Уже давно практически узаконено, что футбол — главный. Главнее всех в номинации. Вот как в театре, например, главнее всех — опера, а в литературе, допустим, — роман. Так в спорте — футбол. В футболе и флаги побольше, и гимны погромче.
Футбол — это, как и война, продолжение политики другими средствами. Это, если угодно, вполне себе замена национальной идеи. Это, если угодно, один из исторически сложившихся эрзацев коллективного патриотизма.
Футбол — дело национальное, государственное, международное, глобальное, геополитическое. «Эй, вратарь, готовься к бою. Часовым ты поставлен у ворот. Ты представь, что за тобою полоса пограничная идет» — вот его универсальная формула, впервые прозвучавшая в песне Дунаевского из довоенного кинофильма «Вратарь».
Сам я футболом интересуюсь мало и мало что в нем понимаю. Смотрю я его, соответственно, тоже не часто. То есть что значит «не часто»! Совсем, прямо скажем, редко я его смотрю.
Зато время от времени я невольно оказываюсь в известной роли «наблюдателя за наблюдающими», то есть оказываюсь иногда в ситуации, когда футбол настигает тебя не прямо, а опосредованно.
Ну, например, ты садишься в такси, чтобы ехать домой из гостей, а водитель сразу же после «здрасте» огорошивает тебя внезапным вопросом: «Как сыграли?»
Отвечать ему встречным вопросом «Кто и с кем?» язык почему-то не поворачивается. Потому что это будет явным нарушением какой-то важной, хотя и неписаной общественной конвенции, которую не ты устанавливал, не тебе ее и разрушать. Поэтому ты вынужден мычать в ответ что-то невнятное, типа «Не знаю — у меня телевизор сломался» или «Я в это время ехал в метро».
Какое метро? Чушь какая-то. Жалкий лепет оправданья. Нет, лучше уж про телевизор. Да про что угодно, только не говорить, что тебе это ни в малейшей степени не интересно, и что пошел бы он, этот ваш футбол, сам понимаешь куда. Это по сложной совокупности причин совершенно невозможно.
Зато я однажды очень хорошо и удачно пошутил. Я знаю, что нехорошо так говорить о собственных шутках, но мне правда понравилось, честно.
Шутка была такая. В один из дней очередного конкурса Чайковского я и несколько моих друзей сидели в кафе на Большой Никитской. По случаю редкого для столицы теплого вечера сидели мы снаружи, прямо на тротуаре и, конечно же, не могли совсем не замечать проходивших мимо мужчин и женщин.
В какой-то момент людской поток заметно увеличился в объеме, из чего стало понятно, что только что завершился один из конкурсных концертов, и публика из Большого зала Консерватории повалила кто куда.
У мужчины средних лет с симпатичным меломанским выражением лица, прошедшим мимо меня буквально на расстоянии вытянутой руки, я деловито, с характерной интонацией спросил: «Как сыграли?»
Он оказался молодец, потому что засмеялся и тут же ответил: «Три — два». Я не стал уточнять, в чью пользу. Понятно же, что в нашу.
Да, у слова «играть» явно больше одного значения. У слова «болеть» — тоже.
Я, как я уже сообщил в начале, футболом не слишком-то интересовался. Зато мой старший брат был заядлый болельщик. Он болел за «Спартак». Но как!
Если не получалось попасть на стадион «Динамо», он сидел перед радиоприемником…
(Да, дети мои, да! Именно перед радиоприемником, а не перед телевизором, которого, представьте себе, когда-то не было вовсе, и я, представьте себе, хорошо это время помню.)
Так вот, сидел он перед радиоприемником и внимал деловитой скороговорке великого и неповторимого Вадима Синявского, бессменного футбольного радиокомментатора, чей голос, почти так же, как и голос диктора Левитана, знала вся страна.
«Внимание, внимание! Наши микрофоны установлены на… Симонян передает мяч Игорю Нетто. Нетто — снова Симоняну. Симонян — Нетто. Надо бить!!! Ай-я-я-я-я-яй!»
Время от времени брат испускал «тарзаноподобные» вопли, на звуки которых из кухни всякий раз прибегала испуганная мама, так и не сумевшая за многие годы смириться с тем, что тупая потная беготня и суетливая толкотня вокруг шарообразного шматка грубой кожи способны вызывать у нормального с виду человека такие дикие страсти.
Ладно бы вопли. Когда «Спартак» проигрывал, у брата повышалась температура. То есть он начинал болеть уже в другом смысле этого слова — в буквальном.
Глагол «забить» тоже не из последних в околофутбольной фразеологии. И тоже обнаруживает способность к высокохудожественному мерцанию разных своих значений.
Когда-то, в преддверии какого-то очередного международного чемпионата, мой коллега по журналу, в котором я в те годы работал, написал большой текст. О чем был текст, я не помню и, если быть совсем честным, не очень-то этим и интересовался. Он был о футболе, и это все, что я о нем знаю.
«Слушай, я тут текст написал к чемпионату. Будь другом, придумай заголовок». «Дай хоть прочитать, — сказал я в попытке соблюсти добросовестность. — О чем он?» «Во-первых, я еще его не закончил, — ответил он, — а во-вторых, какая тебе разница!»
«И правда», — подумал я и практически сразу же придумал название.
«Назови все это коротким словом „забей“, — сказал я ему. — И непременно с восклицательным знаком». Ему это понравилось. Главному редактору — тоже. Под таким заголовком текст и вышел. А я, каюсь, так его и не прочел.
Но и чисто «футбольное» значение этого слова никуда все же не девается, как бы ты не старался на него «забить».
Среди обильно размножившихся языковых мутантов последнего времени, среди потенциальных экспонатов языковой кунсткамеры вполне достойное место стало занимать чудовищное слово «забивака».
Наткнувшись на него где-то, я почти что вздрогнул, потому что вспомнил, что, когда мне было года два с половиной, я именно таким образом к бурной радости родителей и соседей обозначал молоток.
А теперь нет, не молоток. Да и вдохновенным изобретателям этого слова, наделенным, судя по всему, тончайшим языковым чутьем, кажется, все же не два с половиной года, а чуть-чуть побольше.
Нет, это не молоток. Я полагаю, что сегодня это самое емкое обозначение нынешней нашей исторической эпохи, «Эпохи Забиваки».
Но в узком практическом значении «Забивака» — это вроде как всего лишь талисман грядущего футбольного чемпионата. Выглядит этот талисман…
Я его видел, да. Видел я этого Забиваку. Ну, что сказать…
Лучше, мне кажется, обратиться к его официальной вербальной проекции, по своим художественным особенностям и стилистическим характеристикам вполне конгениальной визуальному образу этого корявого урода и являющейся, я считаю, вполне самостоятельным литературно-художественным явлением.
В общем, так: «Забивака представляет собой антропоморфного волка с коричнево-белой шерстью и голубыми глазами; одет в сине-белую футболку с надписью черного цвета „RUSSIA 2018“ и красные шорты; также имеет надетые или сдвинутые на лоб оранжевые спортивные очки. Сочетание белого, синего и красного в одежде символизирует цвета российского флага».
Этот «антропоморфный волк» немедленно отсылает нас прямиком в пространство фольклора и старинных народных верований. А оттуда — и в сказку, и в басню, и в детскую анимацию, и в текущую нашу реальность, мало уже отличимую от самого дерзкого вымысла. Там и мрачные оборотни, там и семеро козлят, там и Красная Шапочка со своей бабушкой. Там и волк на псарне. И вечный лузер из «Ну, погоди!». И много прочих волков, включая компанию одноименных ночных мотоциклистов, некоторые из которых, если в них пристально вглядеться и подстегнуть свое воображение, тоже время от времени обнаруживают признаки некоторого антропоморфизма.
И волчью ненасытную натуру этого Забиваки ничуть не маскируют ни сине-белая футболка, ни красные шорты, ни сдвинутые на лоб спортивные очки, ни даже сочетание белого, синего и красного в одежде, символизирующее цвета российского флага, ни усыпляющие бдительность его как бы невинные голубые глазки, ни, тем более, кретинское его прозвище, провоцирующее на различные словесные манипуляции типа «Человек человеку — забивака». Или: «Порой меж волка и собаки нам часто снятся забиваки». Или, допустим, бодрый митинговый лозунг «Забиваку — в президенты!». Ну, или еще что-то такое, не имеющее никакого отношения ни к какому футболу. Да и ни к чему прочему, в общем-то, — тоже.
Источник:
inliberty. 14.06.2018,
