АВТОР: Дарья Марьянина на момент написания работы – ученица 11 класса МБОУ ОСОШ №3, пос. Орловский, Ростовская область. Научные руководители: учителя истории Лариса Кимовна Гаврилова, Людмила Михайловна Марьянина 3-я премия XV Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал
Сергей Фомич Гаврилов начал вести дневники в 1948 году. Описывал происходящее и воспроизводил прошлое. Получилось несколько общих тетрадей, которые он завещал своим близким. Одну из своих тетрадей он назвал «Муравьиная жизнь». Что он имел в виду? То, что всю свою жизнь, как муравей, надрывался на работе, чтобы есть досыта? Или то, что был одним из миллионов простых, зависимых от власти людей, которых можно уничтожить, растоптать?
Познакомившись с воспоминаниями Сергея Фомича, я пришла к выводу, что передо мной пример не только человеческой стойкости, но и человеческого достоинства. Никогда ни перед кем он не пресмыкался, на все происходящее в стране имел свою точку зрения.
Детство
Сергей был одним из семерых детей Фомы и Анны Гавриловых. Родился он во время переезда семьи из казачьей станицы Майоровской на Верхнем Дону в Сальские степи, где «царь продавал земли по 10 копеек за десятину». «Поселились мы в хуторе Романове. Отец взял 9 десятин. Усадьбой стали на второй улице. Недалеко от прудов – метров 800. Но воды не было, колодец был у соседей».
Места эти уже были обжиты калмыками, украинцами-«хохлами», немцами. Было много и казаков. «Село наше с прудом посередине, утопающее в садах, было разделено на три части: центр – казаки, кутуй с хохлами, и немецкая слобода. И всегда враждовали они меж собой».
Сергей Фомич вспоминает, как его с малых лет отец приучал к труду. «приходилось носить воду на коромысле на носочках, чтобы ведра до земли не доставали». Во время обмолота, он, четырехлетний, на коне. «Жара неимоверная, я, наверное, задремал, конь встряхнулся и сбросил меня на солому. Я хоть и ушибся, а пытаюсь взобраться на коня. Подошел отец, помог мне и произнес слова, которые я запомнил на всю жизнь:
«Казак не должен падать с коня и плакать! С тех пор я ни разу в жизни не упал и никогда не плакал. И только в конце жизни понял, что отец был не прав – плакать нужно, чтобы снимать нервное напряжение, облегчать сердце».
Сергей Фомич с любовью рассказывает о родителях: «Батя Фома Кузьмич - высокий, статный, кряжистый, с серьгой в ухе». Очень спокойный, уравновешенный, всегда улыбался. Мама Анна Александровна – остроносенькая, чернявая, глаза карие, веселые. Красивая, горячая на работу. Командовала отцом. А еще не любила праздных разговоров и брехни». «За четыре года справили неплохое хозяйство: построили саманную хату на два окна с земляными полами, сарай и конюшню для скота, амбар для хлеба тонн на пятнадцать, летнюю кухню, свинарник, курятник, погреб с выходом. Были у родителей пара быков, пара лошадей с рессорной бричкой, косилка, сеялка, веялка, буккер».
Жить бы да радоваться, но нет – в августе 1914 г. началась I мировая война. Отец ушел на фронт. После революции, приняв сторону большевиков, Фома Кузьмич, ненадолго вернулся домой. Вскоре его арестовали и угнали. Спустя время узнали от его однополчанина, что отца с товарищами расстреляли белые.
казаки».
«И какая власть не наступала, обязательно какую-нибудь погань нам сделает. …все, что можно было, у нас забирали то буденовцы, то дикая дивизия: последнюю корову забрали белые, последнюю худую свиноматку − красные».
Власть менялась часто. «Пришли белые, принесли муку – пеки, мать хлеб! Пока пекла, хутор заняли красные, а к вечеру вернулись за хлебом белые!»
Детство Сергея было голодным. Читаю воспоминания о голодном двадцать первом годе: «Не было ни хлеба, ни скота, ни тягла. Пахать и сеять нечем. За всю весну и лето не выпало ни одного дождя. Все сгорело: все посевы и травы. Потом пошли пожары. Горела степь до горизонта. Потом полетела тучей саранча, ее жгли соломой и ели. Потом пополз черный червь - вся земля черная, поезда не могли идти – буксовали. Потом пошли мыши, не наши кругленькие, а чужие − плоские. Эта рать на земле уже ничего не нашла, грызла корни трав, деревья. Жуткое время было».
Сергей Фомич вспоминает, что в 20-е годы продовольственную помощь голодающим оказывали американцы. В здании школы, построенной в 1912 году еще при царе, открыли столовую. Варили рисовую кашу и какао. «Все дети собрались туда. Пришли и мы. Зачитали списки и впустили в столовую детей коммунистов и украинцев. А нас − казачат, не пустили. Мы силком пробивались, лезли под ноги, но нас отбрасывали назад. Уже на пятый день мы с братом Федякой влезли через окно, съели по каше с маслом, хлебнули горячего какао. Нас, конечно, выпороли, но запомнил я этот вкус и запах на всю жизнь!»
«Казаки были вне закона до 1926 года. Бывало, идет демонстрация с флагами, а мы − сбок дороги. В колонну нельзя. Почему? Много раз я просил принять меня в комсомол − обещали, но не приняли. С другом Мишей Поликарповым поехали учиться в ШКМ (школа комсомольской молодежи), но нас оттуда вышибли». Причина – происхождение.
С горечью Сергей Фомич говорит, что за первые годы советской власти «крестьянский двор был отброшен назад лет на пятьдесят». Торговли не было, мать на нитки распускала льняную скатерть, из своих платьев и юбок шила детям рубахи, расплетала солдатские ремни, сама чинила обувь. Большую часть года ходили босые. «Ни гвоздя, ни спички, ни соли, стали жить по-первобытному». Огонь добывали кресалом, за солью ходили на берег Маныча, километров за 20.
К востоку от хутора была до революции усадьба помещика Ивана Булавкина. Были у него громадные дома, семь прудов с рыбой, сады, амбары, лабазы с множеством сложной техники, в полях стояли большие скирды сена, соломы.
«Все пожгли товарищи, рассыпалась пшеница, долго стояла пожженная техника. Жили под лозунгом «Долой!» А зачем было уничтожать? Если бы это все добро использовать на общее благо, лучший совхоз бы получился!»
В 1924 году Сергей поступил в школу. Учились вместе ученики 1−4-х классов. Сергея быстро перевели в четвертый класс, схватывал он все на лету, уроки никогда не учил. Больше всего ему нравилась математика. «Учился с радостью и легко. Но меня часто ругали за курение».
Сергей Фомич вспоминает, как в январе 1924 года во время похорон Ленина «мы были на мельнице в станице Пролетарской. Гудели гудки, и все поезда остановились на пять минут. Учительница в школе говорила нам, что хоть Ленин и умер, вместо него остались Рыков, Бухарин, Каменев, Троцкий. Жизнь пойдет еще лучше, потому что народ работает с энтузиазмом».
Юность
С 1926 по 1928 год Гавриловы работали в артели по совместной обработке земли. «Семей шесть-восемь чудесно работали, весело, хоть и нелегко. Я вровень со всеми пахал и сеял, косил, скот пас – был неутомим. Мужики все хвалили меня: «Вот получим трактор – тебе первому на нем работать». Обещали осенью купить красную рубашку. Ни рубашки, ни трактора я не дождался. Но радостно было от того, что хозяйство поднималось». При НЭПе появился интерес лучше работать, открылись ларьки с разнообразными товарами, инструментами. Даже колодец свой выкопали. «Но жили еще бедно, я так и не купил себе галоши, как другие. Но жили весело, пели, плясали, играли».
В 1929 году началась коллективизация. В хуторе зажиточных крестьян- кулаков не было, раскулачивать было некого. Никто не сопротивлялся, понимали – бесполезно. Шли в колхоз «безропотно, как на каторгу. Веселой жизни – конец, как будто нагрянула на село чума, все затихло, только по ночам слышен рев скота. Пускали под нож, чтобы напоследок хоть наесться досыта».
Сергей Фомич отвел в колхоз коня, быка.
«Начали вкалывать все вместе, стащили все амбары вместе, думали, засыплемся зерном, но осенью приехали уполномоченные, вывезли весь хлеб на элеватор, а нам выдали отходы, зерна по несколько килограммов и денег ни копейки. Чем питаться, как жить?».
В ноябре 1930 года, от голода и непосильного труда в возрасте всего 54 года умерла мать Анна Александровна. Последними ее словами были: «Ох, хватите вы, дети, горя без меня!»
В 1931 году Сергей Фомич уезжает по договору в Свердловск. Поначалу работал грузчиком на Уралмаше, копал канавы, заряжал газогенераторы карбидом. Через полгода начальник цеха Пащевский (позже будет расстрелян, как враг народа) перевел его в военный цех учеником. А в октябрьскую годовщину его как ударника первой пятилетки премируют за отличную работу. Сергей Фомич пишет, что не подарок был важен, а «торжество на глазах твоих товарищей. Это не деревня, где все старались пнуть тебя ногой, здесь ценят твой труд!» Зарабатывал по 70 рублей, смог посылать деньги домой, купил первый в жизни костюм за 50 рублей.
Осенью 1932 года Сергея Гаврилова призвали в армию. Попал в Белорусский военный округ в учебную команду. «Пришлось опять хлебнуть горя. Весь день учеба – гоньба, а до 11 вечера строили казармы, железобетонные дзоты, бетон мешали вручную. Голодные были постоянно. Я - то привычный, а ребята плакали от голода и издевательств командиров». Восемь лет прослужил достойно Сергей. Отлично изучил винтовку, пулеметы ручной и «Максим», пушку-сорокопятку, рацию, химзащиту. Сдал нормативы на значок «Ворошиловский стрелок». Друг Петя Патрушев выучил его шоферскому делу. Воинская служба очень нравилась Сергею, он даже хотел посвятить ей жизнь, но поступить в школу командиров не предложили, «а сам лезть, помня горькое казачье прошлое, не решился. С тем и поехал домой в январе 1939 года».
Вернулся в Свердловск, окончил трехмесячные курсы шоферов. Послали работать на Алапаевский хромитовый рудник. Менялись рудники, поселки, в которых приходилось жить. Но везде Сергей Фомич находил время участвовать в самодеятельности, играл в спектаклях, освоил гитару. По-прежнему любил танцевать. На работе – очень добросовестный и ответственный. Однажды его разбудили товарищи:
«Вставай, засоня, а еще стахановец!» Оказалось, что над конторой вывесили транспарант «Да здравствует 1-й стахановец рудника т. Гаврилов!» И как стахановцу Сергею Фомичу выделили отдельную комнату в новом доме.
Пришло время обзавестись семьей. В браке с Клавдией родились две дочери: Маргарита и Татьяна. В январе 1941 года С.Ф.Гаврилова мобилизовали − служил водителем на эмке в Уральском военном округе, «возил начальника, даже имени которого не знал. Сидел всегда в машине, отлучаться не мог, питался хлебом, мерз в машине до двух ночи». Потом перевели, стал водителем у полковника Гнедовского. «Совсем другой человек, обедать идет и мне велит».
Война
Потом была война. Можно очень коротко, словами самого Сергея Фомича сказать об этом времени так: «Четыре раза в танке горел, четыре ранения получил. Отступления, атаки, наступления. Выполнял приказ «стоять насмерть» в обороне. Двадцатиминутный сон, полуголодный паек. А как ушел помкомвзвода, так и пришел старшим сержантом, хоть и кончил четыре военных школы».
Но не могу не прибавить к этому, что Сергей Фомич, как персональный водитель полковника, мог получить бронь, но ушел на фронт добровольцем. Закончил танковую школу под Читой, участвовал в боях за Сталинград, сражался под Курском, освобождал Белоруссию, Украину. После очередного ранения танком уже не мог управлять – повреждена кисть. Стал шофером на студебекере, потом на американском форде, возил грузы на фронт. В феврале 1945 года в Германии наскочил на мину, был контужен, повредил глаза. Лечился в госпитале г.Ченстохов, после служил в эвакопоезде №2 на немецком дизеле мерседес-бенц. Вывозили из Германии оборудование шахты, вагоностроительного завода, листопрокатного завода, двух сахарных заводов, кондитерской фабрики, военного завода, лампового завода. В январе 1946 года погрузились в эшелоны и отправились домой.
«У каждого командира был свой вагон с разнообразным добром и мебелью. Вез и я с собой три ключа гаечных, луженый кофейник, да медаль «За отвагу!» за все бои и труды»
Мирная жизнь
Из дома вести доносились тревожные. Клавдия три года не пишет. Тревога за детей гнала домой, на Урал. Брат Саша подтвердил слухи: «Семья твоя распалась, а квартиру заняли». Пока Сергей Фомич был на фронте, Клавдия в 1943 году отдала младшую дочь чужим людям на воспитание, вышла замуж и уехала в Латвию, забрав старшую дочь Маргариту. Вернулся Сергей Фомич на старую работу. Через два месяца через прокурора отвоевал квартиру. «В 1946 году объявилась Клавдия, оставила Морю и уехала. Воспитывал ее как мальчика, занималась на перекладине, подтягивалась». Друзья сватали то к одной, то к другой. Шофер Пятков познакомил с бездетной вдовой Марусей. Ей было 38 лет, Сергею Фомичу – 37. Сошлись, стали жить. Маруся очень полюбила Морю, та привязалась к ней. Жили бедно, много работали, держали хозяйство. Но смогли построить собственный дом, хоть и потеряли много здоровья. После выхода на пенсию, а на нее прожить было трудно, стали заниматься выращиванием цветов, рассады на продажу. Даже купили старенький автомобиль. Помогли стать на ноги дочери Маргарите, племянникам рано умершей сестры Анны – Ивану, Георгию, Михаилу, Любе. Нашлась и Татьяна, младшая дочь, помогали и ей. Сергей Фомич очень любил и ценил свою жену Марусю. Очень сокрушался, что вынуждена она чрезмерно работать. Но по-другому они не могли.
Взгляд на политику
Как я уже писала, Сергей Фомич был человеком неординарным, имеющим свой взгляд и мнение на происходящее в стране, на политику. Хочу еще раз строками из его дневников это проиллюстрировать.
30.01.1949 года. «Сегодня в Свердловске большой праздник – выбираем суд. Выбираем судей своих и не знаем, кто они и что. Просто комедия».
15.01.1953 года. «Сегодня прочли, что раскрыта шайка врачей - евреев - отравителей. Кто в трамвае выражает свое недовольство, кто злорадствует. Никогда в жизни не было так скучно жить. Работа – забота, а денег и на еду не хватает. А чтоб пойти в кино или театр – это сверх роскоши – немыслимо. Дни идут как вода».
5.03.1953 года. «Отработал первый день на новой работе – в гараже скорой помощи на машине ГАЗ-653. Утром возвращаюсь домой на трамвае. На площади 1905 года по радио передали о смерти Сталина: «Любимый наш отец, учитель и вождь скончался». Смотрю на людей: одна женщина плачет, а остальные пассажиры едут себе, кто разговаривает, кто смеется. И подумал: «Не шибко же его любили люди простые. Да и пора давно сменить музыку. Никогда не думал, что его переживу. Ну, думаю, сейчас пойдет все по-другому. Бояться некого, сядут в ЦК за стол на недельку и обсудят, как наверстать упущенные годы, как вернуть авторитет первому социалистическому государству и компартии. …но оказалось, что думать было некому. Все подписывали списки на расстрел людей. И главаря не осудили, на Красной площади похоронили. Как же, заслуженный убийца!»
«Но все-таки рад, что пережил царя-ирода Ёсифа-носаря! Ох, как опротивело это беспардонное вранье по радио и в газетах! Это бесконечная похвальба: любимый, дорогой, гений, учитель, вождь! Противно и стыдно за русского человека. До какого подхалимства и низости, позора и унижения его довели. Я о нищете уж и не говорю».
«Хрущев получил в наследство от Сталина разоренное до нищеты сельское хозяйство. Но все же он закупил пшеницы и кукурузы в Америке и Канаде, и мы прожили год сносно. Но, не посоветовавшись с народом, а только с партийцами, решил в 1956 году весь скот у частников ликвидировать. Стали требовать сдавать на мясо скот. А у нас корова была, по 15 литров молока давала. Я наотрез отказался ее сдавать. Принесли повестку в суд. Я доказываю, что нет такого закона, силой заставлять скот сдавать, а мне судья: решение власти – это и есть закон. Пришлось отвести коровушку на бойню. Вот какие у нас умные правители. И беда в том, что пожаловаться некуда. Печать вся у партии, а партия творит беззаконие. Покритиковали бы немного, глядишь, может, и устыдились бы. А наш Кириленко (первый секретарь Свердловского обкома партии в 1955-1962 г.г.) не сильно возражал. В тот год Свердловская область выполнила план по мясу на 300% и ее наградили за это головотяпство Орденом Ленина, а Кириленко вскоре взяли в Москву секретарем ЦК.
«…поедешь, бывало, мимо деревень, стоят домишки, подгнили ворота, свалились крыши. И уж потом, когда жрать стало нечего, спохватились, стали целинные земли распахивать. Но ведь и дома земли полно, только позаботиться о ней надо и о тружениках! Но и тут не повернулись лицом к деревне».
3.05.1964 года. «Прошло 10 лет, а я и страницы не написал. Все роблю. Для чего? Для кого? Все для людей. Для государства. А что мне дало государство? Правящая партия коммунистов? Да ничего! Ни дома, ни машины, ни путевки на курорт, ни благодарности. Спасибо никто не сказал».
«В 1947 году прошла денежная реформа (обменяли 10:1). Цены остались старые в основном, снижали на что-то несущественное. А еще в обязательном порядке нужно было давать государству займы на 20 лет. Но вот уже прошло 30 лет, а государство с нами рассчитываться не торопится. Зарплата у меня – 380 рублей. Пошла пятилетка за пятилеткой, в каждой обещали повышать зарплату на 3-5%. И вот уже 8-я пятилетка (1965-1970 г.г.), а зарплата у меня по-прежнему 380 рублей. В 1960-м году - опять обмен денег. Стал получать 50 руб. А цены выросли в 3 раза. В девятой пятилетке повысили зарплату до 100 рублей.
В народе говорят: «Чем человек беднее, тем ум скуднее». Так и есть. Откуда взять мудрых руководителей в бедной стране? А партия ведущая – правящая только и знает: «нельзя!», «не пущать!» Неорганизованность, крик один, но ведь на словах далеко не уедешь».
15.02.1970 года. «Я ушел на пенсию! Мне 60 лет. Пенсию мне отвалили 57 рваных! Это за безупречный труд мой с 1928 по 1970 год! Да плюс война, холод, голод, оскорбления и унижения. Работать я любил, любил приносить пользу людям. Любил Родину свою и старался отдать ей все свои способности, жизнь на фронте в бою».
Сергей Фомич неоднократно повторяет в своих дневниках, что ведет записи, чтобы другие поколения не повторяли ошибок прошлого: «…нужны твердые законы, для руководства − в первую очередь. Чтобы были в стране две партии, а лучше даже больше. Важно, чтобы был народный контроль. А он не может действовать без свободы слова и печати. На международной арене надо оставить попытки распространять свое влияние в мире. Лезем, суем свой нос, а нас никто не слушает, потому что нечистую игру ведем и авторитета не имеем. Политику нужно проводить доброжелательную. Ведь сколько империй в истории было, и ни одна не удержалась, все пали. А у нас страна богатая, все у нас есть, торгуй, развивай, организовывай у себя дома!»
Как болела душа за страну у моего героя! Как актуальны его слова и сегодня! Странно, что такие очевидные вещи понятны простым людям, а образованные политики все чего-то недопонимают. Наверное, не хотят!
Печатается с сокращениями
