Когда в наши дни произносят слово «самиздат», то по умолчанию представляется нечто крамольное, запретное, героическое, выходящее за тесные рамки «разрешенного».
Это более или менее так и есть, разве что только степень героичности была разной.
Но наряду с самиздатом, так сказать, почтенным и респектабельным, за который очень даже можно было «получить» и который впоследствии стал нарядно и многотиражно издаваться, переиздаваться, трактоваться и исследоваться, существовал самиздат вполне вроде бы маргинальный, хотя по степени распространенности среди народонаселения он существенно превышал тот, «магистральный».
В 70-е годы, характерные в том числе смутной и слабо оформленной, но властной потребностью к просвещению и знанию, что бы под ними ни подразумевалось, потребностью, усугубленной отчетливым книжным голодом и осенней унылостью обрыдлого советского «культпросвета», необычайной популярностью пользовались перепечатки каких-то лекций, где-то кем-то и для кого-то прочитанных, кем-то записанных на магнитофонную пленку, кем-то напечатанных на машинке, а кем-то перепечатанных и пущенных в вольное плаванье.
О чем были эти лекции? Моя память сохранила только какие-то мятые листочки со слеповатым шрифтом, где речь шла о неопознанных летающих объектах, и другие листочки, где про индийскую йогу и прочую восточную духовность.
Отдельную роль играли машинописные листки, имевшие широчайшее хождение среди девушек-старшеклассниц или учащихся профессионально-технических училищ.
Это были сонники. Мне несколько раз удавалось подержать их в руках и даже заглянуть в их, так сказать, содержание.
Эти тексты с их вполне оригинальной поэтикой, с их своеобразной лексикой, фразеологией и синтаксисом, не менявшимися, как мне показалось, с XIX века, с их наивным, но несомненным лиризмом послужили однажды жанровым прототипом к одному из моих поэтических текстов.
Мой давний товарищ, коллекционер всего свете, зная такую мою тягу к подобной художественной продукции, показал мне однажды недавнее свое приобретение — довольно толстую книгу, напечатанную, кажется, еще в XVIII веке. Книга называлась «Трепетник» и вся состояла из огромного количества отдельных фраз, каждая из которых начиналась со слов «Аще затрепещет…»
«Аще затрепещет» — это в переводе на современный русский язык значит «если зачешется».
После каждого «затрепещет» следовало название той или иной части или точки человеческого тела, а также того или иного внутреннего органа. А после этого — что это, собственно, значит.
Ну, типа «если зачешется большой палец левой ноги, то соседская курица забредет на твой огород». Ну, или твоя — на соседский. В общем, что-то в этом роде.
Книга была о том, что у каждого «трепетания» есть свое значение и не следует чесаться бездумно, чесаться надо со смыслом и с осознанием своей связанности с природой и с миром людей.
Я же читал эти самые «аще затрепещет» как чистую поэзию, уже тогда зная, что чистой поэзией способен стать любой текст, если из него тщательно выпарить прикладную, служебную функцию.
Так же я, когда удавалось, читал и сонники, провоцировавшие меня на конструкции типа «вместо меда говна поел — мечта сбудется».
Почему я вдруг вспомнил и заговорил о сонниках и трепетниках?
Я знаю, почему. Могу сказать.
Потому что эти жанры, когда-то игравшие в народном сознании безусловно сущностную роль, а постепенно ставшие, как это обычно и бывает с жанрами, фольклором, вновь обретают свою первоначальную магическую силу или, точнее сказать, правоту. Или — еще точнее — право на интерпретацию.
Степень сюрреалистичности всего того, что происходит в наши дни в политической или общественной жизни, такова, что формулировать свои собственные ощущения в сколько-нибудь рациональных терминах и категориях как-то не очень получается. То есть мы по привычке и по инерции все равно это делаем, но скорее не для того чтобы что-то объяснить, а чтобы, так сказать, не терять в этих обстоятельствах с таким трудом обретенной способности адекватно реагировать на все возрастающую неадекватность всего того, что вокруг нас.
На постоянно возникающий изумленный, но беспомощный в своей безысходной риторичности вопрос «Что сей сон значит?», могли бы дать вполне определенный ответ толкователи снов, грез и видений.
Фрейд Фрейдом, а припасть время от времени к незамутненным источникам совершенно необходимо.
Ну и, конечно, в этой ситуации был бы необычайно актуален квалифицированный интерпретатор всех наших «трепетаний», умеющий объяснить, что день грядущий нам готовит, если сегодня один из нас левой рукой нервно почесывает мочку правого уха, а другой — правой рукой мизинец левой.
Источник:
inliberty, 06.12.2018,
