Количество интеллектуально и культурно вменяемых людей в любой стране невелико. Процент мне неизвестен, но, возможно, это что-то вроде пропорции цемента и воды в хорошем растворе – чтобы раствор затвердел, встал, необходимо, чтобы пропорция была правильной – то есть чтобы доля цемента соответствовала доли воды и песка. Да и сам цемент был бы чистым.
У нас этим, конечно, проблемы. В течение века (точнее, веков) лучших людей расстреливали, сажали, выселяли, заставляли эмигрировать или унижаться и приспосабливаться, да и сейчас держат в загоне. Так что наши проблемы понятны – воды и песка слишком много, цемента мало, раствор не схватывает: Путин.
Мой старый знакомец, русско-немецко-израильский писатель Леня Гиршович говорит, что Путин еще недостаточно плох для современной России, что дело не в том, кто управляет, а в качестве тех, кем управляют (справедливо), а мне становится противно. Может быть, потому что я только что посмотрел результаты социологического опроса на американском русскоязычном телеканале RTVi, где на вопрос: «Является ли любая критика Израиля – антисемитизмом?», около 90 процентов отвечают яростным «да» и только 10 процентов трезвым «нет», а я знаю, что Гиршович – большой патриот Израиля. Да, он ли один?
Вот приехал из вояжа по русской Америке и Канаде наблюдательный Шендерович и в эфире «Эха Москвы» сказал то, что, увы, было известно и раньше, по крайней мере, тем, кто здесь живет не первый год: что большинство наших соотечественников за рубежом (и в Израиле, и в Америке) – твердокаменные расисты и придерживаются крайне правых взглядов (еще Довлатов, кстати говоря, неуместно хвастался, говоря о наших за кордоном: правее нас только стенка).
Это я к тому, что в русско-еврейской эмиграции, почти как в России (может больше, может чуть меньше) – 90 процентов быдла и 10 процентов вменяемых. Причем, эти 90 процентов я вижу и слышу каждый день, а с представителями 10 процентов общаюсь раз в год по обещанию.
Понятно, что эмиграция, хотя я опрометчиво и сказал, что это, мол, лучшая часть страны, но это в общем ряду перечислений, через эмоциональную запятую. Я, правда, уточнил: их заставили уехать – то есть те, кого не заставили, естественно, принадлежат к другой категории. Но эмиграция, думаю, любая – это разновидность психологической, если не психической травмы и болезни, суть которой в том, что ты всегда – день и ночь – должен сам себе доказывать, что правильно поступил, когда уехал из проклятой России. Как гамму с закрытыми глазами играть. Это такой комплекс. Потому что трезво взглянуть на свою жизнь и сказать себе: нет, можно было бы и не уезжать, просто другая была бы жизнь, в чем-то хуже, в чем-то, может, даже лучше, – эмигрант не готов. И поэтому с презрением говорит: «И Путин недостаточно плох для вас, дураков, для всех тех, у кого ума, в отличие от меня (нас), не хватило уехать». И компатриоты в унисон утверждают, что критиковать Израиль, как тот же Гюнтер Грасс в его скучных, но, в общем, верных стихах, это – антисемитизм, потому что любая критика благословенного Израиля – антисемитизм.
То есть вменяемость – редкая птица, которая долетит до середины антисемитского Днепра, за которой начинается интеллектуальная трезвость. Так получается по обе границы России, в метрополии и эмиграции.
Но какова ситуация в других странах? Вот я с тихим и смешливым ужасом наблюдаю за избирательной кампанией республиканцев, готовящихся бросить вызов Обаме. Вот вижу по телеку, как очередной лукавый политик, выступая перед восторженной благодарной аудиторией, на полном серьезе заявляет: «Люди, вчера мне было Божье откровение, и Бог наш, который Христос, так и сказал: «Борись, парень, за номинацию в республиканской гонке, так как только ты сможешь спасти Богом хранимую Америку от мрачной пучины гнилого социализма, в которую сбросил эту великую страну нехристь Обама». То есть это – речь обыкновенного Остапа Бендера, представляющего Кису Воробьянинова отцом русской демократии, но у Бендера все-таки демократия, незаконнорожденный отец, разные словесные изыски, психология, наконец, а здесь обыкновенное тупое религиозное лицемерие и мракобесие, которое встречается такой бурной овацией, что за вменяемость аудитории становится очень даже тревожно.
Иначе говоря, обилие людей дивно наивных, бесконечно доверчивых, готовых стать объектом, кажется, любой идеологической манипуляции, представляется настолько подавляющим, что многое становится непонятным – как же работают здесь институты, суды, если те, кем управляют, столь легко поддаются на сладкие слюни? Да вот как-то работают. Более того, работают давно. И хотя я далеко не восторженный, а напротив критический наблюдатель устройства американской системы жизни, где уровень манипуляции не сравним с российским, но все равно присутствует – на нормальную жизнь (хотя, что такое здесь нормальная – слишком долго объяснять) все это больше похоже, чем в наших российских палестинах.
О чем это говорит? О том, что сторонников крайней правой (и очень популярной среди твердолобых американских республиканцев и наших бывших) «Чайной партии» (в просторечии их зовут чайниками) – все-таки не настолько много, чтобы даже тот же гипотетический Санторум с Гингричем или Ромни стали в результате Путиным.
То бишь есть сопротивление материала. Или, иначе говоря, цементный раствор все-таки схватывает – хотя это далеко-о-о, далеко-о-о не такой чистый бетон, каким он когда-то представлялся из России. Но и после снятия опалубки все как-то стоит, не падает, жизнь движется; правда, все равно, если говорить честно, дело в каких-то долях, процентах, пропорции. Просто история Америки или той же Европы оказалась более бережной и рачительной к человеческому материалу – сберегла прослойку людей вменяемых, неготовых обманываться по любому поводу, когда их обманывают лицемеры, которые есть везде. И, кстати, везде примерно действуют одинаково: обменивают лесть на поддержку обманутых этой лестью, выдают собственные интересы за интересы общества и государства. Но вот в одних местах эти манипуляции удаются, как у нас, а в других – не до конца. И не совсем.
Так что если бы речь зашла о будущем, я бы сказал – все дело действительно в интеллектуальной трезвости и интеллектуальной же стойкости: Путин достаточно плох даже для сегодняшней обедневшей на человеческий материал России, и это нельзя было не почувствовать по тому умному напряжению протеста, каким проявилось «белое движение рассерженных горожан». И этот протест не уйдет в песок, как бы ни было обидно, что он затих, потому что вменяемость, которая вроде как духовный цемент, никуда деться не может. А когда еще повысится уровень этой самой вменяемости, то Путин станет настолько плох для тех, кем он управляет, что его, Путина, просто не будет. Как с белых яблонь дым.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»