22.11.2018 | Нешкольная история

Жизнь на переломе времен. Часть 2

Рассказ о судьбе русской интеллигентки

Автор: Дмитрий Яковлев. На момент написания работы ученик 11 класса школы №75, Московская обл., пос.Черноголовка. Научный руководитель Г.С. Яковлева. 3-я премия I (1999-2000 г.) Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал

В 1931 г. Любовь Яковлевна вышла замуж за Серафима Яковлевича Семешко, педагога той же школы, позже ставшего ее директором. Он приехал в Воронцовку из Чернигова, где ранее учился в гимназии. Там он оказался связанным с украинскими самостийниками и вынужден был уехать, пока не поздно. Его родители, Яков и Ненила Семешко, всю жизнь крестьянствовали на хуторе Семешков под Черниговом. Экономные, старательные хозяева, непьющие, некурящие, с руками, сплошь покрытыми не сходящими мозолями, через несколько лет будут вынуждены, все бросив, бежать из родного дома с одной маленькой иконкой, чтобы не оказаться с другими «кулаками» где-нибудь за Полярным кругом или в сибирских болотах.

В 1932 г. у Серафима Яковлевича и Любови Яковлевны родилась дочь, которую они назвали Галиной в честь одной из героинь Леси Украинки.

Времена были суровые – даже кормящей матери запрещалось покидать собрания, конференции до окончания, сколько бы они ни продолжались.

Бабушка Ненила не могла понять такой жестокости, она просто плакала вместе с внучкой. Директор школы тоже не имел права уйти с работы, пока не кончались занятия, которые шли в две, а то и в три смены. В 1934 году родилась вторая дочка, которую назвали в честь бабушки Ольги Николаевны Дубле, урожденной Дурасовой.

Любови Яковлевне многому пришлось научиться: топить русскую печь, готовить в ней пищу, носить на коромысле воду, возить из леса дрова, работать на огороде, доить корову, которой она страшно боялась, кормить кур, делать еще много крестьянских дел, а, кроме того, вместе с учениками полоть, косить, вязать снопы на колхозных полях…

Примерно в это время РОНО (районный отдел народного образования) обратил внимание на прекрасную работу молодой учительницы и решил представить Любовь Яковлевну к награждению орденом Трудового Красного Знамени. Тогда это было очень высоким признанием заслуг. Однако Серафиму Яковлевичу удалось несколько раз задержать оформление документов, ведь последовала бы более глубокая проверка биографических данных, всплыли бы «опасные» обстоятельства.

По тем же причинам в доме никогда не звучала французская речь – так и не унаследовали дочки безукоризненное произношение матери. Только много позже ее старшая дочь упросит мать помочь ей выучить басню Лафонтена «Maitre Corbeau sur an arbre…» с настоящим парижским произношением.

К тому времени у Любови Яковлевна практически ничего не осталось на память о родителях и братьях – только несколько фотографий, но и те пришлось сжечь в 1937 г.

Так произошло окончательное прощанье с прошлым. К тому времени московские власти сравняли с землей захоронения на Алексеевском кладбище, где были похоронены Ольга Николаевна и Яков Евгеньевич Дубле, так что потомки теперь лишены возможности поклониться их праху.

О судьбе братьев Любови Яковлевны известно мало. Алексей после революции служил командиром у Тухачевского – потом ему припомнили и происхождение, и отца, и эту службу. Окончил жизнь в ГУЛАГе. Лев после революции жил в Прибалтике, работал архитектором, после 1940 г. тоже попал на Колыму. Любовь Яковлевна получала изредка вести от них, посылала посылочки… Вадим застрелился еще мальчиком, когда за чужую провинность исключили из кадетского корпуса. Только Георгий Яковлевич Дубле (1889 – 1941) прожил нормальную жизнь.

Сельские учителя в то время должны были вести огромную просветительскую и организаторскую работу: постоянно разъяснять колхозникам политику партии и правительства, проводить читку газет в бригадах и на полевых станах, организовывать сбор денег на займы, добиваться 100%-ого участия избирателей в выборах одного единственного кандидата, работать с допризывниками, проводить перепись населения и т.п.

Очень бережно относились родители к воспитанию своих детей. Никаких критических разговоров в их присутствии не велось.

Лишь случайно дети что-то улавливали, например, рассказ о том, как во время беседы с колхозниками о писателе Максиме Горьком выяснилось, что бедные женщины были уверены, что колхоз имени Горького назван так из-за очень тяжелой, горькой доли колхозников. Дочери Галине запомнилось сокрушенное лицо отца, когда ему периодически приходилось закрашивать статьи и портреты «врагов народа» в БСЭ и других книгах.

Родители старались воспитать в детях чувство собственного достоинства, здоровое честолюбие, трудолюбие. Само собой разумелось, что дети учителей должны были хорошо учиться, участвовать в общественных мероприятиях, заниматься спортом. И всегда и везде – книги и стихи. Пушкин, Лермонтов, Некрасов – настольные книги.

Летом 1941 г., наконец, решили поехать в Чернигов на родину Серафима Яковлевича, чтобы познакомить жену и детей с его сестрой и братьями.

Все было готово к отъезду, даже продали корову, которую приходилось держать, поскольку учительской зарплаты не хватало, чтобы обеспечить семью продуктами. Нужно было только принять последние экзамены у десятиклассников – и тут грянула война…

Во время войны учителя должны были являть пример собранности и спокойствия, они не должны были поддаваться панике, не могли позволить себе, например, штурмовать магазины, запасаясь спичками, солью, мылом и другими необходимыми вещами. (Кстати, их отсутствие сказалось очень скоро...)

Вспоминает старшая дочь Любови Яковлевны: «Я в свои 9 лет никак не могла понять, почему так встревожены взрослые – я ведь так много слышала по радио и читала в детских книгах и журналах, что наша доблестная Красная армия разгромит врага малой кровью на его территории. А какие великолепные песни пели: броня крепка и танки наши быстры и наши люди мужества полны…если завтра война…чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей клочка не отдадим…весь советский народ как один человек за свободную Родину встанет…

Но военные сводки звучали из черной тарелки репродуктора все страшнее и непонятнее. Взрослые молча следили по карте за стремительным продвижением немецких войск. До сих пор в памяти звучат трагические слова: «Сегодня, после тяжелых продолжительных боев, наши войска оставили…». Успех под Москвой вселил надежды, но с весны 1942 года грозный вал войны стал быстро приближаться к Воронежу. В июне немцы прорвали фронт под Воронежем. По бескрайним черноземным степям на восток от Дона отступали наши войска, сначала на полуторках, на конных повозках и просто телегах проехали командиры разных рангов, потом потянулись пропыленные и окровавленные бойцы, бросая ружья в кукурузу.

Районное начальство сбежало, оставив учителей без транспорта. В течение нескольких дней слышалась канонада, по ночам бомбили. Детей прятали в погреба, потом увезли в овраги, куда обычно на лето вывозили пасеки.

В селе не оставалось никакого начальства, аптеки, магазины, типографию разгромили. Долго еще можно было набирать пригоршни типографских литеров на тропинках в огородах… Все было на волосок от катастрофы, спастись от немцев казалось невозможным… И вдруг, как чудо, в прорыв бросили сибиряков под командованием генерала Ватутина. Немцы были остановлены, а после Сталинграда – отброшены на запад. А пока мы оказались в прифронтовой полосе. Штаб армии Ватутина располагался в Воронцовке, всех жителей, до последнего человека, отселили в соседние деревни. Конечно, на ручных тележках многого не увезешь. Так пропала большая часть библиотеки, которая была главным богатством семьи. Сохранилась только БСЭ, классика и книги по специальности. Летом 1943 г. стало возможно вернуться домой. К счастью, дом в основном уцелел».

Серафима Яковлевича в армию не брали по состоянию здоровья. Он продолжал руководить школой, нужно было восстанавливать нормальную жизнь школы, что было весьма сложно – здание школы разрушено бомбами, нет ни оконных стекол, ни парт. Не было учебников, бумаги, карандашей, чернил и многого другого. Не было дров, керосина для ламп. В школе были слабые семилинейные лампы, дома – «коптилки», представлявшие собой фитилек в банке с керосином. И при таком освещении учили уроки, читали книги, шили…

Любовь Яковлевна при каждом удобном случае, когда что-нибудь делала с детьми по хозяйству или куда-нибудь шла – например, на ручную мельницу, чтобы смолоть два–три стакана кукурузы, пересказывала содержание книг, которых не было в школьной библиотеке.Например, рассказы Эдгара По, Метерлинка, Беляева, Адамова и всегда – стихи.

Старшая дочь вспоминает, как она гордилась, когда ей доверяли пилить с отцом дрова и даже колоть их.

В сентябре 1943 г. родилась младшая дочь, которую по просьбе сестер назвали Таней в честь Зои Космодемьянской, – тогда еще не знали ее настоящего имени. Через полтора месяца Любови Яковлевне нужно было выходить на работу. Бабушек и дедушек давно уже не было в живых. Пришлось Серафиму Яковлевичу таким образом составить расписание уроков, чтобы жена со старшей дочкой могли ходить на занятия посменно. Старшая дочь очень гордилась доверием родителей, ведь ей было всего 11 лет, а сестренка была совсем крохотной. Она приспособилась учить уроки с сестренкой на руках, отметки не ухудшились, только почерк катастрофически испортился.

Вспоминает старшая дочь:

«Война постепенно шла к концу. Не помню, чтобы родители позволяли себе вести при детях панические разговоры даже в самые тяжелые моменты. Помню, как отец при свете горящих в печке дров в 1942 г. читал вслух книги Тарле о войне 1812 г., видимо пытаясь в русской истории найти какую-то опору… Мы ничего не знали о судьбе родственников, оставшихся на оккупированной Украине, в блокадном Ленинграде…

Окончание следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде