Авторы
Россия вставала с колен. Аж упарилась. Не первый же день. Тем более что все в прямом эфире по всем российским каналам, благо, что в студии, зато юпитеры шпарят и пот градом катит. Вокруг декорации самые что ни есть ободряющие, вроде пейзажа то ли из Шишкина, то ли Левитана, то ли наброски полотна «Дочь советской Киргизии» Семена Чуйкова. При этом режиссер орет: «Раз, два, три – пошла, пошла, милая, пошла, блядь, кому говорю». И тут опять надо рожу делать не такую, когда рожаешь, уж ей-то не знать, а когда в койке с соседом-хохлом, и тут в дверь входит сын-второклассник с завтраком в руках, и ты ему говоришь: «Смотри, Вить, не шали в школе и учись на пятерки».
Сначала она пыталась задом вставать. То есть отклячит жопу, как штангист Вася Алексеев в упражнении «Рывок», а потом головой назад бодает, чтобы центр тяжести сместить, вся спина дрожит, будто поезд на рельсах или провода под напряжением. Но то ли жопа тяжелее, то ли голова неповоротливая, но кроме как сесть на пятую точку ничего не получалось.
Тогда она пыталась падать вперед, как вратарь Яшин, прыгающий в ноги Пеле, и, когда скорость уже набрана, старалась подобрать под себя колени и стать на носочки. Но опять, кроме как прыжка с колен на руки, ничего не получалось. А режиссер орал: «Ты будешь, милая, вставать или будешь так на карачках до ночной смены ползать?»
И уже на чулках дырки, и ладони покрылись такими патриотическими мозолями, будто не с колен вставала, а хер еловый с сучками дрочила. И музыка как всегда задорная звучит: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» или «Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало».
И каждый раз главреж истошным дискантом кричит: «Один, два, три, мотор, ну, ну, солнце встало, страна встала, у меня уже болт от ужаса стоит, что нас с тобой во все дырки выебут, а ты все, падла, опять на карачках ползаешь».
Но, так или иначе, в назначенный час, как и было объявлено в программке, по телеку показали этот торжественный момент, когда Россия, мать наша, гордо и спокойно встает с колен и вскидывает руки, приветствуя все остальные народы, тут же зашедшиеся в радостной истерике: видели, вы видели, сама встала!
И большинство газет и журналов вышли с фотографией гордой, форматной женщины, стоящей на крепких ногах-тумбах, с торсом как у Ани Семенович, спиной как у актера Моргунова и улыбкой как у покойной Нонны Мордюковой, когда ей приходилось изображать молодогвардейку Ульяну Громову, идущую на последний расстрел.
Радость, эйфория, Россия – Третий Рим, архимандрит Тихон (Шевкунов) вместе с диаконом Андреем Кураевым и телеведущим Дмитрием Дибровым рассказывают о нравоучительном подвиге вставания с колен после десятилетия бездуховного американского ига в передаче «Неколеннопреклоненная, или Столб православия». Вся страна ликует, «Зенит» обещает забить два лишних гола «Манчестер Юнайтед», команда российских биатлонистов дает слово в рот не брать отравленный заграничный допинг, писатель Дмитрий Быков пишет роман «Лучше умереть стоя, чем жить»…
Но тут какой-то жидок-пидорок на РЕН ТВ с какой-то пленкой вылезает, не в новостях, конечно, а в передаче «Зрители нам пишут», где почти ничего не видно (из-под полы, видать, сволочь, снимал), в основном темно, как у Обамы в брюхе, но когда чего-то там мигает, видно, что Россия с колен не сама встает, а ее сначала под уздцы тянут, в зубы какую-то хренотень засунув, а еще постромки идут прямо из-под мышек, как собачья шлейка, и эти постромки на блоки намотаны, а там какие-то ребята, блестящие от пота, как негры, рукоятки блока знать себе накручивают. Вся эта механика, похожая на дыбу, работает, скрипит, свиристит. Массовка орет, Штоколов в 328 раз начинает: «Вставай, страна…» Пленка, изготовленная на Шосткинском комбинате, рвется в самый решительный момент. Ее тут же клеят, ставят по новой. Кажется, этому не будет конца. Но в какой-то миг коленки вроде от пола оторвались, и даже руки какую-то козу сделали, мол, все, блин, виктория, отмучилась. Но потом, увы, видно, что она уже в следующее мгновение опять на карачки валится и при этом пердит умиротворенно. То есть та фотка, где радостная Россия, как настоящая, стоит на своих двоих и всем викторию показывает, это все фотошоп, на котором ни постромок, ни узды в зубах, ни ребяток, наматывающих трос на блоки, нет и в помине, а одно духовное по сути движение. Никаких декораций, степь кругом, колосится зрелая пшеница, тропинка бежит, играя, вперед, и гордая русская баба в теплых белорусских рейтузах в обтяжку стоит на своих двоих и в ус не дует, а только, как березка есенинская, качается…
В принципе и вся фильма. Еще, правда, уже в другом очень коротком отрывке в кадре не фигура, а только лицо женское, все набухшее, будто квасила не просыхая уже не первый месяц или снималась без грима в хорроре «Ребенок Розмари», губы какой-то крик изображают, тетеньку то ли щекочут до смерти, то ли лупят нещадно, но глаза дикие-дикие, как у черкешенки Бэлы, объевшейся неспелой алычой.
Ну, РЕН ТВ, конечно, прихлопнули как муху, насравшую не вовремя, но перед этим всенародно показали документ, где черным по белому ясно, что это все, конечно, Березовский и ЦРУ состряпали, потому что у ребят, что блоки крутили, рожи как в дешевом голливудском фильме про русскую мафию, которая наркотики запивает кровью христианских младенцев, предварительно продав все их органы на запчасти в Америку. То есть не какие это не русские наши мужики, и даже не братья-славяне, а в лучшем случае киргизы, но еще ближе - обыкновенные пьяницы-индейцы со своей аризонской резервации. Что только подтверждает, что дешевка, даже Олега Видова с Машковым не могли нанять, чтобы хоть как-то похоже на правду было.
И тут же Сергей Кужугетович Шойгу выступает с законодательной инициативой приравнять к измене Родине сам факт сомнения, что Россия встала с колен. Выступает он на встрече ветеранов третьей кавалерийской атаки на занятый немцами город Ржев, от которой осталось одно потертое седло и карабин 1893 года с оторванным прикладом. Зал, правда, полон, и, как только министр слово свое сказал, как все с мест вскочили, загудели, как улей, чем-то околоченный, и кричат: «Позор, приравнять к Холокосту и Голодомору. Расстреливать на месте по законам революционного времени!».
Правда, на каком-то сайте вышел еще более короткий ролик, на котором вся та же сцена, узда в зубах, постромки, шлейка, рожа натруженная, блоки, а возле них никакие не киргизы или индейцы из Аризоны, а два голых мужика вполне знакомой наружности. Один не только рукоять блока крутит, но и кричит: «Ты, гнида, будешь вставать или нет? Сколько на тебя одной нефти, не считая газа, ухлопали, а ты только квасить, сука, умеешь да пердеть спросонья»! А второй, поинтеллигентнее вроде, сам то ли жив, то ли мертв, ручку блока из последних сил крутит и только глаза закатывает и блаженно улыбается. А когда баба вроде-таки встает и руки над головой вскидывает, то сам валится от счастья или изнеможения на колени и второго мужика за ноги благодарно обнимает.
Больше вроде ничего и нет, но на следующий день по радио «Незалежна наша Украйна» уже как подтвержденный факт говорят о том, что один мужик, похожий на российского президента, в прямом эфире то ли кланялся, то ли отсасывал у мужика, похожего на российского премьера. А грузинская телекомпания «Имеди» показала интервью с пожилой грузинской еврейкой с усами, которая утверждала, что является родней Пржевальскому и Сталину, а Путин и Медведев ее внебрачные сыновья от Муртазы Рахимова и Михаила Фридмана.
Правда, в эфире «Раша тудей» прозвучало странное опровержение, что весь ролик жидка-пидорка Шварцмана - фальшивка, так как та баба, что снималась в роли России как капля воды похожа на Мать-победительницу, которую Березовский сватал третьей к паре борец Карелин ¬- тувинец Шойгу, когда раскручивал брэнд «Единой России» и, мол, отказался от своей идеи, только когда понял, что баба – не русская даже, а чукча, притом запойная алкашка, а то, что вымахала ростом и статью со статую, так это потому что мутация в восьмом колене, и значит, подделка, да еще какая.
И тут долго молчавший московский поэт-концептуалист Лев Рубинштейн откликнулся новой картотекой: «Пусть не любовь, а спермотоксикоз…» (с подзаголовком «Путин и Медведев»). Правозащитная организация «Хьюман Райтс Вотч» в ответ заявляет, что право на гомосексуальную любовь не зависит от служебного положения, и берет высокопоставленных любовников под защиту. Философ Борис Гройс пишет статью «Россия как подсознание Запада. Приквел». А художник Кулик снимает научно-популярный фильм «Каштанка», про собаку, научившуюся ходить на задних лапах после того, как попала под машину, отдавившую ей лапы передние. Собака в фильме не только ходит на задних лапах, но и патриотически лает, что очень похоже на хрип умирающего от СПИДа: «И мы не ссым с Трезором на границе…».
Понятно, что фильм на РЕН ТВ и ролик на сайте, почти мгновенно и навсегда закрытом, смотрели, по самым смелым подсчетам, на более 5-7 тысяч зрителей, в любом случае рейтинг Путина после всей этой истории поднялся на 7 процентов, правда, рейтинг Медведева снизился на эти же 7 процентов. Неугомонный Зураб Церетели тут же сваял пару Путин-Медведев в роли «Минина и Пожарского», больше, однако, похожих на полярников-челюскинцев, дерущихся за последнее место в шлюпке, чем на двух сухопутных флотоводцев у какого-то подозрительного штурвала. Хотя скульптура была строго признана несвоевременной и впоследствии оказалась в кибуце «Звезда Давида» на оккупированной Израилем палестинской территории, сам Зураб несколько лет ходил у столичной интеллигенции в героях, намекая при каждом удобном случае на то, что штурвал – не что иное, как загадочный пыточный блок из порнофильма Олега Шварцмана, в котором один парень отсасывал у второго на фоне декораций патриотического клипа Первого канала «Россия встает с колен».
Но встала она в конце концов или нет – до сих пор точно неизвестно.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
