Авторы
На самом деле вопрос этот уже давно решен по умолчанию. Но поскольку идея централизации и тотального контроля никак не оставит некоторые, склонные к быстрым решениям, головы, до сих пор наиболее оптимальным типом развитием для любого вида искусства представляется создание популярного и важного художественного произведения большой формы. Ожидание этого произведения, его окучивание и селекция - главная цель культурной политики.
В ожидании такого произведения, равно для всех понятного, всеми одобренного, всех объединившего, всем понравившегося и ставшего наконец общей ценностью нации, создаются бюджеты, программы, премии и фестивали. Хоть «Большая книга», хоть «Золотая маска», хоть «Кинотавр».
А потом эксперты разводят руками - нету что-то у нас Большого произведения. Нет мейнстрима. Есть отдельные штуки - какие-то несерьезные и немагистральные. Сюжеты невнятные, темы неглобальные, размеры незначительные. И о каждом из таких произведений тьма мнений. Одни говорят - гениально, другие уверяют, что отвратительно, третьи вообще смеются, четвертым кажется, что нечто все-таки есть, но... В общем, сколько людей, столько суждений, а кому верить?
Вот выделили в этом году деньги на большое кино, потому что снимают сотню маленьких «кин», а кому это надо? Родственники в восхищении, продюсер доволен, на банкете друзья обнимают за талию и жарко шепчут - молодчина, а потом публика не идет, прокатчики отворачиваются, и три критика из пяти, посетивших премьеры, пишут, что фильм - отстой.
А меж тем кому-то дают же премию на одном из пяти тысяч фестивалей мира, что открываются по три в день. И что? В чем польза?
А хотелось бы иметь пусть немного картин, но зато высокого качества. Чтобы посмотрел, подумал, изменил свою жизнь. Или хотя бы запомнил героя, сюжет, как-то бы вошли они в сознание народа, что ли. А то со времен «Брата» и Саши Белого никто не запоминается.
Вот «Адмирала» год назад смотрели, и что, кто его сегодня помнит? Или «Остров» - вспомнили? Нет? Там Мамонов, который этим летом играл Грозного, в роли юродивого... Забыли, что ли?
Понятно, когда писатель сочинил роман вроде «Войны и мира», все его прочли и как-то осознали, а потом еще и в школьную программу вставили. И всем стало ясно, что вот главное направление. Или спектакль - нельзя не посмотреть, все стоят за билетами, на работе с утра каждый высказывает свое мнение - не про Катю «Муму», а про интересное.
Или вот телевидение. Есть один канал, так и называется - «Первый». Кому мешало, когда все смотрели одно и то же, зато был предмет для обсуждения. А сейчас этот «Первый» вообще поди поймай, вот на моем приемнике как раз его-то и не видно, зато отлично принимает ТВ-1000 - на любой почти кнопке.
А задача-то сплотить нацию вокруг какой-нибудь позитивной модели. Дать ей, нации, идеал, дух как-то поднять, окрылить, ну или хотя бы помочь опереться на общие базовые понятия, образы.
Вот раньше скажешь: «Карету мне, карету!», и сразу все понимают - откуда. А сейчас уже не все. Да, у нас модернизация, изменения, но кому мешало, что цветок - роза, поэт - Пушкин, балет - «Лебединое озеро».
А сейчас что? Кто во что горазд, тиражи новых книг - две-три тысячи, зато названий одних - сотни. Да на что они? На фильм, если он не про «Яйца судьбы», вообще единицы идут, да и на «Яйца» не то чтобы всем миром. Вообще ничего всем миром не хотят...
Думаю, дело сегодня не в том, что нет общих ценностей, а в том, что ассортимент еще недостаточно расширен. Каждому игроку свой мяч, прав старик Хоттабыч. (Это я про персонажа повести Лагина, который был джинном и однажды на футбольном матче наколдовал каждому из футболистов по индивидуальному мячику, а не про магазины стройматериалов, чтобы было понятно.) Но ведь если у каждого - свой, игре-то конец. И похоже, что да, теперь правила изменились, теперь у нас не футбол, а индивидуальные подкидывания мяча головой...
Конечно, грустно, что дети наши будут читать совсем разные книжки (если вообще читать будут)... Но тут против рожна-то не попрешь.
Есть вещи, которые меняются. Вот и искусство изменилось - оно больше не отражает народное сознание, а только сознание своего автора и группы его поддержки.
Группы эти у всех разные (у кого побольше, у кого поменьше), но одной на всех уже не будет. И даже главной не будет. Много разных, и ни одна не важнее другой, как это ни печально.
Есть один нюанс - если все равнозначны, если нет главного, то как понять - кому давать господдержку, а кому нет? На всех-то не хватит. Но если спектакль смотрят двадцать человек, то разве можно его считать национальным достоянием? А если не в количестве дело, то как подсчитать реальное влияние? А может, и влияния нет? Тогда просто туши свет.
Устои рушатся, и что - теперь каждый будет снимать свое кино и показывать его родным и знакомым? И никакой, в сущности, разницы между профессионалами и мальчиком Васей, снявшим фильм на ручную камеру, поместившим в своем блоге рассказ или стихотворение.
Ужасный век, ужасные сердца, про это, в сущности, уже написал Жванецкий в монологе о дефиците: «Ты купил, я купил, мы его не любим - он тоже купил. Все купили. Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад идет - мы его не замечаем. Директор магазина - мы на него плюем! Товаровед обувного отдела - как простой инженер! Это хорошо? Это противно!»
Ситуация, конечно, неприятная. Однако, похоже, неизбежная.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.
