14.05.2008 | Религия

Возможна ли дискуссия в Церкви?

Немножечко консерваторы против немножечко либералов

Рокировка во властных верхах разбередила общество, все только и гадают, каков будет Дмитрий Медведев, можно ждать от него послаблений по части всяческих свобод или не стоит, пойдет он по пути демократизации общества или нет. Незадолго до выборов властная элита занялась выяснением отношений, последовал целый ряд отставок, посадок, на страницы СМИ вылилась отмеренная (а иногда и неожиданно избыточная) доля компромата. Все эти волнения не могли не затронуть и церковные круги. Но духовенству не пристало публично рассуждать о возможных достоинствах и недостатках нового президента. Равно как и заявлять о своих политических предпочтениях — церковь у нас, как известно, вне политики. Патриарх Алексий II выразил надежду, что «дух доверия и взаимопонимания и впредь будет определять» отношения церкви и государства — и аиньки. Однако это вовсе не значит, что различные церковные силы не пытаются заявить о себе, обозначить круг своих интересов и вожделений. Перед праздниками с небольшим перерывом состоялись две весьма примечательные встречи — пастырское совещание в Новоспасском монастыре и круглый стол в Издательском совете РПЦ.

В Новоспасском собрались те, кто обеспокоен процессами «либерализации» в церкви, подталкиваемыми некими «неообновленцами».

Они, дескать, «пытаются сокращать богослужение, переводить его на современный русский язык… призывают к сокращению и ослаблению постов, сокращению и ослаблению молитвенного правила». Совещатели в Новоспасском готовы были бы взять на себя тяжкий груз и провести с «неообновленцами» разъяснительную работу «в духе братской любви», но поди с ними поговори, когда они на каждом шагу применяют «нечестные и нечистые технологии» — очевидно, так, подлецы, сокращают богослужение, что никто этого не замечает. Отчет о состоявшемся совещании также выдержан «в духе братской любви», а именно анонимной кляузы.

Не чужд он, кстати, и нечестных технологий. Прот. Александр Шаргунов, например (вдохновитель погромщиков выставки «Осторожно, религия!»), заметил, что «обновление богослужения под предлогом миссионерства» — для чего, собственно, и предпринимаются попытки перевода на русский язык — не новое явление в истории Церкви. Мол, еще Второй Ватиканский собор (еретики-католики, понятное дело) провозгласил так называемый «антропологический постулат», согласно которому практика Церкви должна определяться не соответствием ее Преданию, а приемлемостью или неприемлемостью для человека.

Однако разговоры о необходимости перевода богослужебных текстов на русский язык начались в России задолго до Второго Ватиканского собора. По словам канонизированного РПЦ митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского), «уже со времени перевода Библии на русский язык стал с неотложностью вопрос о переводе богослужебных книг на язык, доступный пониманию». И с конца 20-х — начала 30-х годов XIX века перевод богослужебных текстов на русский язык стал систематическим. Достаточно назвать имена протопресвитера Михаила Богословского, прот. Иоанна Колоколова или профессора СПбДА Евграфа Ловягина.

Быть может, и их собравшиеся в Новоспасском монастыре числят среди неообновленцев?

Во время сбора отзывов епархиальных архиереев по вопросу церковной реформы в 1905-1906 годах большинство уже официально предложили перевод как один из пунктов преобразований.

А с 1911 года разрешалось храмовое богослужение на русском языке по благословению правящего владыки. Впервые такое разрешение было дано в Самарской епархии, священник Николай Пономарев подробно рассказал об этом в «Самарских епархиальных ведомостях» того же года.

Так что не надо делать вид, что этот «модернистский уклон» идет к нам от католиков. Кстати, и Архиерейский собор РПЦ 2004 года призывал к развитию литургического творчества и редактированию богослужебных текстов «с целью облегчения восприятия молящимися» — ну просто кругом «маловерие и отсутствие правильного духовного устроения». Однако вот ужо «новоспасские» научат нерадивых уму-разуму: после доработки редакционной комиссией должен быть опубликован итоговый документ совещания.

В Издательском совете РПЦ собралась совсем другая компания — здесь речь шла о прямо противоположном: не как превратить церковь в банку консервов, а, напротив, как бы добавить ей открытости, хотя вопрос о том, какова должна быть доля «реставрационной составляющей» в современной церковной жизни, прозвучал и на этой встрече. Епископ Саратовский и Вольский Лонгин, в частности, предложил определиться с тем, какое время хотелось бы взять «за образец» – «эпоху Ивана III, царя Алексея Михайловича, XIX век?» И вообще в какой степени в церковной жизни необходимо приноравливаться к современности?

Не очень представляю себе, как церковь может вернуться в эпоху Ивана III, да даже и в XIX век, — боюсь, что даже без паствы не может: священнослужители ведь тоже люди, а не мумии.

Но, в любом случае, на заседании в совете никто не кивал многозначительно на «вернувшихся не туда», а предлагали обсуждать все насущные церковные вопросы «в рамках самой широкой дискуссии». Однако с дискуссией-то как раз и проблемы.

