Блокадница много пишет об организации питания в столовой порта, куда она была прикреплена.
Известно, что на 13 мая 1942 года общественным питанием в столовых Ленглавресторана обслуживались 951,3 тыс. человек, в том числе 152 тыс. находились на полном питании, а остальная часть получала обеды. Для обслуживания Ленглавресторан имел 1438 предприятий (фабрики-кухни, столовые, кафетерии) с общим числом посадочных мест – 140 тысяч.
Столовые лечебного (повышенного) питания были организованы 21 апреля 1942 года. По окончании курса лечебного питания многие работающие переходили на рационное трехразовое питание.
В блокадном дневнике описывается, что женщина питалась в столовой усиленного питания № 12. Удалось установить ее местоположение. Она тоже располагалась в «красном здании» по адресу: ул. Межевой канал, 5.
В столовой она питалась три раза в день по будням и иногда в выходные. Об этом пишет 6 ноября 1942 года: «3 раза в день хожу завтракать, обедать и ужинать в красное здание, а по праздникам и выходным дням приходиться приезжать хотя бы раз в день...»
В столовую усиленного питания ее направляли, скорее всего, из-за дистрофии:
«Сейчас я получше выгляжу, откормилась в столовой усиленного питания, куда направляли меня 4 раза. Потом они закрылись. Какое это было спасение для многих!»
В дневнике очень много подробных описаний завтраков, обедов и ужинов в столовой. На завтрак в столовой усиленного питания ели кашу, обычно комбинированную, то есть смесь из разных круп. Вот как описывается завтрак 8 ноября 1942 года: «Позавтракала: 110 гр. комбинированной каши, горох с пшеном, 10 гр. сливочного масла, 2 ст. чая в глубокой тарелке, что всех так возмущает». Иногда на завтрак вместо каши была запеканка. Вот запись от 19 декабря 1942 года: «А на рацион сегодня было утром: запеканка рис с изюмом, 10 гр. сыру, 15 гр. масла, чай».
На обед в столовой усиленного питания ели суп или щи, котлеты, рагу из овощей, омлет, колбасы. Вот как она описывает свой обед 8 ноября 1942 года: «К обеду будет: щи кислые из белой капусты, немного заправлено крупой, рыбная котлета с картофельным пюре».
Также она иногда готовила дополнительно, например, 7 ноября 1942 года: «Пришла в контору, затопила плитку, сварила суп, из селедки, т. е. из головы селедки с капустой и ботвы соленой, а еще сняла со своего огорода и посыпала укроп немного, прибавила пшена и турнепса».
Скорее всего, на ужин ели то, что оставалось от завтрака и обеда. Хотя странно, что в таких условиях вообще могло что-то остаться! В дневнике 14 ноября 1942 года упоминается, что на ужин ели остатки, в этот раз, например, кашу: «Вечером сегодня ели комбинированную кашу: лапша, горох, пшено – все остатки дня. Ничего – вкусно. И еще 2 котлеты из шпрот, вкусом напоминает творожники, если бы подсластить их – было бы еще вкусней».
Из приведенных записей видно, что рационы в столовых усиленного питания были приемлемыми и сохранили жизни многим работающим. К сожалению, его были лишены иждивенцы и неработающие.
Одна из тем, часто звучащая в дневниках, – воровство в столовых. Многие блокадники в своих дневниках отмечали несправедливость со стороны работников заведений общественного питания: они выглядели гораздо здоровее обычных ленинградцев, носили золотые украшения и явно «голода не ощущали».
14 ноября 1942 года блокадница пишет:
«И вот опять мысль: что-то завтра будет к завтраку? Чем опять будут кормить? Вот так и всё время и у всех, за редким исключением, у “сытых”. Начальники получили вторую продовольственную карточку 1 категории. Они будут принадлежать к категории “сытых”».
В разных столовых происходили примерно одинаковые ситуации. Возможно, буфетчицы в столовых чувствовали власть над простыми блокадниками, они постоянно видели голодных, несчастных людей, но, несмотря на это, всё равно отбирали последнее, о чем писала автор рассматриваемого здесь дневника: «Печально то, что обслуживающий персонал ведет себя не по-человечески, так смотрят на всех, как на воров, и мы у них в руках, что жутко! Зато как-то они выглядят, толстые, нарядные, в золоте. Сволочи! Меняют и продают ворованные продукты безнаказанно».
Об этом есть записи и в других дневниках блокадного времени: «Вообще много глухого раздражения вызывает привилегированное положение группки руководителей по сравнению с бытовыми условиями рядовых работников, особенно их питание. Большего неравенства, чем сейчас, нарочно не придумаешь, оно ярко написано на лицах, ... когда рядом видишь жуткую коричневую маску дистрофика-служащего, питающегося по убогой второй категории, и цветущее лицо какой-нибудь начальственной личности или “девушки из столовой”», – пишет в своем дневнике в 1942 году социальный работник И. Д. Зеленская.
Воровство в заведениях общественного питания действительно было. Так случайная проверка «деятельности» буфетчиц филиала № 1 столовой № 13 показала, что всего за декабрь 1941 г. на сторону ушло 657 килограммов хлеба!
У повара одной из столовых дома изъяли почти полтонны продуктов и промтоваров на сумму 300 тыс. рублей. Зав. столовой Красногвардейского района Васильев сумел «сэкономить» и похитить две тонны хлеба, 1230 килограммов мяса, полтора центнера сахара. Поварихи из столовой № 10 за два месяца похитили десятки килограммов продуктов, предназначенных подросткам из ФЗУ.
Вместе с тем, несмотря на неравенство в снабжении и возможностях, из записей следует, что открытой враждебности между людьми не было, по крайней мере, в том круге, где вращалась автор дневника.
