22.07.2008 | Наука

Перегретые ожидания

Никакой «климатической ренты» наступающие перемены никому не сулят

«Бушмен не боится прыгунка, у  бушмена  нет  ничего,  что  ест  прыгунок.  Бушмен  сам  ест прыгунка. Го-го!  Славный прыгунок!» – говорил чернокожий герой романа Майн-Рида «Буры», с усмешкой наблюдая панику белых людей при известии о нашествии саранчи. Примерно так же сегодняшние россияне взирают на суету, охватившую Европу в связи с надвигающимся глобальным потеплением. Чем более жесткие обязательства принимают на себя европейские страны, чем больше средств выделяется на сокращение выбросов парниковых газов, тем больше утверждается Россия в своем мнении: если эта проблема вообще существует, то она не наша. Мы – страна холодная, любое потепление нам только на пользу.

Вообще-то основное влияние глобального потепления на экономику определяется не величиной и даже не направлением сдвига среднегодовых температур, а его необычайной скоростью.

Температурный рывок дестабилизирует всю климатическую машину планеты, приводя к резкому увеличению почти всех аномальных погодных явлений: засух и наводнений, необычайной жары и необычайных морозов, снегопадов в Палестине и бесснежных зим в средней полосе России. Действие всех эти вывертов погоды на экономику в целом всегда приводит только к дополнительным затратам и потерям. И Россия вместе со всем миром уже сегодня платит эту дань: по оценке Всемирного банка реконструкции и развития, ежегодный ущерб от неблагоприятных погодных явлений на территории РФ составляет от 30 до 60 млрд долларов. Правда, в статистике такого рода трудно оценить конкретный вклад климатических изменений: никто не может сказать, сколько ураганов, засух и летних заморозков стало результатом «раскачки» климатической машины, а сколько случилось бы и при абсолютно стабильном климате. Однако это бремя год от года становится все весомей – только с 1991 по 2006 годы среднегодовое число опасных гидрометеорологических явлений выросло примерно вдвое. Впрочем, тут уже, как говорится, поздно пить боржом: расчеты показывают, что даже если с завтрашнего дня человечество перестанет снабжать атмосферу дополнительными порциями парниковых газов, количество и выраженность атмосферных аномалий вернутся к уровню середины прошлого века лишь через несколько десятилетий.

Так что отрешимся пока от мелких неудобств переходного периода и попробуем определить, какое влияние на экономику России может оказать глобальное потепление – не как процесс, а как свершившийся факт.

Были клюква да морошка – будут финик да миндаль...

Выгодность температурного сдвига для российского сельского хозяйства кажется совершенно очевидной. Действительно, сегодня огромная часть территории страны непригодна для земледелия – либо абсолютно, либо экономически (расходы на выращивание любых культур оказываются выше стоимости урожая). Но и в традиционных аграрных районах центра и северо-запада европейской России набор выращиваемых культур сильно ограничен – во многом именно температурными условиями. Причем некоторым популярным культурам (помидорам и другим пасленовым; наиболее продуктивным и ценным сортам фруктовых деревьев и т. д.) «не хватает» буквально двух-трех градусов температуры в вегетационный сезон. Логично предположить, что повышение среднегодовой температуры на эту величину позволит резко расширить зону возделывания этих культур.

Возможно, так оно и будет (во всяком случае – после стабилизации климата в новых температурных параметрах: сегодня распространение этих культур сдерживается прежде всего возросшей нестабильностью погодных условий). Проблема, однако, в том, смогут ли предполагаемые выгоды хотя бы компенсировать неизбежные убытки. Для основных сельскохозяйственных районов страны (бассейн Дона, Северный Кавказ, Поволжье, Южный Урал, Алтай и степная часть Южной Сибири) сегодня главный фактор, ограничивающий урожайность, – не недостаточно теплое лето, а нехватка воды в вегетационный период. Между тем в этих районах любое потепление автоматически означает усиление засушливости и, следовательно, снижение урожайности. Согласно подготовленному Росгидрометом «Стратегическому прогнозу изменений климата в Российской Федерации на период до 2010 – 2015 гг. и их влияния на отрасли экономики России», падение урожайности в некоторых из этих регионов может к 2015 г. превысить 20% и стать критическим для их экономики. Многие плодородные сегодня районы Северного Кавказа и Нижнего Поволжья могут превратиться в пустынеподобные сухие степи, как это уже происходит, например, в Калмыкии.

На первый взгляд кажется, что снижение урожайности в Черноземье и повышение ее в Нечерноземье просто равносильно смещению основного сельскохозяйственного производства к северу.

Однако уже сами названия зон, о которых идет речь, напоминают еще об одном факторе – почве. В центральных и северо-западных областях практически отсутствуют почвы, хотя бы сопоставимые по плодородию с южнорусскими черноземами, обреченными на деградацию в случае устойчивого потепления. Между тем смена типа почв требует по крайней мере многих тысячелетий и никак не может произойти за десятки лет. Вырастить же на тверских подзолах и суглинках кубанские урожаи не удастся ни при каких температурах.

Не удивительно, что по расчетам Всероссийского НИИ сельскохозяйственной метеорологии Росгидромета, влияние изменения климата на урожай зерновых к 2020 году в целом по России выразится в снижении на 8 – 11%. Для других культур потери будут не столь велики, но во всяком случае оснований надеяться на какой-либо прирост сельскохозяйственного производства в целом не видно.

Отопительная утопия

Выгодность глобального потепления для топливно-энергетического сектора представляется еще более очевидной, чем для сельского хозяйства. В самом деле, по данным сотрудника Института истории естествознания и техники Александра Земцова, мощность, расходуемая на обогрев жилых помещений, составляет сегодня в России около 1 кВт на душу населения – что эквивалетно затратам примерно 1,1 тонны условного топлива в год. Получается, что только для поддержания комфортной температуры в жилищах Россия сжигает ежегодно более 150 млн т условного топлива. Расходы на отопление рабочих помещений подсчитать сложнее (поскольку многие производства сами обеспечивают себя теплом – полностью или частично), но во всяком случае он тоже немал. Между тем, согласно уже упоминавшемуся «Стратегическому прогнозу...», к 2015 г. отопительный сезон в среднем по России должен сократиться на 3 – 4 дня – что, с учетом приведенных цифр, может дать ежегодную экономию нескольких миллионов т. у. т.  Это равносильно вводу в строй солидного месторождения нефти или газа.

В этих рассуждениях, правда, не учитываются особенности принятой в России системы централизованного теплоснабжения, в которой реальный расход топлива (по крайней мере – за отопительный сезон в целом) очень слабо зависит от температуры внешней среды. Любой российский горожанин без труда припомнит чуть теплые батареи в сильные холода и раскаленные – в майскую жару.

Если первое можно списать на ветхость теплосетей и отсутствие резервов, то второе – результат сознательных действия коммунальных служб, спешно «осваивающих» остатки топлива, чтобы избежать сокращения лимитов в следующем сезоне. Понятно, что незначительного и нестабильного изменения длительности холодного периода такая система попросту не заметит.

О ее неэффективности, неспособности обеспечить ни поддержание комфортной температуры в помещениях, ни экономный расход топлива, говорится уже не первое десятилетие. Однако альтернатива существующей системе только одна: отношения, при которых жильцы несли бы основное бремя расходов на теплоснабжение, но при этом имели бы реальную возможность учета потребляемого ими тепла и регулирования его потребления. До тех пор, пока такая схема не станет преобладающей, надеяться сэкономить топливо за счет глобального потепления по меньшей мере наивно.

К этому следует добавить, что энергоемкость российского коммунального хозяйства в разы выше аналогичного показателя развитых стран (включая те, что сопоставимы с Россией по климатическим условиям – скандинавские страны и Канаду). По данным вице-президента Российской академии архитектуры и строительных наук Вячеслава Ильичева, удельное (в расчете на квадратный метр) потребление тепла в жилом секторе России в 2,5 раза больше, чем в Швеции. Причин множество: ветхость коммуникаций и строений (основной объем теплотрасс во многих регионах России был построен или реконструирован в 1970-е – 1980-е годы; сегодня их износ составляет 50–75%), архаичность применяемых материалов и технологий (особенно теплоизоляционных), низкое качество строительства и эксплуатации... По оценкам специалистов, до 70% тепла отечественных ТЭЦ не доходит до потребителей: около 40% теряется в теплоцентралях, остальное – непосредственно в домах. Впрочем, и то, что попадает в квартиры, не обязательно расходуется с пользой для жильцов: до сих пор основным средством регуляции температуры в квартире остается форточка. Причем в новых элитных домах эта ситуация не только не исправляется, но даже усугубляется: в окнах на основе стеклопакетов форточек нет, и жильцу такого дома приходится открывать целую секцию окна. В результате широкое внедрение стеклопакетов в России парадоксальным образом не уменьшает, а увеличивает удельное теплопотребление. Что тут может изменить экономия пары процентов расходуемого топлива за счет глобального потепления?

Правда, есть и другая точка зрения: два процента топлива, «сэкономившиеся» сами собой, за счет климатических изменений, лучше, чем десятки процентов, сберечь которые можно только ценой немалых капиталовложений и социально болезненных реформ.

Но дело в том, что все, что хоть сколько-нибудь повышает эффективность использования тепла в коммунальном хозяйстве, тем самым экономит минеральное топливо – и следовательно, может быть представлено как вклад в снижение выбросов парниковых газов, т. е. в борьбу с глобальным потеплением. Иными словами, активное участие России в мировой кампании по снижению выбросов выгодно ей вне зависимости от того, насколько действенной окажется эта кампания и насколько вообще обоснована антропогенная теория изменений климата. Поскольку дает возможность привлечь зарубежные инвестиции и технологии к тому, что все равно придется делать, – реконструкции жилого фонда и коммунальных сетей. Грубо говоря, если тактика мирового сообщества окажется действенной –  бонусы для России перекроют утерянные ею выгоды от несостоявшегося потепления; в противном же случае к нашим услугам будет и то, и другое.

Заработать на переменах

Формат данной статьи не позволяет рассмотреть возможные последствия климатических изменений для всех отраслей российской экономики. Такой анализ можно найти на страницах «Стратегического прогноза...», здесь же достаточно привести общий вывод: отрасли, которой климатические изменения принесли бы явный и заметный выигрыш, нет. Мифом оказалось даже ожидаемое облегчение навигации по Северному морскому пути: «Продолжительность периода сквозного плавания по СМП без ледокольной проводки... сокращается до 10–15 суток в год (по сравнению с обычным двухмесячным периодом) или сквозное плавание без ледокольной проводки вообще невозможно». Вдобавок в этих водах вот-вот придется принимать меры для защиты судов и будущих нефтегазовых платформ от айсбергов – чего российское полярное судоходство не знало никогда. Зато однозначно отрицательных экономических последствий глобального потепления – хоть отбавляй: перспектива эвакуации населенных пунктов, стоящих на вечной мерзлоте (в том числе, например, 140-тысячного Норильска); повышение аварийности трубопроводов (и соответственно – частоты катастрофических разливов нефтепродуктов); распространение на север тропических и субтропических инфекционных болезней (например, малярии); возможный приток «климатических беженцев» из соседних и даже отдаленных стран и т. д.

Но если само глобальное изменение климата не несет России (как, впрочем, и всем остальным странам мира) ничего хорошего, то озабоченность мирового сообщества этой проблемой создает для нее некоторые дополнительные экономические возможности.

Прежде всего это, конечно, использование киотских и аналогичных им механизмов (что уже оценил российский бизнес: в списке проектов, официально зарегистрированных Комиссией по наблюдению за проектами совместного осуществления, более 50% составляют российские). Этой теме в номере посвящена специальная статья, поэтому здесь мы не будем на ней останавливаться.

Однако заработать на борьбе с изменениями климата можно и помимо киотских механизмов. В последние месяцы европейские (особенно британские) политики поговаривают о сокращении выбросов углекислоты в обозримом будущем до 50% от нынешнего уровня и даже до нуля. Понятно, что речь идет не об отказе от реакции окисления как таковой. Подобные перспективы делает возможными то, что сжиганию разного рода биомассы или продуктов ее разложения приписывается нулевой выброс: углерод, выбрасываемый при этом в атмосферу, был взят из нее же. Это стимулирует спрос на такое топливо. И одним из самых популярных его видов являются так называемые древесные пеллеты – сухие прессованные гранулы из древесных опилок. Уже сегодня мировое производство пеллет измеряется миллионами тонн. В России их производство составляет около 150 тысяч тонн, но это – ничтожная величина, если учесть масштабы российской деревообрабатывающей промышленности и объем образующихся в ней отходов (с которыми в любом случае надо что-то делать). Технологии такого производства прекрасно отлажены, оно относительно недорого, не требует запредельно высокой квалификации персонала и вполне доступно даже не самой крупной российской компании.

Пеллеты – лишь один из примеров секторов рынка, созданных или сильно стимулированных мировой тревогой по поводу глобального потепления. Возможность заработать на них вполне реальна, но требует приложения ума, энергии и прочих качеств, необходимых в любом бизнесе. Никакой «климатической ренты» наступающие перемены никому не сулят.

Источник: «Большой бизнес» №5 (51), 2008,