Театр "Кукольный формат", СПб
17.05.2009 | Театр
Берег утопииТеатр «Кукольный формат» привез в Москву спектакль по Шекспиру
C 4 по 8 мая на сцене «Под крышей» Театра Моссовета показывал спектакли приехавший из Питера в Москву на гастроли «Кукольный формат». «Преступление и наказание» и «Всадник cuprum», разбирающиеся с петербургскими мифами, здесь уже бывали, последний даже получил «Золотую маску». А «Буря», озабоченная природой сказки как таковой («Спектакль окончился, актеры наши,/ Как я уже сказал вам, были духи,/ И в воздух, в воздух испарились все»), совсем свежая постановка, для зрителей ее играли всего десяток раз.
Шекспировскую «Бурю» рассказывают за час с небольшим, пользуясь ограниченным, но весьма органичным набором средств и музыкальных мелодий, специально для спектакля сочиненных Алексеем Айги. В Петербурге у театра нет своего здания, и спектакли показывают на разных площадках, а чаще всего в Музее Достоевского.
Это важно: «кукольный формат» вписывается еще и в формат камерный, домашний, нетеатральный. Повесили простыню, установили свет, настроили фокус, как в аппарате для диафильмов, и на полотне замелькали герои и декорации. На этот раз персонажей придумывала не только постоянный художник-постановщик театра Анна Викторова, но и Александр Борок, возглавляющий сейчас Челябинский театр кукол. Получилось что-то среднее между театром теней и анимированной книжной иллюстрацией.
Все герои, кроме духа воздуха Ариэля, похожего на тень от колышущейся новогодней мишуры, изящные плоские цветные фигурки. Правда, цвет их бесплотный, полуцвет-полусвет, как будто смотришь на солнце сквозь цветные стеклышки. На их бесплотности (не случайно слова «Бури» даже выносятся в программку: «Из такого же/ Мы матерьяла созданы, как сны./ Жизнь сном окружена») настаивает и способ их передвижения -- такое впечатление, что они не ходят, а летают по воздуху или плавают в воде. Марионетки на шарнирах управляются ниточками, зрительно почти растворяющимися за полотном, и каждое движение персонажей сопровождается чуть заметным покачиванием. Кажется, что во время ходьбы все еще и немного пританцовывают, а Калибан, зеленый пузатый уродец, и вовсе постоянно срывается в залихватское исполнение танца живота.
Впрочем, склонность персонажей «Бури» «Кукольного формата» к тряске можно объяснить не только особенностями кукол или завязкой сюжета, по которому действие начинается в тот момент, когда заканчивается сильнейшая буря (на сцене крупно подрагивает тряпичное полотно, раздается гвалт моряков, и то приближается, то удаляется тень корабля, застрявшего в невидимых волнах и похожего на зловещую кляксу). Тряска героев -- это еще и косвенное свидетельство их происхождения: как будто со стола взяли роскошно изданную для школьников книгу пьес Шекспира, и хорошенько ее потрясли. Слова остались на месте, а картинки выпали, и теперь высыпавшиеся наружу персонажи вынуждены кратко и приблизительно пересказывать, в чем там было дело.
То, что они произносят, т.е. сам шекспировский текст, становится иногда ясной и удачной, а иногда не очень иллюстрацией к их собственным приключениям, как когда-то сами герои были всего лишь иллюстрацией к словам. А если точнее, то к «словам, словам, словам».
На столе, судя по всему, лежала не одна, а несколько книг (его хозяин был разносторонним человеком), и вместе с Шекспиром прихватили еще альбом Леонардо да Винчи. Например, у Себастьяна и Антонио, шепчущихся среди деревьев о заговоре, головы позаимствованы с эскизов уродцев, сделанных великим живописцем, а чародей Просперо ближе к финалу является в образе художника с насупленными бровями и густой бородой с известного автопортрета. Возможно, тут имеется связь гораздо более тонкая, чем связь между двумя книжками, оставленными в спешке рядом. Например, близость двух титанов Возрождения. Или идея универсального человека. Или утопичность гуманистического идеала. Или на худой конец наглядность силы искусства -- фолианты Просперо творят чудеса не хуже, чем чертежи да Винчи. Но, если честно, искать эту связь нет никакого желания: когда тебе в темноте показывают волшебный диафильм (а в темноте почти любой диафильм кажется волшебным), выдумывать к нему научный комментарий совсем уж дикое занятие. Если, конечно, сеанс не затягивается.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.