Авторы
В ушедшем десятилетии нового тысячелетия на Западе (особенно в Европе) усилилась секуляризация, а на юге продолжался религиозный подъем. Таково мнение большинства экспертов. Они даже придумали новый термин – «глобальный юг», назвав так Африку, Латинскую Америку и Южную Азию, где эта тенденция проявила себя наиболее наглядно.
В ряде стран глобального юга усиливается ислам, в других ретиво распространяются протестанты-харизматы, но и католики стараются не отставать. Недаром
в качестве следующего папы римского чаще всего называют выходцев из Южной Америки и Африки.
С другой стороны, посещаемость церквей стабильно падает в Северной Европе, да и в Южной, которая издревле считалась оплотом католицизма (Италия, Испания), дела обстоят не лучшим образом.
Однако секуляризация — вещь вовсе не однозначная. Не стоит путать ее с атеизмом. Скорее это вытеснение веры из публичной сферы в частную жизнь. И то, как она ведет себя в этой частной жизни, — вопрос очень непростой. В последние годы в Европе громко заявил о себе «новый атеизм», такие его лидеры, как Ричард Докинс и Энтони Грейлинг, сражаются с религией не на жизнь, а на смерть, отказывая ей в какой-либо общественной и психологической пользе. Но вовсе не атеисты определяют религиозную ситуацию в Европе. Если посмотреть на представительный опрос Eurobarometer Poll, мы увидим презанятную картину. Например, в таком оплоте европейского неверия, как Франция (33% атеистов), чуть меньшее количество людей (27%) верит, тем не менее, в «Дух или жизненную силу», то есть их вовсе нельзя причислить к бескомпромиссным сторонникам Докинса. А в другой общепризнанной цитадели секуляризации — Чехии, которую недавно пытался наставить на путь истинный сам папа Бенедикт, адептов Духа и того больше. Они составляют половину опрошенных. Примерно так же обстоит дело и в, казалось бы, утратившей веру Скандинавии. Получается, что
разочарование в традиционном христианском Боге не ведет к потере веры в некое высшее начало. Атеистами таких людей не назовешь.
Да, в церковь они не ходят, но и материализм, как выражаются англичане, — отнюдь не их чашка чая. Кстати, в самой Великобритании внеконфессиональных верующих больше, чем организованных — соответственно 40% и 38%.
Получается, что,
оказавшись в сфере частной жизни, вера не спешит вовсе из нее исчезнуть. Она изменяется и приобретает новые формы. Самое интересное, что нечто подобное происходит не только в Европе, но и в США, которые издавна считались единственной западной страной, каким-то чудом избежавшей секуляризации и сохранившей свою особую американскую веру.
Недавно в США было опубликовано очередное исследование Pew Forum on Religion and Public Life. Есть такая организация в Вашингтоне, которая собирает информацию о роли религии в американском обществе и делает ее достоянием широкой публики. Оказывается, 28% американцев хотя бы раз в жизни сменили свою конфессиональную принадлежность. А если посчитать протестантов, которые переметнулись из одной церкви в другую, то получится и вовсе 44%. Но в этом как раз мало нового. Американцы издавна славились своим духовным беспокойством, которое толкало их от одних проповедников к другим, отсюда и обилие новых протестантских церквей. Поражает иное: 16,1% опрошенных отпали от какой-либо религии, но не присоединились к другой. Причем среди молодежи от 18 до 29 лет таких каждый четвертый. Однако неверующих в их рядах совсем немного. Атеистами называют себя 1,6%, агностиками – 2,4%. Остальные зависли вне организованной религии. Из них половина находится в духовном поиске, другая – религиозно индифферентна. В сухом остатке получается чуть более 12% внеконфессиональных верующих. Если учесть, что большинство из них молодежь, можно ожидать, что скоро эта тенденция станет ключевой в американской религиозной жизни.
Неудивительно, что исследование наделало немало шума в стане американских консерваторов. Нашей вере приходит конец, мы уподобляемся старушке Европе, которая напрочь утрачивает свою религиозную идентичность. Люди, отпавшие от организованной религии, одной ногой уже стоят среди атеистов. Еще один шаг – и они потеряют веру. Примерно в таком ключе рассуждают и консервативные европейцы, оплакивающие судьбу своего безбожного континента. Однако так ли это на самом деле?
Да, покидающие лоно традиционных церквей могут утрачивать веру в личного трансцендентного Бога. Но они вовсе не отказываются от духовных поисков. И в большинстве своем признают наличие высшего начала, которое придает смысл человеческому бытию. Значит ли это, что следующим их шагом станет отказ от такой веры? Для кого-то, может быть, и станет, но для большинства не становится. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что
посещаемость европейских церквей стабильно падает, а вот число внецерковных верующих – вовсе нет. Напротив, несколько растет. Более того, увеличивается и популярность на Западе тех восточных религий (индуизма и буддизма), где место веры в личного Бога заменяет как раз признание той самой духовной силы, в которую верят и многие из отпавших от организованной религии.
Великого русского философа Владимира Соловьева мучил страх, что Запад станет буддийским. Вряд ли. Но то, что в нем возрастет число людей, которые в своих религиозных поисках выйдут за пределы традиционного христианства, — факт. Это, собственно, уже происходит. Свободно экспериментируя, европейцы и американцы создают новые мировоззренческие синтезы, в которых причудливо сочетаются элементы самых разных религиозных и философских систем. И их больше, чем тех, кто заявляют о своем полном разрыве с верой вслед за новыми атеистами вроде Ричарда Докинса.
Можно предположить, что так будет и впредь. Становясь частным делом индивида, религия как организованная форма веры уходит. Но индивидуальная вера в высший смысл человеческого существования остается, пусть и обретая самые неожиданные черты.
Значит, сохраняются его метафизическое и этическое измерения, которые помогают человеку выстоять перед лицом новых вызовов. А потому опасения, что фанатичный глобальный юг подомнет под себя обескровленный неверием Запад, несколько преждевременны.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