Ну какая может быть дискуссия, когда участники заседания, не последние, заметим, в церкви люди — епископы Лонгин и ставропольский Феофан, сотрудники ОВЦС МП Всеволод Чаплин и Николай Балашов, руководитель пресс-службы патриархии Владимир Вигилянский, известные московские пастыри Владислав Свешников и Сергий Правдолюбов, председатель Издательского совета прот. Владимир Силовьев, отв. редактор официального органа патриархии газеты «Церковный вестник» Сергей Чапнин и даже представители РПЦЗ священники Виктор Потапов и Андрей Сикаев и др., — обсуждая проблему разрешения конфликтных ситуаций в церковной среде, ни один из случившихся за последнее время конфликтов даже не упомянули. А рассуждали все о каких-то абстракциях: что конфликты, дескать, могут «оздоровить» церковь, но могут и «перерасти в соблазн»; что их нужно разрешать, прежде всего, через «преодоление греховности»; что нужно повышать культурный уровень дискуссии, а то священники в интернете ругаются как сапожники. О. Николай Балашов попытался придать обсуждению более конкретный характер, предложив составить перечень конфликтных тем, которые волнуют верующих. И о. Всеволод Чаплин тут же такую «конкретную» тему нашел: «человек не на своем месте». Просто разящая конкретика.

В общем, ни история с епископом Диомидом, ни неправосудное лишение сана клирика Латвийской православной церкви Московского патриархата Яниса Калниньша, ни продолжающийся до сих пор скандал с увольнением с настоятельской должности заслуженного пастыря Павла Адельгейма (вся Псковская епархия пишет возмущенные и просительные письма правящему архиерею митрополиту Евсевию) — ни один из случаев не рискнули не только обсудить собравшиеся в Издательском совете, но даже назвать (на дело Калниньша прот. Всеволод Чаплин, правда, намекнул).

А ведь обсуждать есть что. Хорошо, на встрече не присутствовали участники перечисленных конфликтов, а, не услышав мнения сторон, выносить суждение негоже.

Но возьмем, к примеру, Положение о церковном суде, которое должно быть принято на Архиерейском соборе РПЦ в июне этого года и посему стало отдельной темой состоявшегося разговора. По мнению участников круглого стола, оно призвано сыграть важную роль в разрешении конфликтных ситуаций. Однако создается впечатление, что с принятым в 2004 году Временным положением о церковном судопроизводстве знакомы далеко не все из присутствовавших на встрече. Как иначе понимать слова свящ. Сергия Звонарева, что «церковный суд должен предполагать публичность, презумпцию невиновности, возможность сторонам высказать свои аргументы, и только в этом случае может стать эффективным средством разрешения конфликтов»? Ведь Временное положение прямо говорит о том, что церковный суд будет закрытым, а о принципе презумпции невиновности там нет и речи. Или это такой способ полемики?

Тогда значит ли это, что со всем остальным о. Сергий согласен? С тем, например, что из пяти судей епархиального суда трое главных назначаются правящим архиереем, причем сам он вправе стать председателем. А остальные два избираются епархиальным собранием по представлению епархиального архиерея. И вообще епархиальный архиерей может рассмотреть дело единолично и единолично же вынести решение. А к суду он волен прибегать, буде случай покажется ему сложным.

В общем, есть все основания сомневаться, что такой церковный суд станет «эффективным средством» разрешения конфликтов.

Гонения на отца Павла Адельгейма, специалиста в области церковного права, многократно усилились после того, как он выступил с открытой критикой Временного положения. «Широкой дискуссии» эта критика не вызвала. Возможно, впрочем, на Архиерейском соборе будет принято какое-то совсем другое положение, но тогда где можно с ним ознакомиться? Этот вопрос, однако, на круглом столе тоже не возник.

Казалось бы, на совещании в Новоспасском монастыре собрались представители церковного антилиберального фланга (иные так и вовсе с фундаменталистскими наклонностями). В Издательском же совете заседали скорее сторонники церковных свобод и соборности. Однако на протяжении всех постсоветских лет было довольно трудно говорить о существовании в церкви четко структурированных движений. Тех, кого принято было считать «либералами», делали таковыми в первую очередь радикальные «консерваторы», именно они своим грозным указующим перстом очерчивали круг «провинившихся», которые на самом деле могли иметь самые разные взгляды по вопросам как богословского, так и церковно-общественного характера. Да и сами консерваторы не составляли некоего монолита, дробясь на множество групп и группировок самого разного толка.

Теперь же на чистоту рядов не осталось и намека. Прот. Сергий Правдолюбов, например, присутствовал на обеих встречах. Наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) заседал в Новоспасском, зато другой представитель монастыря, иеродиакон Павел, принимал участие в круглом столе. А куда деваться?

Все так зыбко на политическом фронте России, что и полюса политического притяжения в церкви «размагнитились».

от и стали все, кроме самых упертых, в чем-то немножечко консерваторами, на худой конец — неоконсерваторами, а в чем-то — немножечко либералами, хотя и готовыми в любой момент на доверительное признание: ох, не люблю я этих либералов. А глаза церковной элиты, так же, как и светской, прикованы к Дмитрию Медведеву: в какую сторону он повернет, как будет выстраивать отношения государства и церкви?

А стало быть, если свобод в обществе прибавится, то и рамки церковной дискуссии неизбежно расширятся. Если же демократию и дальше будут давить, то, пожалуй, и о. Тихона с о. Александром скоро запишут в неообновленцы.

Источник: "Ежедневный журнал", 12.05.2008,