27.07.2007 | Наука
Зубастые амазонкиТеория Дарвина справедлива и для гиены
Если составить рейтинг самых несимпатичных человеку теплокровных существ, то, пожалуй, мало кто сможет составить конкуренцию гиене. Ее имя стало нарицательным и в этом качестве распространилось далеко от тех мест, где жили сами звери. Описания «гиен, разрывающих могилы и пожирающих мертвые тела» встречаются в английских и французских средневековых бестиариях, причем сопровождающие текст миниатюры не оставляют сомнений, что их авторы отродясь не видали живой гиены. «Хичных хехен» поминали даже обитатели берегов Белого моря – как неведомых, но безусловно злобных и кровожадных тварей.
Человека в гиене отталкивает все. Внешний облик – кургузое существо с тяжелым мешкообразным телом, задние ноги короче передних (отчего зверь выглядит присевшим назад – что воспринимается как внешнее проявление трусливой натуры), морда тупая, но с очень зубастой пастью.
Голос, напоминающий человеческий хохот – не то безумный, не то издевательский. О диете и образе жизни и говорить не приходится: трусливая пожирательница падали, прихлебательница льва, не имеющая отваги для охоты, но охотно подъедающая останки чужих жертв – такой традиционно видят гиену люди.
Нелишне, правда, уточнить – какую именно гиену. Семейство гиеновых (родственное, как ни странно, вовсе не псовым, а кошкам и особенно виверрам) явно знавало лучшие времена: большинство его представителей известны исключительно по ископаемым останкам. Сегодня на свете живет всего четыре вида гиен. Одна из них – так называемый земляной волк – очень сильно отличается от прочих и строением (в котором сохраняются черты общих с виверрами предков), и образом жизни: это некрупное (до 9 кг весом) существо питается главным образом насекомыми. Бурая (она же береговая) гиена – редчайший обитатель побережья Южной Африки, где она кормится в основном тем, что выбросит море, хотя не брезгует и наземной живностью. Ни один из этих видов не мог быть прототипом образа гиены в человеческой культуре.
Ни Библия, ни античные авторы не уточняют, какую гиену они имеют в виду, но на берегах Средиземного моря они могли сталкиваться только с полосатой гиеной – из современных гиен за пределы Африки выходит лишь она. Однако люди познакомились с гиенами задолго до появления письменности.
Все становление человечества, от первых прямоходящих существ до человека современного типа происходило в Африке, в той ее части, что лежит к югу от Сахары. И именно там живет самая крупная из современных гиен – пятнистая гиена или крокута. Соседка наших предков на протяжении миллионов лет, она и сегодня наиболее знакома нам по многочисленным документальным фильмам о жизни диких животных Африки. И описанный выше образ относится в первую очередь к ней.
В этом можно убедиться хотя бы по такой детали: старые авторы часто утверждают, что гиены гермафродиты или даже меняют свой пол – то ли по желанию, то ли регулярно, год будучи самцом, год – самкой. Это, конечно, фантазии, но именно пятнистая гиена дает для них некоторые основания. У самок этих животных наружные половые органы образуют трубку, очень похожую на пенис самцов, но более широкую. Эта странная особенность чрезвычайно неудобна как при спаривании, так и при родах: у гиен, рожающих впервые, детеныши (их в помете бывает от одного до трех, чаще всего два) обычно гибнут от удушья. Больше ни у кого из млекопитающих, в том числе у ближайших родичей крокут – полосатых и бурых гиен, ничего подобного нет.
На первый взгляд, перед нами наглядное опровержение Дарвина: вид в процессе эволюции приобрел не просто невыгодный, но явно вредный признак. Разобраться в этой истории ученым удалось только после того, как они обратили внимание на устройство гиеньего общества.
Оказалось, что крокуты – настоящие амазонки, воплощение самых смелых идей феминизма. Их стаи – чисто женские сообщества, во главе каждой стоит самка-матриарх, которой остальные пятнистые охотницы (числом от одного до нескольких десятков) приходятся дочерьми или сестрами. Именно самки устраивают коллективные охоты и защищают территорию стаи от кланов-соперников. Самец пятнистой гиены – жалкое существо, обитающее где-то на нейтральной территории и призываемое только на время спаривания; любая самка стоит в иерархии выше его.
Но законы иерархии у животных никак не зависят от пола: наверху неизбежно оказываются самые агрессивные. А агрессивное поведение требует высокого уровня мужского гормона тестостерона. И он же на первых стадиях внутриутробного развития служит биохимическим «переключателем»: при его избытке закладываются мужские половые органы, при недостатке – женские. Поскольку в гиеньей стае возможность размножаться – почти исключительная привилегия матриарха (иначе значительное число добытчиц будет все время привязано к логову с детенышами), отбор на уровень тестостерона и его предшественника андростендиона оказался чрезвычайно жестким. Даже явная невыгодность его морфологических последствий не смогла его уравновесить – господство над сородичами оказалось важнее неудобства личной жизни.
Нетрудно догадаться, что гиенья стая при всей ее сплоченности отличается высочайшим уровнем внутригрупповой агрессии. Из всех хищников только у крокуты детеныши рождаются зрячими, во всеоружии зубов и когтей – и сразу вступают в схватки друг с другом.
