Если о своем пребывании в детском саду мои респонденты почти не вспоминают, то о школе говорят все. Рассказывает Василий Михайлович Шалгинский: «В школу до 4 класса я ходил на Уксусном. Школа располагалась в двухэтажном здании. В этом же здании находилась контора промартели, медпункт. Занимались с керосиновыми лампами, так как электричества тогда еще не было. Отопление было печным. Дрова возили на лошадях. Тетради нам выдавали, учебники передавали от старших к младшим, они были старые, потрепанные. Писали чернилами в школе, а дома – разведенной сажей. Бумаги мало было, не хватало, так писали на книжках. В книжном магазине я покупал книжечки подешевле, например, про растительность или что-то подобное. В этих книжках между строк и писал. В 4 классе мы сдавали экзамены по всем предметам. После четырехлетки, уже в конце войны, я продолжил учебу в Пушкинской школе».
Об учебе в школе поселка Уксусный (и не только об учебе) вспоминает Мария Дмитриевна Прялухина: «В 3-м классе нас было 10 девочек. Кроме учебы, нам, конечно же, хотелось чем-то занять себя. И тогда мы после учебы в классе маршировали и строили “пирамиды”.
Что такое “пирамида”? Я и еще одна девочка хорошо делали “мостик”. На нас вставала моя соседка по парте Сима Елизарова. В руках она держала плакат, два свешивающихся конца которого держали внизу еще две девочки. Что на нем было написано – не помню. Перед нами стояла еще одна девочка и показывала что-то спортивное.
А откуда мы этому научились? Моя старшая сестра была вожатой в железнодорожной школе и носила в портфеле журнал “Вожатый”. И однажды показала мне этот журнал. Вот по этому журналу мы и учились маршировать и “пирамиды строить”».
Четвертый класс Маша и Сима Елизарова окончили на отлично и с похвальными грамотами. Дальше им предстояло учиться в школе Пушкина. Мария Дмитриевна хорошо запомнила первый свой визит в ту школу: «Вход был сразу со ступенек. В первый коридор зашли, там Пушкин во весь рост нарисован. Стоит, полы пальто ветер раздувает, волосы каштановые ветер треплет. С правой стороны плакат большой с надписью: “Здравствуй, племя младое, незнакомое”».
Что интересно, «уксусных» девчонок не приняли в класс с городскими. Их определили в 5-й «д», где учились «уксусники», «лесопильники» (с улицы Лесопильной), «андреевские», «манушкинцы» (из поселков Андреевский и Манушкино), «лещевские» и из спецпоселка Икса, где жили высланные украинцы.
Великую Отечественную войну Мария встретила ученицей Пушкинской школы. Ее старшая сестра 21 июня 1941 года ушла на выпускной вечер. Воскресным утром 22-го выпускники танцевали в Уксусном поселке на мосту. «У них был свой гармонист – Аркадий Пудогин. Он играл на гармошке, девчата танцевали, пели песни. Парни принесли девчатам из леса большие букеты душистой черемухи. И вдруг им сказали: «Война». Так прекратилось гулянье».
Из рассказа Зинаида Леонидовна Морозовой: «Школу начальную я заканчивала на Уксусном. После 4-го класса продолжили учебу в Пушкинской школе. Там 7 классов окончили. Чаще всего ходили в школу пешком. Очень редко механик Иосиф Иосифович Козловский или Сергей Васильевич Аншуков возили нас на машине (имена обоих упомянуты в Книге Почета –
А. Б.) С нами училась дочь Козловского – Лелька, потому нас и подвозили иногда. Какая машина? Машина – “самовар”. Это такая машина, которую топили рюшками. Подкидывали в топку, она и работала. Брали с собой копейки, покупали хлеба, солили и такую вкусноту ели».
Говорит Серафима Николаевна Виноградова: «В начальных классах мы здесь учились, в поселке. Учила меня Валентина Михайловна Шавалова. Приходили к нам и дети с Лесопильного (Лесопильный – жилой квартал между Уксусным и Няндомой. –
А. Б.). Учились в две смены».
С помощью социальных сетей мне удалось разыскать сына Валентины Михайловны, который проживает в Латвии в городе Лиепая. Он прислал отсканированный документ – трудовую книжку Валентины Михайловны Шаваловой с записью о трудовой деятельности. Неожиданным для меня стало название школы: «Уксусно-кислотная школа»!
По словам
Василия Михайловича Шалгинского
, в поселковом здании конторы был клуб. А в столовой, где кормили рабочих, крутили немое кино. Смотреть кино народ ходил с удовольствием.
О досуге упоминает и Михаил Александрович Хробинский:
«Культурная жизнь была. Клуб был, но маленький. Библиотека была, люди читали».
