Такая была песенка. Из кинофильма «Верные друзья». По сценарию, между прочим, Александра Галича. Но не об этом речь
Были и другие песни, где про «лодочку». Например, «Милый друг, наконец-то мы вместе. Ты плыви, наша лодка, плыви». Тоже из кинофильма. В этот раз фильм назывался, кажется, «Первая перчатка». Про боксеров. Но речь и тут не об этом.
Я-то, в общем, хотел рассказать, как я, когда мне было семь лет, то есть перед самой уже школой, вместе с родителями оказался в каком-то селе в Ярославской, кажется, области. Может, и не в Ярославской. Но Волга там точно была. Как мы там оказались и почему, я решительно не помню. Но оказались мы там, тем не менее. Типа отдыхали. В конце лета. Перед школой, как я уже говорил. Перед первым, то есть, классом. А когда я, вернувшись в Москву, пошел в этот самый первый класс, то… Впрочем, речь опять не об этом.
Я упомянул эту деревню не только потому, что я время от времени вспоминаю, как в первый же день, точнее вечер, когда стало вдруг так темно, как бывает темно в деревне в конце лета, я так лихо вляпался в обильнейшую и, главное, свежайшую коровью лепешку, что густой и пахучей субстанцией оказались вымазанными не только полностью мои новые сандалии, но даже и низовья штанов. После этого остаток дней я старался без особой надобности на улицу не выходить и большую часть времени сидел в избе, читая, как дурак, привезенные из Москвы книжки. Но речь и в этот раз не об этом.
Хотя почему не об этом, если я вспоминаю, что из дому я все же иногда выходил.
А в один из этих не частых выходов в свет — причем «в свет» в самом буквальном смысле, потому что вечерами я все-таки выходить наружу не решался, — там же, на берегу Волги, я видел однажды, как большая лодка села на мель.
Я знал уже тогда выражение «сесть на мель», потому что читал книжки про морские приключения и смотрел кинокомедию про как раз «Волгу-Волгу». Это где «Потому что без воды и не туды, и не сюды». Но речь опять не об этом.
А о том речь, что лодка села на мель. Все сидевшие в ней вылезли из нее и стали пытаться толкать и тянуть ее, как заупрямившегося осла, чтобы она перестала уже сидеть на мели и куда-нибудь уже поплыла. Было весело. Вокруг много смеялись, шутили и давали различные советы, в основном юмористического свойства.
Но ничего не получалось. Лодка сидела сиднем на своей мели и не шевелилась.
В какой-то момент к лодке подошел очень старый, на мой взгляд, человек, лет, я думаю, сорока приблизительно трех, с сердитым почему-то лицом. Или мне так показалось, что с сердитым.
Подойдя к лодке, он стал — тоже довольно сердито — энергично раскачивать ее из стороны в сторону. Он раскачивал ее, как мне показалось, довольно долго, но в один прекрасный момент лодка как-то вздрогнула, как-то встряхнулась, медленно и как бы нехотя слезла с мели и весело закачалась — уже сама по себе — на взбаламученной волжской воде.
Человек этот, как он ниоткуда появился, так в никуда и исчез. А лодочные пассажиры и гребцы вновь влезли в лодку и поплыли себе дальше по реке, смеясь и распевая легкомысленные песни.
Приснился ли мне этот эпизод или имел он место в действительности, я с полной уверенностью сказать не могу.
Но запомнил я его очень ярко почему-то. И вспоминаю я его всякий раз, когда слышу голоса, предупреждающие нас о смертельной опасности, которую представляет собой «раскачивание лодки», что бы ни понималось в каждом конкретном случае под этой затоптанной метафорой. И речь в этом случае вроде бы как раз об этом самом.
Источник:
inliberty, 11.09.2018,
