Еще только планируемые или уже осуществленные разные торжественные мероприятия с их несовместимой с жизнью «монументалкой», шумными гуляньями, а то и вовсе военными парадами, проводимыми в честь юбилейных дат других военных парадов, проводимых в честь очередной годовщины совсем другого события, каковое событие в силу некоторых исторических причин давно уже не празднуется, по крайней мере на государственном уровне, все эти мероприятия всякий раз неизбежно провоцируют общественную дискуссию о гипотетических мощностях денежных потоков, со свистом проносящихся мимо объявленных пунктов назначения и уносящихся вдаль в неизвестном направлении. То есть направление-то как раз в общих чертах более или менее известно, но все равно
Когда я время от времени вынужден наблюдать на улицах родного города или же в интернете различные аудиовизуальные признаки разливанного квазипатриотического безумия с элементами черной мессы, я вроде бы, как и все прочие граждане, прекрасно понимаю, что огромному количеству «креативных» пиявок, сладострастно присосавшихся к той или иной доходной «тематике», позарез нужны, извините, бабки. Причем много. А всякие там вкус, чувство стиля и меры — все это в смету не входит и в денежном эквиваленте не измеряется.
Все это я понимаю. И как человек всемерно и даже, можно сказать, всемирно отзывчивый как-то даже и сочувствую. Ну, в меру слабых сил.
Как могу сочувствую, да, но при этом пытаюсь сопоставить и взвесить на весах строгой истории тот социальный вред, который представляет собой грустное явление, которое грубо, но справедливо называется воровством и которое не при нас родилось и не при нас исчезнет, и ту смертельную опасность, которая всерьез угрожает психическому и умственному состоянию нашего общества.
А поскольку все эти бюджетные вакханалии инициируются и организовываются людьми, не только вороватыми, но еще и необычайно безвкусными и лишенными даже зачатков воображения, то и выглядят они соответствующим образом, что уже окончательно оскорбляет эстетические и нравственные чувства граждан, не вполне равнодушных к этим сторонам дела.
В общем не знаю, кто как, но я, если выбор предлагается только между мозгами и карманом, все же выберу мозги.
И нельзя ли, думаю я иногда, если все равно с этим поделать ничего невозможно, просто взять и отдать им уже эти все деньги, чтобы только они ничего не делали. Пусть, пусть возьмут уже они эти деньги, думаю я. Пусть! Только бы отстали они от меня и от моих и без того задерганных сограждан со своими липкими и плохо отстирываемыми военно-патриотическими брызгами.
И всякий раз вспоминаю я в этой связи, как у моей знакомой семейной пары была когда-то дача под Москвой. То есть эта дача есть и сейчас, но история, которую я хочу рассказать, уже давняя.
В общем, была дача, постоянно и перманентно, как революция по версии Троцкого, подвергаемая ремонту. То одно там чинилось или пристраивалось, то другое. Поэтому в доме и вокруг него вечно клубились какие-то строительные персонажи с пилами, молотками, громкими голосами и профессионально обусловленными лексикой и фразеологией.
А на этой же самой даче постоянно проживала бабушка кого-то из них, из молодых хозяев. Кажется, это была бабушка мужа.
Бабушка жила на втором этаже и в силу очень даже преклонного возраста и связанного с этим возрастом физического и ментального состояния редко спускалась вниз. Иногда она сильно стучала палкой в пол, что означало, что ей что-то насущно необходимо, и тогда кто-нибудь снизу поднимался к ней, чтобы узнать, в чем дело.
Чаще всего дело было практически ни в чем. Она спрашивала, например, не идет ли сейчас дождь, почему в окнах соседней дачи не горит свет и когда к ней приедет уже наконец-то ее задушевная подруга по гимназии, умершая лет пятнадцать тому назад.
Однажды на этой даче собрались гости, друзья хозяев. Все как обычно: шашлычок, водочка, разговорчики, гитарка, песенки. Было, конечно, несколько шумновато, что там говорить.
В какой-то момент раздался страшный стук в потолок. Бабушкин внук отправился наверх, к бабушке. Когда он вошел в ее комнату и спросил: «Бабушка, что такое?», — бабушка сказала: «Прошу тебя, Алеша, дай поскорее людям двадцать пять рублей, и пусть они уже уйдут».
Эта чеканная фраза надолго стала достоянием не только этой, но и нескольких других семей. Вот и я ее навсегда запомнил и по разным случаям употребляю.
Ну, вот сейчас, например.
Источник:
inliberty, 12.11.2018,