Мария Дмитриевна Прялухина хорошо запомнила, что каждую субботу по няндомскому радио была передача, в которой сообщали о том, какие интересные мероприятия будут проводиться в городском парке. «Тогда народу в парке было очень много, и все находили себе развлечение, – вспоминает она. – Любители футбола собирались на футбольном поле. За полем стояли качели, карусели. Справа была баскетбольная площадка. А недалеко от входа стояла парашютная вышка, за ней – сцена для выступления художественной самодеятельности, а рядом – большая танцевальная площадка. Вход в парк стоил 10 копеек для детей и 20 для взрослых».
В парк, школу и на работу с Уксусного «в город» ходили пешком, поскольку налаженного транспортного сообщения между городом и поселком не было.
Мои респонденты, жители поселка Уксусный, в своих воспоминаниях не ограничивались ответами на поставленные вопросы. Волей-неволей они возвращались в прошлое и в своих воспоминаниях касались личной жизни. Каждая история заслуживает внимания, поэтому мне показалось, что без этих рассказов описание жизни поселка не будет полным.
Поделился своими воспоминаниями Василий Михайлович Шалгинский: «После переезда мать работала на Уксусном заводе разнорабочей, иногда в лесу, так как надо было заготовить дров для завода или сырья для производства. Отец работал то в кочегарке, то в гараже, то корил лес. С 35 года по 39-й.
А летом, в июле 39-го, его забрали на службу в армию. Не пожалели, что четверо детей, две бабуси да два брата. Мать потом одна всю эту ораву тянула. И попал он как раз в финскую кампанию. Писал письма с фронта. Писал, что морозы страшные. А в марте его убили.
Я от почтальона узнал, что похоронка пришла. Это уже июнь месяц был. Мне тогда 7 лет было, потому я и запомнил это. Запомнилось, как прихожу домой, а мамка плачет. Очень грустно было. Отец был пулеметчиком и его подстрелил снайпер. Об этом мы узнали уже позже от его товарища-сослуживца, который специально в начале июня заезжал к нам, чтобы рассказать об отце. Его похоронили на Карельском перешейке. Участникам финской войны там был установлен памятник. Я, семилетний, остался в семье за старшего. Худо без мужика жить. Я всему сам научился. И гвоздь заколотить, и топорище заострить, всему выучился. Смотрел, как другие делали, и учился. А как иначе? Надеяться не на кого было, а матери надо было помогать. Жили как все. Не лучше и не хуже. Хорошо, хоть корова у нас была. В 1941 году я пошел в школу, в этот же год началась война. Я был единственный мужчина в доме. Всего натерпелись. И голодовали, и мерзли.
По весне, едва трава покажется, мы давай травку собирать, которая съедобная, травку бабушка смешивала с мукой и готовила лепешки. А как пойдут грибы да ягоды – все в лес! Ребятишки одни, без взрослых, соберутся компанией и идут. Лес рядом. Грибов много было. По два раза на день ходили за грибами. Грибов наносим, два ушата насолим да насушим мешок. Потом с картошкой – главная еда. Ягоды разные брали: чернику, голубику, бруснику тут рядом брали, а за морошкой далеко ходили. Хлебушка давали по карточкам. Сначала по 400 грамм, а кто работал, тем больше давали. Плохо жили. У нас хоть корова была, а у других-то ничего.
В предвоенные годы, если были деньги, можно было купить что-нибудь в местном магазине. Но выбор товара был невелик. Чаще всего брали материал, брали целыми рулонами. Складывали в сундуки. В войну эти запасы пригодились, конечно. В деревнях меняли на хлеб, на картошку. Мать у нас тоже выменивала. Шла пешком до Вельска. От Вельска в Ровдино. Там народ лучше жил, богаче. Вот туда и отправлялись для обмена. Мать всё сносила на обмен. У дяди забрала всю одежу хорошую, добротную.
Во время войны приезжали в поселок эвакуированные из Карелии. Семьями приезжали. Ничего у них с собой не было, они еще беднее нас жили. У некоторых, правда, были с собой хорошие финские инструменты, так они их на картошку выменивали.
Вот с ними у меня произошел такой неприятный случай: пропали у нас хлебные карточки. Ребятишками мы все вместе бегали, бывали друг у друга, играли, потом побежали на улицу с горки кататься. А паренек один, видимо, заприметил, где мы хлебные карточки храним, и потихоньку вернулся в дом. Бабушка лежала на печи, ничего не видела, не слышала. Мать пришла с работы, обнаружила пропажу и завыла. Вот было горе так горе. Чем семью кормить? Столько едоков! Детей четверо, да родственники – пацаны, да бабуси, да дядя тоже у нас. Тогда мать решила ехать менять вещи на еду. Насобирала ветоши, вот, говорит, авось не помрем. В стороне от Тамозера (в 7 км) жили ссыльные поляки. Жили они хорошо, не бедствовали. Построили себе бараки. Выращивали картошку, брюкву, сеяли зерно. Мать у них отоварилась, целые санки нагрузила, в основном, картошки да брюквы. А дело было зимой, в январе. Тащила, тащила она эти сани, до Кобыльей горы их доволокла, и силы кончились. Тогда закопала она сани с грузом в снег и дальше пошла. Пришла домой поздним вечером, а нас с Анной отправила за санями. Рассказала примерно, где у Кобыльей горы поклажу схоронила, и вот мы с Анной ночью, не дожидаясь утра, пошли в лес. А что делать? Не сходить, так унесут, или люди, или звери.
Про День Победы мама узнала на работе, прибежала домой, сказала, что война кончилась. В тот день всех жителей Няндомы собрали на Советской площади. Митинг устроили. День был теплый-теплый. Кто-то плакал, а кто-то радовался. А 46–47 годы были еще хуже. В 1946 году давали коммерческий хлеб. Хороший хлеб. Очередь занимали с ночи. С Уксусного ходили в Горпо за хлебом. Карточки-то отменили, вот и ходили покупать хлеб. Толпа собиралась с ночи. Того и гляди задавят в очереди. Очередь ночь отстоим, а утром надо в школу. Некогда спать. Хорошо – во вторую смену учились».
Вспоминает Екатерина Андреевна Бахарева: «Мама зарабатывала немного. Но купить особо и нечего было. Запомнилось, что привозили треску в бочках. Такой вкусной рыбы я и не едала потом больше.
Запомнилось, что стояли в очереди за хлебом. Подолгу стояли. Пекарня была в Няндоме, за хлебом для Уксусного уезжали на лошади, запрягали дровни и на дровни грузили хлеб. Бывало, что в очереди за хлебом я и до 9 вечера стояла, мама не выдержит, пойдет искать.
Выращивали в основном картошку, еще сажали грядку лука и морковки. Ничего другого не растили. За грибами, ягодами ходили обязательно. С начала июля до самой осени ходили сенокосить в лес. Надо было и накосить, и высушить, и вынести. А после семилетки я пошла работать на Тоншаевскую пилораму. Она как раз через линию за смолокуркой была. Всю жизнь на пилораме и проработала. Награждена медалями за многолетний добросовестный труд».
1960–1970-е годы стали расцветом для поселка. Директором химлесхоза (так стало называться промышленное предприятие) в 1961 году назначили Клавдия Федоровича Белозерова, который провел огромную работу по благоустройству поселка. Уксусный полностью обновился. Появились новые дома, столовая, почта, баня, новый детский сад, построили бетонный мост и многое другое.
В районной газете от 14 декабря 1971 года читаем: «Няндомский химлесхоз ежегодно успешно выполняет планы и социалистические обязанности, дает народному хозяйству страны ценное химическое сырье – живицу, древесину и разнообразные пиломатериалы, производит товары культбыта и ширпотреба. Вместе с выполнением производственной программы на предприятии ведется большое строительство и капитальный ремонт производственных объектов и жилья, возводятся новые дома и здания культурно-бытового назначения, благоустраивается и озеленяется территория, обновляется поселок. Рядом с конторой – новая кирпичная столовая. Расширен и перенесен на новое, более удобное место клуб. На левом высоком берегу речки Няндомки построено благоустроенное, гостиничного типа общежитие для рабочих. Отремонтировано и обновлено немало других домов. Квартиры газифицированы, имеют центральное отопление».
Вплоть до перестройки поселок Уксусный жил полноценной жизнью. Там не было только школы, так как в связи с налаженным автобусным сообщением не представляло проблемы доехать до ближайшей школы, которая располагалась гораздо ближе школы Пушкина.
Потом всё разом пошло на спад. Стали закрываться предприятия, учреждения культуры. Жизнь поселка заметно изменилась. Многие жители переехали в Няндому, чтобы жить поближе к работе. Сегодня из всех бывших предприятий поселка существует только пилорама, принадлежащая частному лицу, нет ни детсада, ни клуба, ни кинотеатра, ни бани, ни столовой – ничего, что делало бы жизнь в поселке приемлемой и удобной. Поселок изменился. Строения обветшали, обновляется лишь частный сектор, да и то не слишком активно. А так называемый «бухенвальд» сгорел много лет назад, так как его постоянным контингентом стали люди, ведущие асоциальный образ жизни.
Мне удалось составить собственное представление о жизни целого поселка. Я бы даже сказала – о расцвете и угасании поселка. Нельзя не признать, что время накладывает отпечаток не только на человека, но и на целый населенный пункт.
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде
