Авторы

Мифологическому архаическому сознанию свойственно третировать реальный современный мир как мир утративший доверие, как мир утомительный и докучливый, враждебный прежде всего потому, что он постоянно и настойчиво требует осмысления.

А какой смысл в том, что нельзя понять и осмыслить раз и навсегда?

А когда мир, живущий в категориях волшебной сказки, на своих условиях пытается взаимодействовать с миром реальным, время от времени уродуются реальные человеческие судьбы и проливается реальная, совсем не сказочная кровь.

Неразличение яви и сна, а также прямых и переносных смыслов слов, образов, понятий — это вообще проблема не взрослых людей и не взрослых обществ. Так что стоит ли изумляться по поводу различных причудливых, мягко говоря, сюжетов, связанных с культурой и искусством. Стоит ли удивляться тому, что те или иные объекты искусства способны, оказывается, «оскорблять чувства», хоть религиозные, хоть патриотические, хоть какие.

И это при том, что даже дети в своих детских играх учатся различать область реального и область условного посредством таких взаимопонятных терминов, как «понарошку» или «как будто». «Давай, я как будто буду продавец, а ты как будто будешь покупатель».

И, конечно, обстоятельство, что субъектом подобного «требования» выступает какой-никакой, но все же министр, и при этом, что особенно пикантно, министр именно культуры, а не, допустим, рыбного хозяйства, придает этому сюжету особую прелесть и остроту.

Существуют в нашем родном языке глаголы, посредством которых в разные времена и с разными последствиями жгли — по бессмертной формуле национального российского гения — сердца людей. Иногда — дотла. Иногда — не в метафорическом, а в самом буквальном смысле, вместе с самими людьми.

Таков и глагол «требовать».

Я еще, как ни странно, застал остатки старорежимных словесных формул наподобие висевшего еще в начале 70-х годов на стене Елисеевского магазина бодрого призыва «Требуйте свежую осетровую икру» при полном отсутствии не только свежей, но даже и не очень свежей, и не только осетровой, но и какой-либо другой икры. А также помню, как, балансируя по шатким дощечкам, проложенным поверх недвусмысленного вида и запаха лужи, полноводно разлившейся по полу общественного сортира, я был развлечен видом ржавой, висевшей на одном гвозде таблички с надписью «Требуйте свежих салфеток». Ага, «салфеток». Ну да, «свежих». Далась же им эта «свежесть».

Но в основном «требования» были иного, куда менее забавного свойства.

В основном в разные годы отовсюду доносилось «Требуем прекратить агрессию такой-то военщины против того-то и сего-то» или, несколько раньше, «требуем смертной казни для бешеных троцкистских собак и убийц в белых халатах».

В годы же моей «застойной» молодости главное и повсеместное требование времени было сформулировано с беспощадной ясностью и последней прямотой: «Требуйте долива пива после отстоя пены». И эта поистине народная формула была понятна всем и каждому — от балбеса-школьника да зануды-пенсионера. Это вам не какая-нибудь там «критика мифов», это сама народная жизнь, где мифы и их критика в полной гармонии сосуществовали в многочисленных дискуссионных пространствах, примыкавших к пивным ларькам.

А теперь? Какой такой долив? Нет никакого долива. Остались только пена и отстой. И обильная пена, как мы видим, настойчиво требует полного отстоя.