Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

15.10.2013 | Опера

Нежилая Россия

В Staatsoper Berlin прошла премьера «Царской невесты» в постановке Дмитрия Чернякова

Это популярная в России опера? А композитор?«- пытают сидящие рядом респектабельные меломаны из Мюнхена. Перипетии сюжета их невероятно трогают, а ария Лыкова, в которой он хвалит немецкие порядки, — так до слез. Зал Schiller Theater в день премьеры заполнен больше соотечественниками, впрочем, многие, как исполнительницы главных ролей — Ольга Перетятько и Анита Рачвелишвили, — скорее «бывшие». После того как гаснет выведенная на экран картинка патриархальной России и топчущиеся в снегу персонажи оказываются ряжеными статистами, которых снимают в студии на зеленом фоне, чтобы вставить в лубочную открытку, градус взаимопонимания только повышается: и нами, немцами одинаково манипулируют. России нужен Царь — узнает зритель прямо на увертюре из выведенного на экран чата опричников, но не реальный, а виртуальный, образ которого тут же и моделируется как нечто среднее между Сталиным, Петром I, Александром III и прочими самодержцами-генсеками: кто нос жалует новому царю, кто ухо, кто зоркий глаз. Компьютерный процесс конструирования нежити захватывает и выглядит куда более безобидным, нежели франкенштейновское сшивание монстра из трупов или выращивание гомункулуса в колбе. Ни плоти, ни крови тут не требуется. Выведенный на экран для общенародного пользования рекламный образ идеального Царя исполнен стерильности, хочется сказать, почти сорокинской, если бы она не была уже и черняковской. Только эти двое, похоже, нашли способ, не извлекая из «русского» материала сиюминутной публицистической и идеологической пользы, использовать его как нейтрально строительный.

Где это происходит, когда? В ХХI в., где к услугам опричников новейшие технологии, или во времена прежнего завидного жениха Ивана Грозного? Похоже, это все та же Азия, только обвешанная хайтеком, и никакие гаджеты не выведут из обихода проверенные народные средства — зелье, чтоб «красоту извести», да нож под ребро. «Яд-то от Бомелиуса, от немца!» — волнуются за репутацию мюнхенцы. Напрасно, потому что режиссер Черняков блистательно ни эти, ни какие-либо другие опасения не подпитывает и не поощряет. Его, похоже, вообще не занимают параллели и аллюзии.

Сценограф и режиссер, визионер и конструктор, он выкладывает из льдинок слово «вечность», а что получается «российское безвременье» — это побочный эффект. Он собирает реальность, в которой места самой реальности нет. Как нет места героям, выдавленным со всеми их любовями и страстями в пространственное Ничто, где уже стаканом с ядом обмениваются почти механически, не в силах разомкнуть круг. Россия если автора и занимает, то только как модель нежилого пространства. Будь то зал с мертвым светом, в котором и пируют, и заседают, и где опричник Григорий Грязной (Йоханнес Мартин Кренцле) наливает и опрокидывает чаще, чем поет. Или белый пустой экран, перед которым Любаша (меццо-сопрано Анита Рачвелишвили) торгуется с Бомелиусом. И даже огромное окно, через которое заглядывает Любаша в квартиру Собакиных, не ведет в живой мир. Там гипертрофировано все: телевизор, розы на обоях и сама, выставленная напоказ, жизнь семейства. Это окно в номенклатурный рай для Любаши становится дорогой в ад. Когда Анита Рачвелишвили, открытие стоящего у пульта Даниэля Баренбойма и сенсация, как уже пишут, этого проекта, встав на цыпочки, заглядывает в комнату и буквально визжит от боли, увидев Марфу — как смерть свою, — виртуальные игры заканчиваются, уступая место античной трагедии. Личная драма Любаши, которая изводит соперницу с такой роковой обреченностью, перевешивает. Зритель уже и не смотрит в сторону бедной Марфы — очаровательной Ольги Перетятько (она сияет жемчужной улыбкой с экрана и после смерти: часть Ничто, породившего ее и поглотившего). Рачвелишвили топит лед черняковской ирреальности, разжигая зрительскую потребность в человеческой драме. Ее мощь и страсть почти неуместны в этой концепции, но в итоге абсолютно оправданны. Цена вопроса благодаря ей становится очевидной. Эта Любаша берет зрителя за живое. Когда Рачвелишвили выходит на поклоны, то почти тут же закрывает голову руками — восторженный вой вскочивших на ноги зрителей обрушивается на нее динамическим ударом.



Источник: «Ведомости» от 09.10.2013, №186 (3448),








Рекомендованные материалы


Стенгазета
13.12.2021
Опера

Режиссерские игры под музыку Бетховена

В традиционном варианте либретто правда о гендерной принадлежности Леоноры, переодевшейся в Фиделио, чтобы вызволить своего мужа из тюрьмы, выясняется лишь в конце. У Кратцера Леоноре трудно скрывать свою женскую природу, и на фоне актерской статики остальных героев, она постоянно ерзает: «Что, черт возьми, происходит» и «Боже, как неловко» – ответила бы она на любовные притязания Марселины, если бы ей не нужно было петь текст начала XIX века.

Стенгазета
07.06.2021
Опера

Комфортный Солженицын

Почти во всех положительных отзывах о постановке как большой плюс отмечается её иммерсивность. Во время действия видишь только один, да и то замыленный и банальный приём – лениво направленный в зрительный зал свет поисковых фонарей, остальное же время наблюдаешь мерный шаг часовых вдоль зрительного зала. И всё это где-то там, на условной театральной сцене, с игрушечными автоматами и в разработанных художниками костюмах.