Авторы
В начале апреля в сети появился ролик. Три священника из Удмуртии, стоя перед иконостасом, обвинили патриарха Кирилла в отступлении от православных канонов и потребовали от него объяснений. На церковном языке это прозвучало даже сильнее — покаяния. А покуда этого не произойдет, отказались поминать его за богослужением. Реакция церковных властей не заставила себя ждать: не прошло и нескольких дней, как местный митрополит запретил священников в служении. Казалось бы, все понятно.
Патриарх хочет, чтобы церковь отвечала на вызовы современности, и энергично ее преобразует. У преобразований есть противники, и в этом церковь ничем не отличается от других социальных институтов. На каждого реформатора всегда отыщется дюжина охранителей. Вот и удмуртские батюшки начинают список злодеяний патриарха с того, что в церкви воцарился чуждый ей миссионерский дух, явно занесенный с гнилого Запада.
И не просто с Запада, а прямиком из Ватикана. По-другому и быть не могло, потому что РПЦ продолжает коснеть в страшном грехе экуменизма. Нарушая святые каноны, православные молятся с еретиками. Церковь в опасности.
В этих обличениях нет ничего нового. Они раздавались из уст чукотского епископа Диомида, изверженного из сана пару лет назад. Однако удмуртские бунтари не ограничились привычными антиэкуменическими лозунгами. Они уличили РПЦ и ее предстоятеля и во многом другом. Причем это другое удивительным образом совпадает с той антиклерикальной критикой, волна которой в России заметно нарастает в последнее время. Припомнили и церковные ордена, которые направо и налево раздаются толстосумам, и роскошь, в которой живет церковная элита, и даже грех содомии, которому предаются в церковной среде. Не упомянули разве что о часах и дачах патриарха. Зато уличили его в непотребных заигрываниях с властью, которую, напротив, следует обличать. Священноначалию пришлось выслушать от собственных клириков то, что обычно раздается с другой стороны церковной ограды. В чем причина?
Преобразования, затеянные патриархом, держатся на трех китах. Прежде всего, это идея, что церковь должна активно бороться с секуляризмом, чтобы вернуть общество к православию. Во-вторых, проделать это она должна с помощью собственной административной реформы и, в-третьих, в теснейшем альянсе с государством.
Суть реформы — предельная централизация власти, поэтому военные метафоры и лексика популярны среди ее инициаторов. Священники подчиняются епископату, епископат — патриарху, который и ведет церковное войско в миссионерский поход. Ведь только так можно завоевать заблудшие души и победить воинствующий секуляризм. Но
Становится ясно, почему преобразования нередко встречаются в штыки внутри церкви. Многие православные не видят большой разницы между стратегическим альянсом с католиками и унией с еретиками-папистами, их страшит потеря православной идентичности. Более того, сама идея организованного миссионерского наступления на общество кажется им совершенно чужой и противоречащей духу православия. Но это, пожалуй, не главное. Об этом можно было бы посудачить в своем кругу
священник еще более бесправное существо, чем обычный россиянин. И это объясняет, почему голоса церковной оппозиции нередко сливаются с критикой извне.
Протестные настроения в обществе усиливаются. Граждане все активнее выказывают свое недовольство отсутствием демократических процедур и властью, которая не может справиться с разъедающей ее коррупцией. Но церковь — это часть общества, поэтому неудивительно, что протестные настроения неумолимо просачиваются и в нее, достигая клира. Чаще всего они распространяются в блогосфере. Вот и удмуртские священники выложили свой протест в интернет, и там на него откликнулось немало голосов, как церковных, так и не имеющих отношения к церкви. И выяснилось, что их претензии к РПЦ как к послушному придатку власти, погрязшему, как и эта власть, в коррупции, почти ничем не различаются.
Конечно, реформы невозможны без наведения порядка в системе управления. Об этом расскажет любой студент, изучающий теорию менеджмента. Но он же расскажет, что реформы невозможны и без обратной связи. Которая, в свою очередь, не может обойтись без демократических процедур.
Попытка выстроить государственную вертикаль уже обернулась серьезными проблемами для власти. Аналогичные проблемы грозят расшатать и вертикаль церковную. Особенно, если вторая так откровенно опирается на первую.
Церковь столкнулась с противодействием светского общества, которое сопротивляется миссионерскому наступлению, и с внутренней оппозицией, которую не устраивают методы этого наступления. Продолжая военную метафору из лексикона миссионеров, можно сказать, что борьба ведется на два фронта — западный
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