Индивидуальным огородничеством в годы войны и блокады занималось свыше 276 тыс. жителей Ленинграда. Под огороды были использованы все мало-мальски годные свободные клочки земли в садах и парках, скверах и бульварах, на откосах рек и каналов, на домовых дворах и пустырях.
Как и все служащие, автор дневника тоже работала на огороде. Вот как она об этом пишет в записи от 6 ноября 1942 года:
«Мы служащие ЖКО БТМ устроили свой коллективный “живный огород”, вскопали гряды, натаскали навозу, посадили свеклу, белую, красную, брюкву, укроп, капусту, редиску, салат. Никогда я не ела столько салата, как этим летом, 4 раза сеяла его. Очень его люблю, т. к. заправлять было нечем, иногда соевым кефиром, то ела без всего…»
Из записи от 27 марта 1943 года следует, что «только благодаря огороду я сейчас жива и очень хороший вид у меня. Я съела всё в сыром виде: капусту, брюкву, салат (сеяла 4 раза), свеклу, сушеный укроп еще до сих пор».
На семена были специальные «заборные» книжки. Полагалось 100 семян на человека. Об этом она пишет 27 марта 1943 года: «Будем опять образовывать огороды – индивидуальные. Полагается 100 на человека, будут даны заборные книжки на семена».
Пишет, что не хочет больше работать на коллективном огороде. Можно предположить, что там встречалось воровство продуктов или нечестное разделение их.
Еще одна тема, которой не могла не коснуться в своих записях неизвестная блокадница – бомбежки и налеты. 6 ноября 1942 года она пишет: «С немецкой аккуратностью они летают, почти в одно время. Что-то опять натворят! Зенитки палят. Все посты на местах».
Первая воздушная тревога была объявлена в Ленинграде уже в ночь на 23 июня 1941 года. Бомбардировки начались ночью 6 сентября 1941 года. 8 сентября город бомбили дважды. Всего за этот день вражеской авиацией было сброшено 48 фугасных и свыше 6300 зажигательных бомб. В этот день горели продовольственные Бадаевские склады. Гитлер, выступая перед членами рейхстага 6 сентября 1941 года, провозглашал: «Я не хочу войны против женщин и детей, и я отдал приказ командованию люфтваффе подвергать ударам только военные цели… прежде всего, необходимо стремиться к полному окружению Ленинграда, по меньшей мере, с востока, и в случае, если позволят условия погоды, провести на него крупное воздушное наступление», но бомбы и снаряды не были избирательными, под ними гибло мирное население.
В период с 4 сентября по 30 ноября 1942 года врагом было сделано 272 обстрела общей продолжительностью 430 часов. В этот же период немецкая авиация совершила около 100 налетов.
Это как раз период, который описывается в блокадном дневнике. 6 ноября 1942 года был страшный обстрел юго-западной части города, где и работала автор дневника. В этот день было разрушено здание управления портом – «красное здание», в котором она работала.
27 ноября 1942 года она пишет: «Сегодня был обстрел нашего района, снаряды так и свистели и бухали куда-то на крыши. Мы с Ж. никуда не уходили». Из записей видно, что ни автор дневника, ни ее знакомые и сослуживцы не уходили во время обстрелов в бомбоубежище, очевидно, не хватало сил, или уже присутствовала некоторая обреченность, о которой она пишет 6 ноября 1942 года:
«Мы раньше бегали в бомбоубежище, а теперь я лично ложусь в кровать и жду... смерти, вот не доесть ли шоколад, держу поближе…»
12 декабря 1942 г. она пишет о сильном обстреле, который был накануне: «Вчера был вечером жуткий обстрел, падали снаряды на Невский проспект и угол Литейного, много убитых и раненных пешеходов. Стреляли, очевидно, из Петергофа или Стрельн. Парка. Вчера я шла ужинать в 6 1/2 ч. Снаряды падали недалеко, было страшно: темно, лужи, скользко, ни души, обратно так же, была рада, что добралась до дому. Хочется навестить свой дом». Всего в этот день было убито и ранено 113 ленинградцев. Наша героиня, находясь рядом, не попала в зону обстрела.
Удалось установить адрес здания, в котором работала автор дневника. Оно было разрушено бомбовым ударом – это Межевой канал, 5. Обратимся к записи за 6 ноября 1942 года: «Что-то стреляют, хотя не слыхать тревоги. Опять налет и опять разрушения моего любимца города, так больно! И страшно! Я ведь пережила этот ужас, когда на мое здание на службе были сброшены с самолетов 2 фугасные бомбы. Я каким-то чудом уцелела, через комнату всё провалилось с 3 этажа в 1 этаж, сколько людей было погребено, сколько ранено! А я схватилась за косяк двери руками и коленями и так “болталась” со стеной вместе, она “ходуном ходила”, т. к. было не капитальная, а потолок, т. е. штукатурка с грохотом сыпалась на меня, я спасала свою голову, была одета зимняя шапка, мое зимнее пальто было как у мельника белое, лицо и все. Не могла я пробежать из комнаты по коридору в бомбоубежище, я была во 2 этаже в 78 комнате, а бомбоубежище в подвале, т. к. в наше здание попадали и каждое сотрясение вызывало снова разрушения и обвалы».
Далее продолжает: «Выглянув в коридор, пришла в ужас, груда разного мусора, небо видно, жуткая картина. Как жаль погибли многие симпатичные мне люди. Н. С. была убита печкой, которая на нее обвалилась, она всегда пряталась за нее, когда начинался обстрел, сколько молодых девушек погибло. Когда я, наконец-то, прибежала, перелезая через выбитые рамы на лестнице, в бомбоубежище, там было много народу и перевязывали раненных». Как следует из дневниковых записей, уцелела северная сторона здания, где находились столовая и правление.
Окончание следует
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде
