22.04.2010 | Колонка
Пусть висятО том, кто такой Сталин, мне известно точно и неопровержимо независимо от того, висят ли в моем городе его портреты
Перефразируя великого Даниила Хармса, в очередной раз меланхолически заметим, что "опять об Сталина" спотыкаемся мы во мгле и мути нашей, с позволения сказать, общественной жизни.
Страсти, так сказать, кипят, не затихая. Вот, появилось, например, обращение целого ряда правозащитных организаций прямиком к мэру Лужкову, призывающее его "не превращать общенародный праздник в гражданское противостояние" и не вешать в столице портреты державного упыря.
В целом разделяя пафос обращения, хочу сказать, что ладно, чего уж там - пусть будет. Чего ж стесняться - должны же мы все-таки четко представлять себе, где и вместе с кем мы живем.
Можно подумать, что отсутствие портретов так уж прямо станет ярким свидетельством того, что грядущие парадные мероприятия действительно станут "общенародным праздником". Не станут. Мне, например, совместно с духовными наследниками смерша праздновать нечего. Хоть с портретами, хоть без. Мой праздник - это праздник моих родителей, переживших войну. Вот я и поеду в этот день на кладбище.
Еще авторы обращения пишут: "Размещение портретов Сталина провоцирует спонтанную реакцию москвичей".
А как же! Конечно, провоцирует. Не может не спровоцировать. Ну, и хорошо, по-моему.
Я даже жду с некоторым нетерпением этих "спонтанных реакций" и азартно гадаю, какие веселые творческие формы оно примет. Может все это оказаться очень весело, если напрячь творческую волю. А ее у свободных москвичей достанет, я думаю.
Вспомним, как в школьные годы многие из нас (хулиганы, разумеется) разукрашивали портреты в учебниках. Некоторые делали это очень талантливо и изобретательно. Те, кто попроще, заурядно пририсовывали пышные усы к физиономии, допустим, академика Лысенко. В данном случае усы уже есть. Так что надо думать. Придумают - я уверен.
Еще авторы пишут о возможности "гражданского противостояния". Друзья, если бы этого самого противостояния не было ДО портретов, то дико себе представить, что какие-то портреты могут его пробудить.
Меня эти портреты не пугают - я на них насмотрелся за свою жизнь. О том, кто такой Сталин, мне известно точно и неопровержимо независимо от того, висят в моем городе его портреты или не висят.
Резюмируя все сказанное, хочу закончить словами старой частушки, начало которой я не помню (что-то там про сиськи, которые продавались на базаре), а концовку помню хорошо: "Мне давали пятьдесят. Ну их на х... - пусть висят".
Это раньше человеку казалось, что даже сфабрикованные обвинения должны содержать в себе какие-то признаки правдоподобия. Что следствие и суд так или иначе должны работать — пусть даже и жульнически — с такой священной юридической категорией, как доказательство.Всего этого нет теперь, даже на декоративном уровне. Вот просто нет, и все.
Это не язык деревни, не язык колхоза, не язык завода или гаража. Это не язык курилки научно-исследовательского института или студенческого общежития. Это язык той специфической социальной группы, которая и во времена моего детства, и во времена моей молодости концентрировалась в непосредственной близости к пивному ларьку.