15.04.2008 | Кино / Литература / Общество

Актуальная антиутопия

Первый кинофильм по «Дивному новому миру» Олдоса Хаксли собираются снимать только сейчас

«Дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла -  главные антиутопии ХХ века, изображающие два полярных варианта несвободного будущего – у Оруэлла вечные страх и нищета, у Хаксли вечные довольство и комфорт.  По «1984» снято как минимум два кинофильма – в 1956 и 1984 году, а по «Дивному новому миру» было снято лишь несколько малобюджетных телефильмов, а первый кинофильм собираются снимать только сейчас – предполагается, что на Universal Studios Ридли Скотт поставит фильм с ДиКаприо в главной роли. Причина такого промедления – споры между наследниками. Сейчас эти споры улажены, и все ждут фильма и нового бума вокруг книги Хаксли.

Антиутопии (или, как их теперь чаще называют, дистопии) играют в светской культуре роль пародийных апокалипсисов – поскольку не просто рассказывают о последних временах, а, подобно «Откровению»,  указывают точные приметы этих последних времен.

И как часть православных (очень небольшая) видит в ИНН число апокалиптического зверя, так и часть неверующих (очень большая) как только слышит о камерах видеонаблюдения, сразу вспоминает оруэлловского Старшего Брата, мыслепреступление и «комнату 101».

Важно именно это сочетание – кошмарное социальное будущее и конкретные технические приметы. Книги, которые рисуют грядущий кошмар, но не указывают его конкретных технических примет, могут напугать при чтении, но потом смирно стоят на полке – потому что у нас не возникает научно-технического повода о них вспомнить. И наоборот, самые грандиозные научно-технические новшества, если им не повезло (или повезло) и они не попали в антиутопический сюжет, не вызывают в высокой культуре особых страхов – например, трансплантация органов. В низовой культуре она стала предметом множества страшных (и часто правдивых) историй о похищении людей и изъятии у них органов, но представителей высокой культуры эти истории не пугают – ведь они  резонируют с непрестижными детскими сказками, а не с престижными антиутопиями.

Олдос Хаклси в 16 лет почти ослеп, но непрерывно читал с лупой, выучил азбуку Брайля и стал человеком невероятной эрудиции; но уверенно рассуждать о проблемах и достижениях современной науки ему помогало не только чтение, но и то, что он от рождения принадлежал к кругу ученых, философов, политиков - как сказал бы он сам, к касте браминов. И

свой «Дивный новый мир», стерильный мир счастья и стабильности,  он построил на целом наборе научно-технических идей, в 1932 году - год выхода книги – самых передовых и далеко не общеизвестных.

«Дивный новый мир» Хаксли рассказывает об обществе, поделенном на пять каст – от правящих «альф», красивых и умных,  до чернорабочих «эпсилонов», уродливых и тупых. Каждую касту выводят специальным образом в «инкубаториях», а «живорождение» запрещено и сами слова «мать» и «отец» сделались непристойны. Чтобы члены всех пяти каст были довольны своим положением, используется гипнопедия – так, детям касты «бета»  во сне внушают: «Дети-альфы ходят в сером. У альф работа гораздо трудней, чем у нас, потому что альфы страшно умные. Прямо чудесно, что я бета, что у нас работа легче. И мы гораздо лучше гамм и дельт. Гаммы глупые. Они ходят в зеленом, а дельты в хаки. Нет, нет, не хочу я играть с детьми-дельтами. А эпсилоны еще хуже. Они вовсе глупые…»

Искусство запрещено – «эту цену нам приходится платить за стабильность. Пришлось выбирать между счастьем и тем, что называли когда-то высоким искусством. Мы пожертвовали высоким искусством». Подлинная наука запрещена - «мы даем науке заниматься лишь самыми насущными, сиюминутными проблемами. Всем другим изысканиям неукоснительно ставятся препоны». Романтическая любовь отменена –лозунг «каждый принадлежит всем» поощряет постоянную смену половых партнеров. Любые отрицательные чувства устраняются с помощью безвредной таблетки счастья – «сомы». Все всегда довольны - такое общество стабильно и может просуществовать вечно.

Ясно, что бояться в этом – как всегда у раннего Хаксли, остроумно-циничном – романе, нужно самого кастового деления и исчезновения искусства и науки, а не инкубаториев, гипнопедии и сомы. Но испуганные или торжествующие восклицания «Ага, вот он, дивный новый мир!» мы слышим именно по поводу прозака или «детей в пробирках»,  то есть по поводу замечательных достижений науки. И нас гораздо меньше нервирует прямая проповедь кастового общества,  которую в России, например, мы все чаще слышим если не от самого правящего класса, то от его болтливой обслуги.

Но для фильма важна не только схема будущего мира, но и то, чьими глазами она показана. Обычно в антиутопиях главный герой принадлежит самому «новому миру» - и сюжетом оказывается внутренний протест против этого мира, а не внешняя критика. А у Хаксли главный герой попадает в «новый мир» извне.

Джон-Дикарь вырос в индейской резервации, воспитан на чтении Шекспира и потому верит в  право человека на скорбь, целомудрие, несчастье и прочие отмененные или запрещенные вещи: «Не хочу я удобств. Я хочу Бога, поэзию, настоящую опасность, хочу свободу и добро и грех».  Он пытается бежать из «нового мира», но его все-таки вовлекают в «оргию единения» - и от стыда и отвращения он кончает с собой. Последняя фраза романа – пожалуй, лучшая в нем: «Медленно-медленно, подобно двум нетопроливым стрелкам компаса, ступни поворачваются вправо – с севера на северо-восток, восток, юго-восток, юг; остановились и так же неспешно начали обратный поворот. Юг, юго-восток, восток…» 

Хаксли мог высмеивать любые проекты будущего, но как тот, кто принадлежит к кругу проектировщиков, а не проектируемых (с возрастом он легко и естественно перешел от насмешек над чужими проектами к собственным проектам – мистическим в 1940-е годы и мистико-наркотическим в 1950-1960-е.) Вот отсюда в романе и возникла странная двойственность: по сюжету центральный герой – страстный и невинный Дикарь, но авторское – и, соответственно, читательское - «я» слито не с ним, а с «альфами», членами правящей касты: сомневающимся Бернардом Марксом и главноуправителем Мустафой Мондом (все герои названы по именам планировшиков будущего  - Маркса, Ленина, Ататюрка, Троцкого, Муссолини, Гувера, Шоу и т.д.).

А что такое сюжет «Дивного нового мира», если помнить, что Дикарь для читателя-зрителя – не «я», а «он»? Это история о том, как крупное страстное невинное непохожее на нас существо попадает в холодный механический мелкий мир, влюбляется и гибнет под улюлюканье толпы, – то есть это сюжет Кинг-Конга.

Для фильма с ДиКаприо, при его ужимках и внешности, такое сходство двух сюжетов может оказаться роковым. Единственно возможной экранизацией романа был бы фильм, сознательно снятый с точки зрения правящей касты – как пропагандистский ролик для низших каст, вроде «Космического десанта» Пола Верхувена. А еще лучше - как поучительная лента о неудачном эксперименте для внутреннего пользования высшей касты. И тогда в России ее показывали бы только на закрытых загородных семинарах  для топ-менеджеров.

Источник: "Коммерсантъ - Weekend", № 13, 11.04.2008,