражения добить раненых, иначе как можно толковать те факты, о которых говорили местные жители: раздетые донага бойцы, изрубленная рука, выколотые глаза. Заинтересовала и фраза из воспоминаний Ёлшина: «Я узнал друзей по фотографиям, которые мне показали ребята, побывавшие на поле боя и подобравшие их». Этот факт может объяснить воспоминания Таисии Бодряковой: «Бойцы лежали как-то странно, кучками по 5–6 человек». Вероятнее всего, вернувшиеся на поле боя выжившие гвардейцы пытались собрать погибших товарищей, а также взяли для идентификации личные вещи.

Всё это подтверждает и С. Мирзоян в своей книге «Сталинградское зарево»: «10–11 января в районе хутора Лисичкина противник сосредоточил мотополк пехоты и 50 танков, чтобы выбить нас и открыть, таким образом, фланг 2-й Гвардейской Армии. Дивизия перешла к обороне на рубеже р. Кагальник – хутор Кондаков – хутор Ермилов – колхоз имени Калинина – хутор Савельев. В эти дни противник неоднократно атаковал части 91-го, 84-го Гвардейских стрелковых полков. Ему удалось прорвать первую линию обороны дивизии в трех километрах западнее хутора Ермилова и колхоза имени Калинина. Но 12 января противник был выбит, а с 15 января дивизия снова перешла в наступление и ночью, овладев важным рубежом – хутором Лисичкиным, вышла к реке Северский Донец».

Очень не хотелось немцам терять важные рубежи. С 14 по 18 января продолжались кровопролитные бои за маленький донской хуторок. Лишь 18 января, когда подоспели «Катюши», немцы спешно покинули хутор.

Естественно, что несколько боев, произошедших в этот период, перепутались в памяти местных жителей. Одни из них хоронили бойцов 91-го стрелкового полка, другие – 84-го стрелкового полка, третьи – танкистов 128-го стрелкового полка. И каждому, конечно, запомнилось свое. Лишь только так можно объяснить столь различные воспоминания местных жителей о боях в Лисичкине.

В 2017 году мы узнали, что в хуторе Лисичкине на протяжении многих десятилетий действовал школьный Музей боевой славы. Его руководитель Мария Капитоновна Папаримова вместе со своими учениками искала родственников погибших солдат по всему Советскому Союзу, устанавливала имена, в том числе и погибших моряков. К сожалению, после смерти Марии Капитоновны музей растащили, а архив пропал. Позже он частично всплывал и у нас в районе, и в соседнем Усть-Донецком. Так вот, разбирая неучтенные архивы нашего школьного музея, мы наткнулись на ничем не примечательный старый альбом, на котором было написано: «Письма и отклики родственников». Когда мы начали вчитываться в пожелтевшие от времени листочки, то поняли, что это часть архива Марии Капитоновны. Так нам стали доступны письма родственников Павла Наумовича Мальчикова, Николая Петровича Федотова, Алексея Павловича Федчуна, Егора Степановича Шпилевого.

Сестра Павла Мальчикова стала первой, с кем удалось наладить связь Марии Капитоновне. От нее она узнала, что родился Павел в 1917 году в Самаре. Призывался на фронт Шадринским РВК Челябинской области. Служил на Тихоокеанском флоте. В 1942 году его в числе других моряков-дальневосточников отправили на пополнение 33 стрелковой дивизии. Так он стал гвардейцем. Служил в звании гвардии рядового в 91 гвардейском стрелковом полку. Его жизнь оборвалась в том самом бою.

Мы держали в руках пожелтевшие листочки писем от Ксении Наумовны и как будто переносились мысленно в то время, когда они были написаны.

Сестра Павла Мальчикова писала в 1970 году: «Милая Мария Капитоновна, сообщаю вам о том, что получила ваше письмо и фотокарточки братской могилы, которая опять всё во мне сильно растревожила, конечно, не обошлось без слез. Была я в городе Куйбышеве (так Самара, родной город Павла Мальчикова, назывался в советское время – Г. Р., О. К.), где жил и работал, откуда и взяли в 1939 году в армию моего брата Павлика Мальчикова, и там все родные и знакомые были растревожены вашим письмом и фотоснимками братского памятника. Вот и вспомнили мы его все, все, кому он был близким, родным и знакомым. Мария Капитоновна! Вы пишете, что их очень и очень много там погибло, особенно моряков, где и был мой брат Павел. Меня интересует еще то, что где же это можно увидеть его фамилию, имеется ли это на памятнике, мы этого не видим или просто где-то отражено списками».

Берем в руки следующее письмо – от сестры Николая Федотова Екатерины Петровны от 8 апреля 1967 г. Родился Николай в 1918 году в Новосибирской области, Куйбышевском районе. Семья Николая жила и работала в совхозе «Отрадненский». Он был единственным мальчиком в семье, еще у него было 5 сестер. Николай был призван в армию в 1939 году. Попал на Тихоокеанский флот. Это именно он был другом Леонида Дмитриевича Ёлшина и погиб в том же страшном бою на глазах у друга –прямым попаданием снаряда его разорвало на куски. Читать письмо старшей сестры спокойно невозможно: «Здравствуйте, дорогие ребята! С большим и сердечным приветом к вам его сестры. Спасибо за письмо и за то, что вы сообщили нам о нашем брате, погибшем в войну. Отца у нас не стало, он скончался 23.03.67 г. Письмо его не захватило, и как бы он был счастлив, что о его сыне заботятся. А то он говорил: “Неужели его не похоронят добрые люди?” Он так и помер, не узнав о нем ничего. Мы же, сестры, очень благодарим вас за то, что вы позаботились о нашем брате, не забывайте его». Если б только знала она, как добрые люди – мальчишки, девчонки, старики и старухи хоронили погибших солдат в 30-градусный мороз, как снились им потом молодые лица погибших моряков!

Еще один моряк, Егор Шпилевой, родился в августе 1911 года в станице Фастовецкой Тихорецкого района Краснодарского края. Был призван на фронт в 1941 году. Последнее место службы – 91 гвардейский стрелковый полк 33 гвардейской Севастопольской дивизии, служил в звании гвардии рядового, стрелок. Погиб в бою у хутора Лисичкин.

В 1970 году юные следопыты смогли найти семью Егора Степановича. Его жена, Екатерина Васильевна Шпилевая, прислала письмо, в котором рассказала, что Егор Степанович до войны работал заведующим конефермой. Действительную службу в армии не служил, но ежегодно призывался на военные сборы, причислен был в морфлот. «После ухода на фронт наша территория была оккупирована немцами, знаю, что первоначально был направлен в город Куйбышев, а потом попал на пополнение под город Сталинград, и так как мы были оккупированы немцами, больше писем от него не получала. А после освобождения нашей территории от немцев я подала в розыск и узнала, где он погиб и похоронен. Я работала в колхозе рядовой, сейчас пенсионерка, получаю 16 руб. в месяц и так живу помаленьку». Писем от семьи Шпилевых было много. Так как у Егора Степановича осталась дочь, то род его не прервался. Живут и сейчас в Краснодарском крае внуки и правнуки погибшего моряка. А жена и дочь приезжали на могилу отца в 70-е годы прошлого столетия.

А вот письмо от брата Александра Федчуна – Виктора Павловича – от 20 декабря 1967 года: «Привет из Сибири. Здравствуйте, Мария Капитоновна и дети вашей школы! С большим приветом к вам брат погибшего брата в 1943 году при освобождении хутора Лисичкина. Мария Капитоновна, вы уж меня извините за долгое молчание. Доехал я домой хорошо. 8 ноября был уже дома. Много было радости от моей поездки, но слез еще больше. Все родные и знакомые смотрели фотографии». Александр Федчун родился в г. Нижнеудинске Иркутской области. Призывался в армию в 1939 году. Служил на Дальнем Востоке на Тихоокеанском флоте. В звании гвардии рядового воевал в 91 гвардейском стрелковом полку 33 гвардейской Севастопольской дивизии. В Нижнеудинске жили его отец Павел Степанович Федчун, мать, сестры и младший брат. Более двадцати лет семья не знала о месте гибели родного человека. Читали мы эти письма, и более всего в этих написанных с большим количеством ошибок письмах поражало чувство безграничной благодарности к людям, которые не остались равнодушными к судьбе их близких.

В каждом письме родственники обещали прислать фотографии своих сыновей, братьев, отцов, но фото не было нигде. Говорили, что их Мария Капитоновна передала на хранение в соседний район, но там нам сказали, что ничего нет. Но мы верили, что эти фотографии всплывут обязательно и тогда множество пазлов этой истории сложатся в одну картинку.

Только летом 2018 года эта история завершилась. Наконец-то были найдены пыльные и потрескавшиеся фотографии защитников хутора, в том числе и вышеназванных моряков. Всё это время они пылились в клубе хутора Лисичкина.

Увидели мы их совершенно случайно. Конечно, тут же забрали их, отсканировали, улучшили качество. С фотографий на нас смотрели молодые ребята, которые так навсегда и остались в своем времени. Большинство из них не успело жениться, родить детей, посадить дерево, построить дом. Но вопреки всему в маленьком степном хуторке их помнят и чтут. Увековечить память павших решили местные казаки в 1997 году. Крест сварили из железнодорожного рельса, якорь взяли со списанной баржи. Устанавливали вместе с жителями Лисичкина. Наконец-то все они вернулись из небытия, и история их последнего боя была восстановлена.

Итак, история завершена, все пазлы сложены в одну страшную, трагическую картину. Ответы получены. Самое главное то, что восстановлена историческая память. Теперь мы имеем полную доказательную базу того, что моряки действительно были, что не зря местные жители поставили на месте их гибели крест с якорем.

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде