11.03.2008 | Архив "Итогов" / Общество

Бросок «Тигра»

Всенародная мечта о сильных и мудрых государевых людях находит свое воплощение в этих бравых парнях

Красный "уазик" подобрал меня на одной из владивостокских улиц. Я занял место в кузове, рядом с двухъярусными нарами из медицинских носилок. На нижних носилках лежали два спальника, на верхних - боевой карабин в чехле.

- Сначала поедем в Уссурийск, - сказал сидевший за рулем статный человек в униформе с нашивкой "Российская Федерация. Государственная инспекция" на рукаве. - Возьмем нашего инспектора и двинем в Хасанский район. Посмотрим, что по речкам делается. Так начался для меня рейд инспекторской группы отдела "Тигр" - антибраконьерской команды Приморского краевого комитета охраны природы.

Отдел "Тигр" работает пять лет. За это время его численность выросла с 8 до 22 человек. Они образуют 7 оперативных групп, базирующихся в разных районах края. Деления на "вотчины" в отделе нет - любой из инспекторов может работать в любой точке края вместе с местной группой или параллельно.

Отдел был создан для охраны особо ценных видов диких животных - как ответ на начавшийся в 90-е годы всплеск коммерческого браконьерского промысла амурского тигра и дальневосточного леопарда.

Довольно быстро эту волну удалось сбить (справедливости ради следует сказать, что это заслуга не только "Тигра" - свою роль тут сыграли и сверхжесткие санкции против покупателей, введенные Китаем и некоторыми другими странами, и международная кампания в защиту амурского тигра). Однако тогда же стало ясно, что неменьшую угрозу для тигра и леопарда представляют и случайные люди с ружьями, и браконьерский промысел кабанов и оленей (главной добычи обеих гигантских кошек), и вырубка лесов, и лесные пожары... Крупные хищники - последнее звено пищевой цепи, и нельзя защитить их, не защитив всей экосистемы, в которой они живут. Поэтому сегодня работа отдела "Тигр" распространяется на все виды диких животных и растений ("краснокнижные", промысловые и всякие иные) и все виды природопользования, даже те, которые вроде бы никак не связаны с проблемой тигра - например ловля трепанга. Незадолго до моего приезда отделу было предписано заняться контролем за торговлей и перемещением металлолома. Идея анекдотическая, но ее авторов понять можно: среди бедных, плохо оплачиваемых природоохранных служб, разделенных ведомственными перегородками (рыбнадзор может проверить только соблюдение правил рыбалки, охотинспекция - охоты и т. д.) и укомплектованных подчас случайными людьми, вдруг появилась универсальная, эффективная, располагающая оружием, транспортом и средствами связи инспекция - по сути дела подразделение настоящей экологической полиции, давно и успешно работающей в ряде стран. Беда лишь в том, что от российского государства "Тигр" получил только полномочия. Все его материальные нужды - от зарплат сотрудников до покупки автомобилей - обеспечиваются исключительно иностранными и международными неправительственными организациями. В первую очередь - Всемирным фондом дикой природы (WWF), известным многим своей эмблемой - стилизованным рисунком большой панды.

Городская застройка кончилась. Слева от дороги стоят индивидуальные дома и редкие санатории, справа - покрытые лесом сопки. Правда, от дороги их отделяет красивый металлический забор - мы едем вдоль городского ботанического сада.

- Месяц назад, - говорит человек за рулем, старший инспектор владивостокской группы Евгений Воропаев, - сюда тигрица с тигрятами зашла.

- И что?

- А ничего. Где-то там и ходит.

- А от вас не требуют ее... гм... удалить?

- Жестко - нет. Она же никого не трогает. Да и потом - поди найди ее по черной тропе. Вот если до снега не уйдет, будем смотреть, что с ней делать...

"Тигр" имеет исключительное право решать судьбу так называемых "конфликтных" тигров. Вот уже более полувека охота на полосатых хищников полностью запрещена, но это не распространяется на "скотников" - тигров, постоянно держащихся вблизи сел и живущих охотой на домашних животных. Тем более запрет не распространяется на тигров-людоедов. Однако "на тигра" регулярно пытаются списать потери скота от краж, падежа, нападений других хищников (медведей, волков) и т. п. Поэтому при получении отделом просьбы об отстреле тигра кто-нибудь из инспекторов выезжает на место и проверяет ее обоснованность. И если соглашается, то обязательно участвует в охоте и контролирует, чтобы убили именно того зверя, которого надо. Инспектор Воропаев сам застрелил несколько таких тигров, но говорить об этом не любит: тяжело стрелять в того, кого ты должен охранять. Особенно когда знаешь, что практически всех людоедов и многих "скотников" сделали такими люди и ты рискуешь головой из-за чьей-то безмозглости.

В километре от Уссурийска, на краю села, мы въехали во двор неброского, но довольно большого одноэтажного дома. В первый момент я решил, что это полевая база отдела - вся площадь довольно большого участка, свободная от строений и цветочных клумб, была уставлена самой разной техникой - от новехонького японского джипа до видавшей виды боевой разведывательно-дозорной машины десанта и совсем уж раскуроченного БТРа. Оказалось, однако, что хотя почти вся техника действительно казенная, стоит она во дворе частного дома семьи Дюковых, все мужчины которой - сотрудники отдела "Тигр", а глава семьи Владимир Дюков руководит уссурийской оперативной группой. Он-то и будет напарником Воропаева в начинающемся рейде.

Приоритет в работе отдела отдается направленным операциям - задержанию профессиональных браконьеров и перекупщиков, изъятию тигровых шкур и костей, больших партий женьшеня или трепанга и т. п., - которым предшествует конкретная оперативная информация и серьезная подготовка.

Однако и от патрулирования территорий отдел не отказывается. Жестких нормативов на этот счет нет, но сотрудники отдела не упускают случая "прочесать" тот или иной район.

Покинув Уссурийск, группа движется на юг по правой стороне долины Раздольной - самой крупной реки южного Приморья. Инспектора внимательно поглядывают и на реку, и на грунтовые дороги, отходящие вправо. Их интересуют свежие следы автомобильных протекторов - приморский браконьер (как, впрочем, и добросовестный охотник или рыболов) редко ходит в тайгу пешим. Однако сегодня свежих следов что-то не видать.

Между рекой и дорогой возникает небольшая группа строений. "Уазик" останавливается. Воропаев и Дюков выходят из машины и внимательно разглядывают в бинокль заросшую камышами реку.

- Гляди-ка, Николаич, лебедь еще не полетел, а фермер уже скрадок на него поставил, - негромко произносит Воропаев (скрадок - убежище для охотника, в котором он подкарауливает добычу. - "Итоги"). - Надо будет на днях к нему наведаться.

В конце концов мы сворачиваем на одну из боковых дорог. Через несколько сот метров она упирается в открытую площадку, обрамленную по краям большим сеновалом, деревянным домом и снятыми с колес железнодорожными вагонами. Это усадьба оленепарка - хозяйства, разводящего пятнистых оленей ради пантов. С ним у отдела отношения неоднозначные. С одной стороны, парк кровно заинтересован в беспощадном подавлении браконьерства (жертвой которого нередко становятся его олени) и вообще в уменьшении числа посторонних людей в тайге. С другой - те же олени являются излюбленной добычей охраняемых "Тигром" леопардов (парк расположен у края Борисовского плато, которое вместе с примыкающими к нему с юга Черными горами считается последним убежищем дальневосточного леопарда). Впрочем, оленеводы в принципе согласны, что при нынешней численности "барсов" стрелять их нельзя. Они не понимают только, почему именно они должны кормить за свой счет зверей, являющихся достоянием всего человечества. Но инспекторов встречают приветливо, угощают ужином и рассказывают (правда, не без нажима со стороны гостей) о проехавших за день подозрительных машинах.

Отношение местного населения (в том числе и людей, живущих от щедрот тайги) к "Тигру" гораздо лучше, чем можно было бы ожидать. Всенародная мечта о сильных и мудрых государевых людях находит свое воплощение в этих бравых парнях,

не обращающих внимания ни на высокие чины нарушителей, ни на "деловые предложения", измеряемые тысячами долларов. (Среди профессиональных браконьеров гуляет версия, что "тигра" можно купить за 12 штук баксов, но это уже те самые крокодилы из анекдота, которые летают низко-низко: сами браконьеры таких денег не видали, да и максимальный штраф вкупе с возмещением ущерба обойдется дешевле. "Это хорошо, что они называют 12 тысяч, - говорит сотрудник WWF Павел Фоменко, курирующий антибраконьерскую программу фонда. - А будут называть 50 тысяч - будет еще лучше".)

То, что идея российской государственности воплощается исключительно за счет зарубежных негосударственных организаций - это, конечно, смешно и стыдно, но не страшно. Хуже другое: вся деятельность кормящих "Тигра" фондов основана на идее "первого оборота двигателя". Фонды финансируют создание дееспособной структуры, обучение ее сотрудников, приобретение необходимой техники в течение какого-то короткого начального периода. Дальше все это преподносится на блюдечке государству, которое по идее должно быть больше всех заинтересовано в охране своего достояния. Но наше государство рассуждает иначе: иностранцы кормят - хорошо, на службу можно не тратиться! За пять лет работы отдела вопрос о его переходе на бюджетное финансирование не сдвинулся ни на миллиметр, хотя все согласны, что даже в чисто экономическом смысле "Тигр" оказался куда полезнее ведомственных инспекций. Тем не менее все его сотрудники ходят с уведомлением об увольнении в кармане (очередной грант WWF, а следовательно, и очередной контракт инспекторов истекает с окончанием года). А в краевом УВД тем временем создается специальная служба по борьбе с экологическими правонарушениями. На это деньги есть.

Эти-то невеселые перспективы и обсуждают вполголоса в темноте Воропаев и Дюков. "Уазик" с погашенными огнями стоит возле берега Сандуги - одной из двух речек южного Приморья, на которой запрещена всякая рыбалка, даже на удочку. (Впрочем, единственная дорога многократно пересекает заповедную реку, машины едут прямо по воде, пуская вниз по течению огромные радужные пятна. Свой ядовитый вклад внесли и мы - другого пути просто нет. Сомневаюсь, чтобы удочки были страшнее.) Воропаев говорит, что можно было бы неизбежные отстрелы тигров-людоедов превратить в сверхдорогую коммерческую охоту: людоеда выслеживают не один день, всегда можно "свистнуть" клиенту. Дюков, как и подобает походному атаману Уссурийского казачьего войска, больше надеется на то, что государство рано или поздно возьмется за ум. Этот спор у них давний и принципиальный. Воропаев убежден, что одними запретами и ловлей нарушителей природу не защитить, что дело даже не в деньгах, а в том, чтобы как можно больше людей, в том числе влиятельных и богатых, были заинтересованы в сохранении тайги. Дюкову же крайне подозрительны и "новые русские" в тайге, и проекты развития экотуризма "с удобствами под елочкой", и вообще коммерческий подход к охране природы.

Спор прерывается появлением вдали прыгающих снопов света: едут клиенты. Инспектора, проверив карабин и пистолеты, выходят навстречу.

Четыре изрядно пьяных мужика приехали на двух машинах с солидным запасом "горючего" и одной удочкой. Ситуация абсурдная: орудие лова налицо, но оно является запретным только на данной реке. И хотя ясно, что применено оно будет именно на ней (они этого и сами не скрывают), мы их за этим занятием не поймали, а значит, отобрать удочку не можем. Впрочем, судя по их состоянию, рыбе надо будет очень потрудиться, чтобы стать их жертвой. Раза три предупредив о запрете лова на Сандуге, инспектора их пропускают.

Ночная засада длится еще часа два, но никто больше не появляется. "Все, поехали спать, - говорит наконец Воропаев. - Больше никто не приедет. Раньше, бывало, на каждый день работы приходился минимум один конфискованный ствол, а теперь... Скоро мы с тобой, Николаич, и вовсе без работы останемся". И - уже мне, серьезно: "Патрулирование на машинах свою роль уже сыграло. Во всяком случае здесь, на юге края, браконьер уже пуганый. Надо идти глубже в тайгу - конными, пешими патрулями".

Переночевав в домике близлежащего охотхозяйства, с утра пораньше снова катаемся по тупиковым проселкам, ведущим от трассы в сторону плато. Машин и людей на таежных речках довольно густо - суббота же! Но все это либо любители рыбалки (а чаще - пикника с удочками), либо шишкари: батюшка-кедр всегда спасал в голодные годы зауральскую Россию, вот и сейчас ответил на экономический кризис рекордным урожаем орехов. Конечно, все эти люди жгут костры, увеличивая угрозу пожаров, и вообще беспокоят лесных обитателей, но тут не заповедник. За полдня работы мы нашли лишь одного человека, чьи действия при большом желании можно было подвести под нарушение - у него в машине лежало зачехленное ружье. Но осмотр стволов показал, что из них давно не стреляли, и клиента отпустили с миром, посоветовав перечитать правила, запрещающие нахождение с оружием в охотничьих угодьях без лицензии на охоту.

Первые нарушители достались нам буквально "на десерт". Когда мы, остановившись в исключительно живописном месте на границе тайги и речных камышей, уже заканчивали обедать, прямо на нас вдруг выехал тяжелый грузовик с полным кузовом прессованного сена. Взмах инспекторского жезла, короткий дружелюбный диалог, быстрый осмотр кузова - и вот уже Воропаев вытягивает из-под тюков сена две нейлоновые сетки. И начинается:

- Да мы чего, мы просто так - водочки попить... У нас и рыбы-то ни одного хвоста нет. Вы сами пощупайте, сети-то сухие!..

Сети, впрочем, оказались вполне мокрыми, с застрявшей речной травой. А их владельцам был предложен выбор: либо их снасти изымаются с составлением соответствующего протокола, который потом будет послан в административные органы по месту жительства, имеющие право налагать штраф; либо они сами их сожгут прямо здесь, на дороге. Вздохнув, владельцы предпочли второе.

Под вечер, когда мы уже возвращались в Уссурийск, где-то за краем поля показался столб дыма. Мы поехали на него, но вынуждены были остановиться не доезжая - прямо под нами уходил вниз обрывистый берег Раздольной. На пологом противоположном берегу сидели человек пять при машине. У кромки галечной косы стояла деревянная лодочка с ворохом мокрых сетей на корме.

Надо было, конечно, ехать по другому берегу, но теперь жалеть об этом уже поздно.

- Эй, мужики! - призывно помахал стволом карабина Воропаев. - Плывите сюда!

- А у нас нет рыбы! - донеслось из-за реки.

- Плывите-плывите, рыба будет!

Один из браконьеров просто сел за руль машины и уехал, не дожидаясь товарищей. Последние, опасливо косясь на карабин, быстро собрали что-то вокруг себя и пешком скрылись в кустах. К лодке с сетями никто не сделал и шага. Тем временем инспектора быстро извлекли из "уазика" армейскую надувную лодку, накачали ее и пересекли реку. Перегнав на наш берег брошенную браконьерами посудину, Дюков посредством топора обратил ее в груду дров. Сеть, оформленную протоколом как "бесхозную", загрузили в машину.

День можно было бы назвать удачным, если бы туда удалось загрузить еще и надувную лодку, увиденную нами получасом позже. Когда наш "уазик" попытался приблизиться к трем мужчинам, стоявшим на берегу между белой "Таврией" и этой лодкой, один из них быстро сел в последнюю и отчалил от берега. Другой, нимало не стесняясь нас, кричал ему вслед:

- Борис! Уплывай подальше! И сетку там где-нибудь припрячь! Ничего они не сделают...

Сделать действительно было ничего нельзя - если только не стрелять по уплывающей лодке. Кричавший отлично знал это, поскольку был местным рыбинспектором.

Третий участник рыбалки, предъявивший удостоверение подполковника МВД, долго вообще ничего не говорил, но в конце концов не удержался:

- Экологией надо заниматься, ребята!

- А это что - не экология?

- Да какая это экология...

Бессмертная Страна Советов! Страна, в которой каждый точно знает, что делать другому! Конечно, кому же, как не браконьеру, знать, что такое экология...

- Все равно я его достану, - сказал Дюков, когда мы уже возвращались в Уссурийск. - Никуда он от меня не денется.

Источник: "Итоги", №43, 1998,