Причем настолько серьезные, что около четверти их гибнет в первые дни после появления на свет. Справедливости ради следует сказать, что затем среди юных гиен устанавливается жесткая иерархия, и драки ослабевают. А получившийся в результате отряд амазонок оказывается настолько эффективным, что это перекрывает все потери от противоестественной анатомии и младенческой кровожадности. Так что теория Дарвина остается справедливой и для пятнистой гиены.
Что касается прочих черт, приписанных ей человеком, то безусловно верна из них только одна: гиена – падальщик. Трупы крупных животных для нее – не случайная и вынужденная еда, а основа рациона. В эффективности использования этого ресурса гиене нет равных. Ее мощные, вооруженные страшными зубами челюсти способны развивать давление в 5 тысяч атмосфер. В африканских саваннах нет такой кости, которую не могли бы разгрызть челюсти гиен и переварить их желудки. Именно там чаще всего заканчивают свой путь тела слонов, носорогов и бегемотов – животных, не имеющих естественных врагов. Если труп мумифицировался или сильно разложился, это не останавливает гиен – в тухлятине они еще и с наслаждением изваляются.
Впрочем, к свежему мясу крокуты относятся с не меньшим энтузиазмом. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть и явную приспособленность к питанию падалью гиены – умелые и эффективные охотники. Они способны развивать скорость до 65 километров в час – и бежать так не сто-двести метров, а километров пять.
Им известны и приемы стайной охоты – загон и поочередное преследование. Они охотятся не только на небольших копытных, но и на такую крупную дичь, как гну и зебры. Правда, их жертвами обычно становятся детеныши либо сильно травмированные или явно больные животные, но то же самое можно сказать обо всех хищниках, охотящихся на дичь крупнее себя.
У крокут есть и свой фирменный способ добычи свежего мяса, нечто среднее между хищничеством и поеданием падали: они абсолютные чемпионы саванны (а возможно, и всех наземных экосистем) по отъему чужой добычи. Подобная практика в ходу у всех крупных африканских хищников: лев нередко грабит леопарда, тот и другой – гепарда. Но для них это скорее случайная удача, в то время как для вездесущих, активных днем и ночью гиен – настоящий промысел. Леопарды и гепарды обычно безропотно им уступают (леопард, правда, первым делом постарается втащить добычу на дерево или недоступную для гиен скалу). Во-первых, даже одна гиена – слишком сильный противник: при весе 60 – 80 кг крокута – второй по величине хищник африканской фауны. Во-вторых, если крупную кошку застигла с добычей одна гиена, через несколько минут вокруг них соберется вся стая. А самое главное – хищник-одиночка не может рисковать, ввязываясь в драку с гиенами: любое серьезное увечье для него смертельно. Разумней и безопасней, оставив добычу бандитам, отправляться на новую охоту.
Серьезное сопротивление гиенам рискуют оказывать только львы – звери несравненно более мощные и тоже умеющие сражаться командой. И тут уж все зависит от соотношения сил: львам нередко удается не только отстоять свою добычу, но и пополнить ее чересчур азартной гиеной.
Бывает даже, что львы, если перевес на их стороне, отнимают у гиен добытую теми дичь. Хотя это непросто: гиены способны бежать вскачь с тушей средней величины (например, дикого осла) в зубах и даже умеют таскать тяжелую ношу вдвоем.
Есть, пожалуй, только одно основание именовать гиен «львиными прихлебателями»: убедившись, что расклад не в их пользу, гиены могут дождаться окончания львиной трапезы и поживиться ее остатками. А вот львы за гиенами не доедают практически никогда – просто потому, что нечего. Гиены обычно пожирают добычу дочиста (порой даже выгрызая политую кровью землю), а если им случается что-то не доесть, то такое, что уже никому не под силу разгрызть и переварить – например, рога буйвола.
С точки зрения человеческой морали роль гиены – хищник, грабитель и трупоед в одном лице – выглядит не слишком привлекательной. Однако по мнению антропологов в этом же амплуа и на той же сцене миллионы лет выступали наши предки-австралопитеки.
Точно так же, как гиены, они разделывали павших животных, отнимали добычу у хищников-одиночек, отбивали от стада детенышей и больных и т. д. Гиены, гораздо лучше вооруженные и более умелые, были для них и прямой угрозой, и опасным конкурентом. Возможно, стойкая неприязнь человека к гиенам – наследие именно тех, еще дочеловеческих времен.
Еще с XIX века, с первых шагов демографической статистики, было известно, что социальный успех и социально одобряемые черты совершенно не совпадают с показателями эволюционной приспособленности. Проще говоря, богатые оставляют в среднем меньше детей, чем бедные, а образованные – меньше, чем необразованные.
«Даже у червяка есть свободная воля». Эта фраза взята не из верлибра или философского трактата – ею открывается пресс-релиз нью-йоркского Рокфеллеровского университета. Речь в нем идет об экспериментах, поставленных сотрудниками университетской лаборатории нейронных цепей и поведения на нематодах (круглых червях) Caenorhabditis elegans.