Летом 1944 года Дора Ивановна оказалась на Урале, в те годы Молотовской области, а ее семья и тысячи других болгар приобрели статус спецпереселенцев.
Жила Дора в поселке Углеуральский, как и все высланные, в бараке, а работать ее определили в угольную шахту. Это была тяжелая, мужская работа. Об этих и последующих событиях интересно было прочитать в статье Ираиды Ивановны Родионовой, ученицы Доры Ивановны, в газете «Соликамский рабочий» от 21 января 2005 года. Небольшие цитаты из этой публикации помогут лучше представить события того времени.
Дора Ивановна стала работать в шахте сначала навальщицей. А потом навалоотбойщицей. Тяжелый, изнурительный труд по 12 часов за 500 рублей в месяц и литр спирта! За десять месяцев Дора стала передовиком, и ее направили в Кизел на слет стахановцев».
Рядом с болгарами работали узбеки, они оказались здесь в начале войны: «Их появление на Урале связано с тем, что значительная часть мужского населения была призвана в действующую армию, а из западных и центральных районов СССР эвакуированы десятки предприятий, для которых были необходимы рабочие руки.
По словам Доры Ивановны, они плохо знали русский язык, очень тяжело переносили суровый уральский климат.
Дора Ивановна: «… они старались работать, все говорили, что вот заработаем денег и домой вернемся. Один такой узбек с нами рядом работал. А потом погиб – несчастный случай был, они плохо разбирались, как с техникой работать. Им, как и нам, никто не объяснял технику безопасности. Даже не могу понять, почему так было».
Стоит обратить внимание на условия жизни рабочих из Средней Азии, чтобы попытаться только представить, в каких условиях жили рядом с ними, вольными людьми, спецпереселенцы: «… многие рабочие (
речь идет о рабочих из Средней Азии – авт.) ехали на холодный Урал без зимней одежды и обуви, к прибытию такой массы людей оказались не готовы и многие предприятия: где-то не были подготовлены общежития, кому-то не хватало одежды и продуктов питания. Например, на строительстве металлургического завода в Челябинске «трудармейцы» вынуждены были днем и ночью плести из ивняка щиты, которые устанавливались на деревянном каркасе, а пространство между ними заполнялось талой глиной, которую добывали из-под двухметрового слоя мерзлого грунта. А в Орске «трудармейцы», работавшие на местной ТЭЦ, были размещены в темных, грязных и неотапливаемых землянках.
Вообще же подавляющая часть рабочих из Средней Азии в первые годы войны жили в наскоро сколоченных бараках с буржуйкой в центре, которая едва согревала помещение».
И хотя речь здесь идет не о Молотовской области, думаю, что и здесь условия жизни и труда для рабочих были те же. Дополняет представление о жизни поселка в те годы и следующая цитата, речь идет о поселке Губаха, рядом с которым была станция Половинка: «Жили губахинцы в войну на одной картошке. Хлеба мало: детям и пенсионерам – 250 граммов в сутки, рабочим – 800 граммов, шахтерам – 1200 граммов. Меняли вещи на картошку, таскаясь с санками по деревням, порой за десятки километров. Маленькое ведерко картошки стоило 400 рублей, большое – 600. Буханка коммерческого хлеба – 200 рублей. Ели лебеду, корни камыша, крапиву, пиканы, стебли молодого хвоща.
А в это время родные Доры Ивановны, оказавшись в Соликамске, не знали ничего ни о ее судьбе, не знали, что с ее отцом.
Дора Ивановна: «… отца отправили в Рыбинск в трудовую армию. Там он тяжело заболел, после перенесенной операции работать не смог. Чтобы выжить, собирал милостыню, ходил по помойкам. После настойчивых просьб его, измученного, больного, отправили в Соликамск, где жила жена с парализованной матерью.
Бабушка, ее парализовало по дороге из Крыма, в Соликамске заболела тифом, оказалась в тифозном бараке. В этот барак никто не хотел идти ухаживать за больными, по документом начальство разыскало меня на станции Половинка, и так я тоже оказалась здесь, рядом со своими родными. Папа приехал к нам позже. Нас поселили в поселке Карналлитово, в трех километрах от города».
Приезд Доры Ивановны в Соликамск со станции Половинка, скорее всего, не был вызван необходимостью ухаживать за больной тифом бабушкой. Дело в том, что была принята директива НКВД СССР от 9 августа «О соединении разрозненных семей крымских болгар, греков и армян». Так что ошибаются и сегодня Павловы-Вербовы, думая, что Дору Ивановну привезли в город, потому что никто не хотел идти в тифозный барак. Жалости властей здесь нет и в помине.
Вербовы оказались в Карналлитово. Место здесь болотистое, близко вода, мало пригодно оно для огородов. Прямо в поселке раньше собирали клюкву, но спецпереселенцы и эту землю «облагородили» – выращивали овощи. От них местные научились выращивать на Урале огурцы, помидоры, лук, капусту.
Здесь была начальная школа, амбулатория, детсад. В этом плане Вербовым все же повезло, многие из их земляков оказались в лесных поселках за сотни километров от Соликамска.
Дора Ивановна: «Мы должны были отмечаться в комендатуре. Очень строго за нами следили. Однажды мне надо было нужно поехать в Пермь по работе, на курсы, просила у коменданта, фамилия его была Анкушин, он был местный, соликамский, меня отпустить. Он не разрешил, потом специально меня проверял, уехала я или нет».
Дора Ивановна: «Местные по-разному к нам относились, и плохо тоже, обзывали врагами, даже в школе некоторые учителя, сами из раскулаченных, нас врагами считали: «Вы кто? Спецпереселенцы!» Кто-то просто боялся нас жалеть, помогать нам».
Дора Ивановна: «Жили мы в бараках, очень бедно, голодно, в страшной тесноте. Многие из наших работали на заготовке торфа, была такая организация – Гортоп, так вот она занималась заготовкой торфа. Торфяники были недалеко от города, вырезали торф из болота, сушили, зимой он шел на топку. Платили мизерную зарплату, чтобы только от голода не умереть. А меня отправили работать на пимокатную фабрику, там катали валенки. Она был напротив городской колокольни, за рекой. Очень тяжело там было работать, там же кислота была в чанах, она испарялась, мы в обмороки падали, травились этими испарениями». Сохранилась справка о работе Доры Ивановны на пимокатной фабрике.
Питание было очень плохое, картошки у нас не было, покупали не картошку у местных, на нее денег не было, покупали картофельные очистки по 90 рублей ведро. Вроде и лес недалеко, а там грибы, ягоды, но мы же лес не знаем, грибы тоже не знаем».
Дора Ивановна пришла работать в школу 1 октября 1945 года. Когда она оказалась в Соликамске, то комендант, Анкушин его фамилия была, по документам узнал, что у нее есть педагогическое образование, что она знает немецкий язык. И так она оказалась в нашей школе.
Дора Ивановна: «Привели меня под конвоем в школу, иду по коридору, с милиционером, дети смотрят… Зашла в кабинет директора, а директором в те годы была Нина Ивановна Белых – такая хорошая женщина! Она говорит охраннику, чтобы он вышел, стала со мной разговаривать. Она меня очень жалела, помогала, подкармливала, хотя и у самой не очень с продуктами было. Мне надо было ходить на работу из поселка Карналлитово. А зимы тогда такие холодные были – 40-50 градусов мороза! Учились же во вторую смену, уроки, совещания – до 11 часов вечера. Один раз иду и встретила волка, он овечку тащил на спине, а я не поняла сразу, что это волк. Директор Нина Ивановна Белых, она за речкой жила, меня иногда в морозы у себя оставляла ночевать, а когда сама в Пермь по работе уезжала, я с ее детьми оставалась, печку топила, кормила их.
В те годы в школе был прекрасный коллектив учителей. Здесь работали местные, соликамские, но были и те, кто был выслан как политические. Конечно, мне было трудно начинать работать, но мне помогали. И очень многому я научилась в своей работе от Софьи Михайловны Плотниковой. Она была выслана из Ленинграда, точнее, ее муж был выслан в Соликамск как политический, а она приехала к нему.
Была выпускницей института благородных девиц, хорошо знала языки – пять языков, музыку. И была редкой души человеком. Меня учила преподавать немецкий язык, помогала готовить уроки.
В школе всегда требовали проводить открытые уроки, в те годы тоже так было. Один раз было так, я веду открытый урок, а она у меня на уроке была, сидит на последней парте, смотрю, она плачет. А испугалась, может, что не так делаю, ошиблась, урок закончился, я – к ней! Спрашиваю, что случилось, почему вы плачете, что я не так сделала? А она мне отвечает: «Я плачу, потому что я сама бы так урок провела, как ты, так бы все сделала…»
Дора Ивановна: «В войну в школах вели военное дело, и часто учителя были из военных, раненые офицеры. Прислали и к нам в школу офицера, молодой, красивый, он был ранен, контужен, лечился от ран в госпитале в Перми. Пришел в нашу школу, а у нас были учительницы – молодые девушки. А женихов тогда было мало, все же на фронте, а сколько погибло… Вот эти девушки забегали, ему внимание стали оказывать, а у них же дома свои, картошка, стали его приглашать домой, на вечеринки, просто в карты вечером поиграть. А он на меня обратил внимание, стал за мной ухаживать, все меня просил разрешить до дома проводить. А куда моя дорога домой? В барак, я же спецпереселенка. Я его, наоборот, стала избегать, прятаться, чтобы домой одной идти. Убегу через заднее крыльцо из школы и одна домой иду. Но раз он меня подкараулил у этого крыльца. Деваться некуда, пошли вместе.
Стал меня провожать, так мы и поженились. Хотя ему это грозило неприятностями, предупреждали, что могут отобрать партбилет.
Я ведь тогда такая худенькая была, из одежды ничего хорошего не было. Я от голода в обморок падала, Сергей меня стал подкармливать, он же офицерские карточки имел, хлеб получал на него, еще какие-то продукты. Но пришлось ему за нас постоять, чтобы пожениться. «Не связывайся с спецпереселенкой!» – так ему тоже говорили. И уже потом перед регистрацией брака было так, что в Усольлаге, куда он перешел работать, чтобы побольше получать, денег-то у нас обоих не было, говорили начальники, что ему лучше на мне, спецпереселенке, не жениться, будут неприятности, придется ему уйти с работы в спецучреждении. Поженились мы только после того, как из Усольлага сделали официальный запрос в Крым, выясняли, состояла ли я на службе у немцев. Ответ пришел, конечно, отрицательный, не помогала я немцам. Счастливая я, такой муж мне достался – ничем не обидел, на меня голоса не повысил».
Дора Ивановна: «Стали за речкой у одной учительницы квартиру снимать. Муж старался денег заработать, брался дрова людям пилить, колоть, да у него плохо получалось. Он же из Саратовской области, там печи соломой топили. Где ему научиться дрова колоть?
Родились у нас близнецы – мальчики Глеб и Игорь. Только умерли они сразу, в роддоме тогда очень холодно было, морозы стояли, котельная не работала. Так наших деток и не уберегли.
А потом сын Женя родился, дочка Вера, позже – двойняшки Галя и Володя. Все эти годы мы жили вместе с родителями, сестрой мамы – большая семья – девять человек! Как жили? Работали. Заочно я закончила Можайский педагогический институт. Мне и диплом выслали по почте, потому что как раз родились двойняшки.
Я каждое лето в лагерь ездила, трудовой, пионерский, отпуск не брала. Так за лето уставала! Очень мне нравилась моя работа, никогда старалась не повышать голоса, ребята меня любили, и не было у меня плохих учеников».
В 1956 году были приняты документы, позволяющие покинуть богарам места ссылки.
Я поинтересовалась у Доры Ивановны, почему они не уехали на родину, в Крым. «А куда нам было уезжать, в Крым все равно нельзя было уехать. Да и семья уже была не та: дети маленькие, родители в возрасте, у нас с мужем работа, да и деньги нужны были на переезд, а здесь и жилье было, хоть и не свое – съемная квартира. Мы же здесь кое-как обжились, мало кто из наших уехал, да и то не в Крым, в Краснодарский край уезжали. И здесь так тихо было… А там я войну пережила, не дай Бог пережить то, что было, когда у нас были немцы…»
Судьба Доры Ивановны во многом похожа на судьбы не только ее земляков – крымских болгар, но других жертв сталинских репрессий. За что пострадали эти люди? Ответ найти трудно, просто невозможно, неужели, за то, что им выпало родиться и жить в то время, в той стране?
Прошло всего около двух десятилетий со времени, когда впервые стали известны подробности сталинских репрессий, но уже сегодня общество забывает о невинно пострадавших, больше того, порой глумится над памятью о них. Так два года назад осквернили памятник жертвам репрессий в Соликамске. Кто это сделал?
В Пермской области в годы сталинских репрессий пострадали более 400 тысяч человек. В Соликамск были доставлены более 300 тысяч заключённых, спецпереселенцев, трудармейцев. Сегодня в городе проживает 1500 жертв политических репрессий. Все ли из нас, соликамцев, знают и хотят знать об этом?
Печатается с сокращениями
