06.03.2008 | Книги

Сумеречный потлач

Новая книга Марии Степановой – это «Руслан и Людмила», расказанные вместо «Двенадцати» или «Думы про Опанаса»

Мария Степанова – один из самых ярких и признанных поэтов последнего десятилетия. Это имеет и внешнее выражение: она лауреат многих поэтических премий – имени Пастернака, Андрея Белого, Хуберта Бурды,  - но главное в другом: ее стихи – ориентир и точка отсчета для самых разных поэтических направлений; их любят очень многие, с ними все вынуждены считаться.

Ее новая – шестая – книга, «Проза»,  частями, по мере написания, публиковалась в интернетном Живом журнале под пседонимом Иван Сидоров, а потом была целиком напечатана в журнале «Афиша». Поскольку поэзия  стремительно догоняет «современное искусство» и, соответственно,  жесты начинают значить больше, чем тексты, то многие решили, что псевдоним и интернет – это серьезный «арт-проект», а печатание в «Афише» - это торжественный «приход поэта в глянец». Но у Степановой эти жесты не определяют маршрут текста, а естественно продолжают его внутреннее движение – рассеивание, рассредоточение авторского присутствия,  размывание жанровых и медиальных границ в самом тексте. 

В «Прозе Ивана Сидорова» сошлись волшебная поэма и истории про вампиров,  романтическая баллада и фильмы Дэвида Линча.

Посмертные мытарства, охота за упырями, превращение Черной курицы из сказки Погорельского в современную инкарнацию Вечной женственности рассказаны с невероятным разнообразием, свободой и, главное, точностью ритмов и интонаций - от песен Высоцкого до элегий Бродского, от пушкинского «Сна Татьяны» до фетовского загробного монолога «Никогда». 

У Степановой есть редкое умение – внушать читателю, что ее стихи замещают иной текст, который должен, но не может быть произнесен на этом месте – как если бы вы видели зеркало на стене и понимали, что оно висит вместо часов. И ее новая книга – это «Руслан и Людмила», расказанные вместо «Двенадцати» или «Думы про Опанаса», то есть волшебная сказка, заместившая поэму о катастрофическом социальном опыте:  «Свет вскипел, и поглядим сквозь слезы: // новый свет янтарно-полосат.// Мертвецы, медведи и березы // в ручеек играют, как детсад». 

В современной поэзии переход от «я» к «он» и от привычного антуража к экзотическому часто означает всего лишь маскировку самоумиления, позволяющую автору и читателю свободно упиваться нежностью и жалостью к себе;

иначе говоря, это не трата, а своего рода поэтическая «серая схема». Но у Степановой другие – это не «я» в маске третьего лица, а действительно другие, то есть «я» отдает им поэтические средства действительно безвозвратно - и тем сильнее действуют их монологи: «Помнишь, в июне, году в девяносто пятом // оборотня ловили в гречишном поле? // Так вот и я бегу без ума и воли, // в форменном кителе порванном и измятом».

Это непрерывное расточение поэтических ресурсов, происходящее на наших глазах, несет в себе какую-то солнечность, как всякое транжирство или потлач. Но сама поэма погружена во «мглу», «тьму», укрыта «снежною пеленою». Сумеречность пространства и сознания как тема  и солнечное расточительство как метод – это и будет примерной формулой «Прозы Ивана Сидорова».

Источник: "Коммерсантъ Weekend", № 7, 29.02.2008,