20.06.2019 | Нешкольная история

«Исторический слом, прошедший через семьи». Часть 1

Трагическая история жизни семьи моей прабабушки

В заглавие я взял слова доктора исторических наук, профессора С. А. Красильникова: «исторический слом, прошедший через семьи» – из его работы «Раскулачивание»: модернизация на крови». Они очень точно отражают суть произошедших событий в судьбах миллионов крестьян. У каждого была своя трагедия, своя боль, свои утраты. Но порождены они были одной причиной – бесчеловечной политикой государства… Каток репрессий прошелся и по судьбам моих родных.

О трагической истории из жизни семьи моей прабабушки, истории в одночасье переломавшей всё: сложившийся быт, естественные крестьянские заботы, веру в завтрашний день, – я слышал давно. В семье сохранились документы: письма из нарымской ссылки, прошения о разрешении возвратиться на родину, справки об инвалидности.

Репрессии, массовая крестьянская ссылка, эта «мужичья чума», как сами крестьяне называли ее, обрушилась на наш регион в самом начале 1930 года. О трагических событиях, ворвавшихся в этот год в жизнь нашей семьи, свидетельствуют многие документы и даже вещи…

А Акапсим, мой прапрадед, до самой смерти в любой трудной ситуации успокаивал своих внуков пословицей «кто в Нарыме не бывал, тот и горя не знавал».

Весна 1930-го в Сибири запомнилась тем, что она пришла неожиданно. Акапсим с утра проверял амбар, радовался, что семенной запас хорошо сохранился. Целыми днями, прихрамывая (одна нога с детства была короче другой на 15 сантиметров), готовил упряжь, проверял исправность инвентаря – скоро сев! Справлялся он с крестьянскими заботами лучше многих здоровых мужиков. Будучи глубоко верующим, с большим уважением относился к жене Анне и детям: Тимофею, Герасиму, Федору, Тасе, Агафье, Ивану (двое еще родятся в Нарыме). Жили они до ссылки в селе Пеньково Маслянинского района Новосибирской области.

В хозяйстве было 10 коров, молодняк, лошади, свиньи, гуси, куры… Имея свой сельхозинвентарь и оборудование, сеяли зерно и лен. Зерно и кормы для скота хранили в амбарах. Ткали льняное полотно и шерсть. Дом был «крепким» по сельским меркам – строили для себя, старались.

Конечно, приходилось нанимать и работников, особенно в страду, тем более что со времени НЭПа это не запрещалось. А желающих заработать в деревне было достаточно – из тех, кто своего хозяйства не держал, перебивался от заработка к заработку.

Поэтому, невзирая на то, что в основном в селе с уважением относились к Акапсиму, хорошему хозяину, были и завистники. Вот и пришла беда к ним одним из первых в деревне.

Тревога была уже с января. Пошли слухи, что будут отбирать всё хозяйство, а семьи отправлять на север. Но случилось это в середине марта. В числе первых семей, объявленных кулацкими, было еще с десяток, все многодетные. День этот запомнился на всю жизнь: местные активисты из бедноты, с ними милиционер из райцентра, ввалились утром в избу и грубо, даже с радостью, объявили домочадцам о грядущих переменах. Разрешили собрать узлы и взять в дорогу лошадь с повозкой… и всё. Да и то лошадь – лишь потому, что малолетние дети есть (Ивану еще и годика не исполнилось! Мать грудью кормила). Отправили в тот же день в числе таких же горемычных. Жуткий вой стоял, соседи вышли из своих изб, у всех была растерянность и страх, что будет завтра? Но были и злорадные выпады: заслужили, поживите, как мы жили!

С обозами рядом шли люди: бабы, мужики, дети. Места в повозках не хватало, сопровождающие повыбрасывали часть узлов, но это не помогло.

Акапсим шел с маленьким сыном Иваном на руках, ребенок был замотан в овечьи шкуры, в материнские платки. Удивительно, но и сегодня один такой платок хранится в бабушкином сундуке.

Люди быстро утомились. Когда встал вопрос о ночевке, то (невозможно представить! март в Сибири!) разгребали снег, расстилали сено, солому, которой предполагалось кормить лошадей, жгли костры… У многих заболели дети, не добравшись до ближайшей станции. А уже в переполненной грязной теплушке начали умирать. Их просто забирали с эшелонов, никаких прощаний.

Всех отправили в болотистый таежный Чаинский район Томской области. Вещей было по минимуму, в основном продукты. А вот частичку из прошлой, благополучной жизни, взяли: женские платки (они долго служили в качестве пеленок для малышей, потому что в поселке ничего приобрести было нельзя).

И, конечно, отправились в ссылку святые образа и Библия.

Вот что пишет об этом «заповедном» месте Виталий Сосницкий, автор исследования «История семьи Барко»: «По левобережью Оби раскинулся в Нарымском крае Чаинский район с райцентром в селе Подгорном (в наши дни это два района – Чаинский и Бакчарский). Сюда, в непролазную тайгу и болота, и стали гнать раскулаченных. По прибытии на место они получали статус спецпереселенцев и расселялись на совершенно необжитых местах. Сооружали шалаши, землянки, корчевали тайгу под пашню и сенокосы, валили лес, строили бараки. Не хватало пил, топоров, лопат, иные семьи не имели в своем быту даже ножей. Возле каждого такого поселка сразу же возникали кладбища. В считанные месяцы до половины жителей оказались на них.

Вся полнота власти принадлежала комендатурам. Кроме участковых, были еще поселковые комендатуры, просто коменданты по деревням и поселкам, вахтеры.

Комендатуры расселяли ссыльных, отводили земли, руководили всеми работами, выдавали пропуска на передвижение (даже для того чтобы сходить в припоселковый кедрач или за ягодой, нужен был пропуск)».

В эти мрачные места и направили Акапсима вместе с детьми: по адресу Томская область, поселок Усть-Пензер. Позже в поселок Синярка. Он указан как обратный адрес в сохранившихся из ссылки письмах. И стал он местом обитания на долгие годы для Акапсима, его жены Анны и детей: Герасима, 1921 г. р.; Анастасии, 1917 г. р.; Агапы 1923 г. р.; Ивана, 1929 г. р., Мираиды, 1935 г. р. Старшего сына, Федора, 1911 г. р., не сразу объявили кулаком, как-то не разобрались в его «мироедской» сущности – он жил у деда, престарелого отца Акапсима. Но вскоре «ошибку» исправили, и он пешком прошел тот же путь в нарымские болота. Отправили на лесоповал, не позволив соединиться с родными.

Повезло Тимофею, 1915 г. р. В свои 14 лет он не был сослан, так как жил у дяди в селе Мостовая; дядя не попал в разряд кулаков. Уже с пятнадцати лет Тимофей работал старателем на золотых приисках.

Арестовали его 20 ноября 1937 г., тройкой УНКВД НСО приговорили к десяти годам в исправительно-трудовых лагерях, с поражением в правах на 5 лет. Через десять лет Тимофей вернулся. Снова работал на прииске, женился, взял женщину с ребенком, успела она и ему родить дочь. Когда была беременна третьим ребенком, Тимофей повторно был арестован и вновь отправлен на Колыму.

А семья Акапсима, измотанная пешей дорогой, мучениями в теплушке, затем в душном трюме старой баржи, добралась до места. В дороге думали, что страшнее уже просто быть не может: полуголодные, простуженные, с тяжелым чувством обреченности… Дикая тайга, никакого признака пребывания до них здесь людей.

По прибытии, получили указание определяться на ночлег. Успеете сделать землянку – хорошо. А нет – «сдыхайте». Вот и принялись сооружать жилище. Вначале получилось что-то вроде шалаша из еловых и сосновых веток. Сверху набросили какую-то ветошь. Землю внутри тоже устлали ельником.

Прикрыли овчинным полушубком, тряпьем. Прижавшись друг к другу, пережили ночь. Почти неделю строили землянку. Не было топора, ломали вручную сучья, крупные ветки. Внутри соорудили что-то вроде нар. Вновь в качестве подстилки использовали «природный материал» – ветки сосны.

То, что последовало потом, и вовсе современному человеку представить невозможно… Запасы продуктов, привезенные с собой, закончились очень быстро. Начался голод. Ни хлеба, ни круп, ни жиров… Ежедневно давали только муку, рассыпая тонким слоем на столе в конторе комендатуры. Мучная порция раздавалась мерной миской. Из нее делали «болтушку» и пили горячей. И при этом работали: пилили лес, выкорчевывали пни, готовили малопригодные земли для будущих урожаев передовых колхозов! Невыполнение нормы влекло наказание – лишение скудного мучного пайка. Люди старались запастись грибами, ягодами, кедровыми шишками. Но для этого надо было добиться пропуска в комендатуре, отработать дневную норму… Это было почти невозможно из-за того, что, боясь побегов переселенцев, которые часто случались, людей не пускали без конвоя ни в лес, ни на болота.

Однако пережили зиму. Работали в лесу, на лесозаготовках. А ранней весной дали указание готовить землю под посевы. В местах поселений создавались подобия колхозов, которые имели статус «неуставных артелей». На работу отправляли и подростков, и стариков – надо было успеть к севу.

Как это было? Описание дает историк Владимир Мирошников: «Вот раскорчевка леса – не пахали, а копали вручную. Нужно было человеку – независимо, мужчине ли, женщине – целину в 4 сотки вскопать руками. Но что такое, если взрослый человек их копал? Он руки был вынужден ночью обвязывать мокрыми тряпками и вверх подымать, чтобы текла кровь. Настолько руки опухали. Это очень много. Не мягкую, а твердую землю выкопать лопатой, и голодному человеку. Выполнил план – получаешь паек. Не выполнил – можешь вообще ничего не получить».

Акапсим, когда совсем стало невмоготу, не надеясь на собственные силы, обращался несколько раз в комендатуру с просьбой дать возможность перебраться семье к старшему сыну, в соседнюю артель. И сын, в свою очередь, просил позволить семье отца перебраться к нему.

Был момент, когда даже забрезжила надежда перебраться поближе к сыну, определенному на Центральный Мариинский рудник, где тоже работали высланные. Казалось, что с сыном рядом будет легче выживать. Об этом свидетельствует переписка с комендатурой, начатая в 1932 году (орфографию и стиль сохраняю):

Бундюрскому пос.коменданту

От гр-на пос. Усть-пензер

с/пер. Огнева Акапсима Федоровича

Заявление

Прошу рассмотреть товарища коменданта мое заявление. Так как я Огнев нахожуся на поселке Успензер. Мое семейство состоит из семи человек. Детей ниже восьми лет 4 человека, дочь 14 лет одна является работницей. Жене 44 лет. Находится грудной ребенок. Самому мне Огневу 45 лет. Имею от врача справку о том, что я к физическому труду не готов. А поэтому прошу о переводе меня к родному моему сыну Огневу Федору Апоксимовичу по ниже указанному адресу Центральный рудник. Мариинская тайга. Так как я до настоящего времени с ним жил в одной семье. Только он ушел на производство на два месяца раньше в центральный рудник. Настоящее прошу рассмотреть и обратить внимание я работать не могу. Отсюда протесту от комендатуры нет, прошу от вас вашего разрешения не отказать по моему заявлению и прилагаю копию справки от врача. В том и подписуюсь.

Огнев Акапсим 30/1932 г.

Акапсим прилагает и справку, написанную, видимо, его рукой (очевидно, переписал содержание с оригинала) и заверенную только подписью врача. В ней говорится о заболевании левого тазобедренного сустава, из-за которого укорочена левая нога.

Переписка продолжалась до конца ссылки. Но власть отвечала отписками о рассмотрении прошения… вплоть до возвращения в Новосибирскую область, по случаю снятия с учета спецпоселения. Сын тоже обращался к своему коменданту и получил категорический отказ, да еще пригрозили отправить подальше.

Обращался Акапсим и к родителям жены Анны с просьбой походатайствовать в сельском совете, чтобы семью отпустили из ссылки. Это было уже в 1936 году. Получил безрадостный ответ. Старикам, проявляющим заботу о малолетних внуках, было не просто отказано, а цинично предложено ехать в Нарым и там помогать… Приводим письмо без изменений, сохраняя стиль и орфографию:

Письмо от известнейшего вашего тестя Михаила Антиповича и тещи вашей Зиновьи Левонтевны любящему зятю Акапсим Федоровичу. Шлем мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего.

Еще дочери нашей Анне Михайловне шлем также мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего.

Еще внуку Ерасиму (Герасиму) Акапсимовичу шлем мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего. Еще внуку нашему Ивану Акапсимовичу шлем мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего. Еще внучке нашей Агафьи Акапсимовне шлем мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего. Еще внучке Мираиде Акапсимовне шлем мы вам свое нижайшее почтение и желаем мы вам всего хорошего. Дорогой наш зять Акапсим Федорович, пишите вы нам уже в двух письмах, просите вы нас и судачите вы на нас дорогой зять взяли бы мы вас на иждивение. Ходил я в сельский совет заверять бумагу, но мне ответили так если хотишь их кормить, то поезжай туда и корми их там и что теперь делать не знаю. Если же можно, то как-нибудь выплетайтесь. Многие уже идут пешком, писать больше нечего. Новостей у нас ни каких нет от всего письма остаемся все живы и здоровы того же и вам желаем всего хорошего. Как получите письмо, то пишите ответ, буду ждать с нетерпением. Пока досвидание, писал Чупин Василий Иваныч 13 апреля 36 года.

Читаешь эти строки, безграмотные, написанные натруженными крестьянскими руками, не привыкшими к карандашу, и понимаешь, как дешево рассматривалась жизнь переселенцев, жизнь их детей, родителей.

Окончание следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде