29.07.2016 | Театр

Другого дома у нас нет

Спектакль тель-авивского режиссера Яира Варди «Корзина культуры» размышляет об израильской идентичности

Спектакль Яира Варди «Корзина культуры» идет в Тель-Авиве на сцене театра «Тму-на», превращенной на этот раз во что-то вроде гостиной частного дома. В центре стоят два кресла для бесед, по углам – столы с компьютерами, за которыми сидят артисты, а зрители сидят где им заблагорассудится на подушках прямо на полу. Они такие же как и артисты участники разговора,  для которого все тут собрались. А разговор этот идет ни много ни мало об израильской и в какой-то степени еврейской идентичности, вопрос о которых в национальном государстве стоит достаточно остро.

Спектакль Варди выглядит как коллективное сочинение и в большой степени им является, поскольку очень большая часть его импровизируется на ходу и заранее не знаешь, куда уйдет рассуждение. А оно идет сразу в нескольких плоскостях, так что следить сложно и увлекательно.

Затравкой тут служат несколько диалогов из пьесы Теодора Герцля конца 19 века «Новое Гетто» между еврейкой и христианином, их играют артисты постарше. Но самое интересное – именно то, что возникает «здесь и сейчас» между публикой и пятью молодыми актерами. Каждый из них рано или поздно выходит к зрителям с личным признанием, большим монологом о том, кем он сам себя ощущает. Эти полу-исповеди, заготовленные заранее, определяют сюжет наших размышлений. Актриса Натали в растерянности: как говорить про историю страны? Вот перед нами старое видео: у Голды Меир факты так ловко складываются в ясный нарратив, а Натали в панике от множества противоречащих друг другу фактов. Любая версия, какую ни выберешь, заставит рассуждать в терминах «хороший - плохой», а делать это ей совершенно не хочется. Она рассказывает, что ее сестра-еврейка замужем за палестинским арабом и как понять, что теперь надо говорить об их детях, как им объяснить, что происходит?  Хореограф и танцор Ротем горячится: «Что такое национальная идентичность? Француз идентичен французу, но не бельгийцу или швейцарцу, говорящему по-французски? Хотя у них один язык, близкая история и они живут рядом. А француз только что иммигрировавший из Марокко более идентичен «подлинному» французу, чем бельгиец или швейцарец? Я отказываюсь принимать такую идентичность. Эта воображаемая цельность давно треснула, поэтому у нас есть с одной стороны - фундаменталисты и среди еврейских поселенцев и среди мусульман, а с другой -  арабские трансвеститы в  Яффо и транссексуалы в Тель-Авиве, а кроме того бедные африканские иммигранты и беженцы, у которых нет выбора, кроме как задыхаться в собственной культуре, языке, истории и менталитете. Вы можете сидеть в своей комнате целый день и смотреть на YouTube как сделать оригами жирафов, и ничто не соединит вас  "на национальном уровне" с  людьми на улице.  Культура сейчас радикально фрагментирована: каждый человек имеет дело со своим собственным полем интересов, которые он разделяет с людьми, которые могут быть на другой стороне земного шара. И именно поэтому я воспринимаю идею национальной идентичности как миску, полную лозунгов и клише, которые никак не помогают человеческой солидарности».

Название  "Корзина культуры" с одной стороны подразумевает набор услуг в области культуры, который закладывается в госбюджет, а с другой – тот культурный груз, который тащит каждый из нас. Артисты выходят на сцену с корзинками, под праздничную детскую песенку, которую поют в детских садах. Только корзинки пусты, а разговор о культурных ценностях, определяющих жизнь каждого, выглядит нервным и противоречивым.  Действие развивается в нескольких направлениях, чередуя мелкие эпизоды, каждый – по три минуты, которые отмечаются звонком таймера – говорить долго никому не дадут. Такая дробность дает представлению энергичный ритм и требует от зрителя такого же быстрого переключения, как и от актера. Элементов, кроме пьесы Герцля и заранее приготовленных монологов, есть еще четыре. Во-первых, актеры по очереди парами занимают кресла и обсуждают что-то важное, иногда споря очень горячо (тема задается, но выученного текста нет и обсуждение всякий раз может идти по-новому). Второе:  параллельно кто-то из актеров, сидящих у компьютеров, комментирует их разговор как бы в чате, который выводится на два экрана по бокам сцены.  Комментарий идет в весьма свободной форме, всерьез или издеваясь, сердясь, что плохо слышно или замечая, что актер с ногами залез в кресло, а там, между прочим, потом другие будут сидеть. Иронические комментарии снижают серьезность разговора, а это важно – невозможно же беспрерывно обсуждать что-то на высоком градусе. Причем, говорящие, ясное дело, комментариев не видят и, увлеченные спором, только вздрагивают от неожиданного хохота публики, читающей насмешливые реплики. Третье: еще один актер после  диалога высказывает свои, написанные только что, соображения на обсуждаемую тему. И четвертое:  актеры вызывают на диалог зрителей из зала – никто не отказывается и тоже очень интересно говорят. При мне, например, одна девушка на вопрос о том, что для нее Родина, ответила, что  это  язык, именно он заставляет ее в Израиле чувствовать себя дома. Мужчину постарше спрашивали об истории его семьи и он рассказывал о родне, выходцах из разных стран, спасшихся от Холокоста. Меня тоже позвали на диалог и спросили, когда я почувствовала, что политика имеет ко мне отношение. И  я вспомнила, как  в подростковом возрасте мама давала мне читать всякие сам- и тамиздатские книжки.

Джейсон, веселый провокатор, рассказывает в своем монологе: «Я родился в космополитском доме: отец из Британии, мать – марокканка из Канады. Я был трехъязычный мальчик с английским, французским и ивритом  в одном маленьком рту. Моя мать учила меня, что страна похожа на шляпу, вы всегда можете заменить ее и нет ничего хорошего в том, чтобы умереть за что-то. «Ты не коллектив, ты – индивидуальность», - это было частью моего образования. Я не пошел служить в армию (и значит я никогда не смогу работать на госслужбе) не из-за благородных политических причин - я просто не хотел встать в ряд уродливых униформ. Это моя история, мой личный путь.  Я не хочу быть среди проигравших. Я не хочу быть среди оккупантов. Я ненавижу ходить на демонстрации. Когда у нас сигналы тревоги, требуют уйти безопасное место,  я остаюсь  сидеть на диване.  Прилетай ракета прикончить меня прямо сейчас. Будь что будет. К черту все это. Потому что ничего нет хорошего в том, чтобы умереть за жестокий мир. Но еще хуже позволить страху завладеть тобой».

Темы обсуждают в довольно широком спектре, но так или иначе все они концентрируются вокруг Израиля и еврейства, причем и то, и другое вызывает у всех участников очень смешанные чувства. И это понятно – такая страна, что у всех корни разбросаны по всему миру, родители отца из Польши, матери – из Германии, отец из Йемена, мать – из Франции, несколько родных языков. Все хотят уехать и все всегда возвращаются, возмущаются политикой, раздражаются, чувствуют себя чужими, по многу лет проводят в других странах, где уже чувствуют себя евреями и понимают, что не могут врозь. Говорят про ощущение родины, про корни, про политику, про честь, ну и обо всем остальном по ходу – про деньги и еду, про женщин и мужчин, евреев и арабов, про армию и Биби. И даже песни поют, которые для актеров связаны с какими-то  трогательными воспоминаниями, а вокруг каждого из них собирается публика, подпевая хором – для нее эти песни тоже не пустой звук.

Яир Варди, режиссер, играющий в этом спектакле, тоже рассказывает о своем детстве, о том, как он всегда был нелепым толстым обжорой и еда была его способом борьбы с не устраивающей его действительностью. О том, как он уехал учиться в Германию, там нашел друзей и  был счастлив, но почему-то вернулся и вот теперь каждый вечер хочет купить билет обратно, но остается в Израиле, потому что только тут он дома и другого дома у него нет.

Рассуждения в этом спектакле могут быть сложнее или проще, но слушать их захватывающе интересно, поскольку это совсем не то, что ты ждешь услышать в стране, где патриотизм – не осуждаемое понятие, а наоборот, помогает выжить среди бесконечных войн. И вдруг ты слышишь  в размышлениях людей сплошные сомнения -  столько же в себе, сколько и в стране. Как, впрочем, и во всех остальных странах и в возможности взаимопонимания. И нельзя к ним не подключиться и не начать думать на ту же тему.

Источник: Israeli culture, 20.07.2016,