Авторы
В последнее время часто говорят, что слабость нынешнего протестного движения не только в его относительной малочисленности, но и - что главное - в отсутствии внятного дискурса, внятного языка, внятных требований. Что эмоции часто преобладают над разумом. И что вообще головой стенку не прошибешь.
Все правильно. Особенно про голову и стенку. Стенки не прошибаются головами - это верно. Стенки, как показывает исторический опыт, рушатся сами. Уж, казалось бы, что могло быть прочнее Берлинской стены в ее зловещей безысходности. Но и она рухнула в одночасье. А головы, особенно продуктивные, принято использовать для иных целей.
Ну, и про язык тоже все правильно. Но язык протеста формируется прямо на глазах. Формируется не в академическом пространстве, а буквально на улице. Язык - это явление не только вербальное. Существует язык поведенческого жеста, его словарь, морфология и синтаксис. И этот язык, повторяю, формируется в наши дни. Во всяком случае, на некоторые высказывания, часто и вовсе не вербальные, мгновенно реагирует власть, весьма, надо сказать, оперативно отвечая на своем языке - на языке дубинок, автозаков, полицейских протоколов, изумительных в своем запредельном идиотизме кадровых решений.
Говорят: "Ну какой толк от этих бессловесных бульварных прогулок, мобильных лагерей и легкомысленных белых ленточек, если неясен смысл самих этих посланий?" Так именно что он ясен, этот смысл! А в ином случае власть не отвечала бы на эти послания так, как только она и умеет отвечать.
Смысл этих высказываний еще и в том, что они предельно обнажают дискурсивный ресурс власти - убогий, косноязычный, беспомощный и, в общем-то, бесперспективный. "Ничего себе беспомощный, - говорят, - когда у них дубины, а у нас только головы!" Но именно в этом как раз и дело, что у них дубины, а у нас головы.
А еще много говорят об оптимизме и пессимизме. И правильно говорят. Вот и мой друг недавно напомнил мне о том, что однажды я ответил ему на какой-то из его аргументов в одном из наших бесконечных споров (не помню, о чем, да и неважно в данном случае). "То, что ты говоришь, - сказал я ему, - слишком бесспорно для того, чтобы это было именно так". Это я к тому, что скептиком и пессимистом в наши дни быть легче и, главное, надежнее и респектабельнее, чем быть оптимистом. Видимо, именно поэтому я оптимист. То есть просто потому, что это рискованнее, а потому - интереснее.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
