Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

27.10.2009 | Книги

Чувство неутраты

Детство не объясняет стихи, а устроено так же, как они, служит их прототипом: это место для встречи с нездешним

У Дмитрия Веденяпина, одного из самых глубоких современных поэтов, вышла новая книга - «Между шкафом и небом». В ней помещено около тридцати стихотворений, из которых половина – новые, в прежние книги не входившие. Но в формальном смысле ее нельзя назвать третьей (после «Покрова», 1993, и «Травы и дыма», 2002) книгой стихов. Ее основную часть составляет прозаический рассказ о детстве, а стихи для нее отобраны те, которые так или иначе с детством связаны.

Это книга о детстве – но в ней нет ни грана той жалости к себе и того самоумиления, которые составляют болезненную и почти обязательную сторону текстов об «утраченном рае», особенно стихотворных.

У Веденяпина на первом месте чувство не утраты, а какое-то совсем другое – точнее всего его так и назвать: «чувство неутраты». Собственно, об этом чувстве вся книга, и прозаическая и поэтическая часть: «Все умерли. За площадью на хмуром / Торце высотки – тени птиц. Никто / Не умер. "К водным процедурам" / Нас приглашает радио; зато /И день с утра похож на решето /Сквозь белый снег под рыжим абажуром».

Единица, элемент книги Веденяпина – не персонаж и не событие, не портрет и не эпизод, даже самые краткие, а момент, замершая картина, вроде этого «дня похожего на решето». Рассказчик почти ничего и не рассказывает, кроме сведений, которые необходимы как рамка для серии моментов.  Даже в чужих – доставшихся от старших  - историях речь не столько о чем-то сюжетном, сколько о таких же, часто похожих на сон, минутах: «Еще одна семейная история связана с моим прапрадедом, бабушкиным дедом-раввином. Однажды на улице он увидел удаляющуюся женщину. В посадке ее головы и общем очерке фигуры было что-то такое, что он, не помня себя, как зачарованный двинулся за ней. Женщина свернула в переулок, дед – за ней. Спустя какое-то время он с удивлением обнаружил, что женщина идет по его улице к его дому. Вот она подошла к калитке, оглянулась – и ребе узнал свою жену».

Стихи Веденяпина сами устроены как такие мгновения: не описывают их, а представляют, разыгрывают их в словах – как немая «живая картина» в лицах.

Многие из стихотворений книги (и старых и новых) представляют именно те картины, которые описаны в прозаической части. В давних стихах о приезде автобуса в дачный поселок сказано: «И он приходил, и, нагнувшись, я видел в просвете / Над черным асфальтом и пыльной дорожкой за ним / Ботинки, сандалии, кеды приехавших этим /Вечерним автобусом солнечно полупустым», а теперь в очерке можно прочесть, что «Автобус приходил в начале седьмого. Застыв на четвереньках, я вглядывался в воздушный просвет между автобусным днищем и темно-серой полосой асфальта, где, как в перевернутом кукольном театре, начинали мелькать ноги сходящих пассажиров, и безошибочно узнавал мамины – в белых босоножках. Бабушка, смотрящая из своей более высокой точки, еще не знала, что мама приехала, а я уже знал и кричал: «Мама приехала!» Когда автобус трогался, почти все, кто вышел, спиной к нам двигались по дорожке, ведущей в деревню, и только мама никуда не шла, а стояла и смотрела в нашу сторону. В этом мгновении было что-то бездонное».

Но стихи Веденяпина не герметичны, не зашифрованы; они не нуждаются в «реальном комментарии» - мы не стали бы читать прозаический очерк, чтобы узнать, о каком именно дачном поселке или о какой квартире идет речь в стихах. Эта проза – не комментарий к стихам, тут другое соотношение.

Главные черты поэзии Веденяпина – независимость и сила. Не та независимость, когда человек спорит с другими, а та, когда он прислушивается только к себе – или к чему-то в себе. Не та сила, с которой разгоняется словесный аппарат, а сила, с которой хочет превратиться именно в стихи какой-то независящий от автора опыт.

И загадку стихов Веденяпина всегда составляло именно сочетание той силы и непреложности, с какой в них с самого начала, то есть еще с середины 1980-х,  выявлялась, очерчивалась какая-то картина, - и спокойствия, почти неподвижности самой этой картины: светлое пространство, кубическое или прямоугольное, в нем размещены отчетливо отдельные предметы, и по световому фону – то ли царапины, то ли иглы.

«В родительских запретах, разрешениях и даже обманах («как вкусно!» - это про рыбий жир) всегда присутствует что-то помимо взрослых знаний о мире. Родительский дом – всегда немного храм, где ходит и качается свет, расширяется и каменеет тьма (а вдруг я ослеп?). Мамы-папы-бабушки-дедушки – всегда священники, всего лишь священники». Детство не объясняет стихи, а устроено так же, как они, служит их прототипом: детство, как и стихи, - это место для встречи с нездешним.



Источник: "Коммерсантъ - Weekend", № 41, 23.10.2009,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
08.02.2022
Книги

Почувствовать себя в чужой «Коже»

Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.

Стенгазета
31.01.2022
Книги

Как рассказ о трагедии становится жизнеутверждающим текстом

Они не только взяли и расшифровали глубинные интервью, но и нашли людей, которые захотели поделиться своими историями, ведь многие боятся огласки, помня об отношении к «врагам народа» и их детям. Но есть и другие. Так, один из респондентов сказал: «Вашего звонка я ждал всю жизнь».