Театр «Ex Machina» (Квебек. Канада) на Чеховском фестивале
09.07.2007 | Театр
Отражение космосаВ Москве показали первый спектакль ретроспективы Робера Лепажа -- «Обратная сторона луны»
Канадец Робер Лепаж, - главная приманка нынешнего чеховского фестиваля, режиссер, о котором ходило невероятное количество восторженных слухов, лауреат всевозможных театральных наград и звезда фестивалей, получивший престижную российскую премию «Станиславский» до того, как хоть один его спектакль доехал до России, - у нас уже был. Вернее, он был не сам – ретроспективу его фильмов показывали три года назад на Московском кинофестивале, поскольку театральный гений Лепаж, почти как титан Возрождения работает во всех возможных зрелищных жанрах от цирка до кино. Именно тогда на ММКФ привозили фильм «Обратная сторона луны», снятый режиссером уже после выпуска одноименного спектакля, с которого два дня назад в Москве началась его театральная ретроспектива. Судя по всему, именно после выпуска фильма, где он сам сыграл двух главных героев-братьев, Лепаж ввел на свою роль в спектакле «Обратная сторона луны» другого актера.
К московской премьере режиссер решил снова выйти на сцену сам, так что мы увидели оригинал – пронзительный, нежный, ироничный и сентиментальный спектакль, где Лепаж и автор текста, и невероятно изобретательный режиссер, и актер, исполняющий все роли, включая мать героев.
Перед началом представления постановщик объявил, что в спектакле речь пойдет о космическом соперничестве СССР и Америки, а вместе с тем о двух братьях. Но на самом-то деле политическая история тут не при чем. Речь лишь о мечтателе и неудачнике Филиппе, в чьих поэтических фантазиях русская история освоения космоса становится историей воплощения прекрасной и непрактичной мечты, начавшейся с Циолковского. А американские космические программы своим низким практицизмом призваны лишь оттенять возвышенность русских. Ведь даже само слово «космонавт» - это вдохновение, поиск прекрасного, - рассуждает Филипп. – А «астронавт» – это только хорошее финансирование. Так одним из героев спектакля оказывается космонавт Алексей Леонов, чей китель, надетый на манекен, жестикулирует одним рукавом и произносит приветственную речь при открытии канадской космической выставки. Сидя в баре и ожидая встречи с Леоновым, которая так и не случилась, Филипп перед равнодушным барменом размышляет о своем кумире: как горько, наверное, было космонавту надеяться, но так и не стать первым человеком на луне. «Горечь мешает примирению. Например, меня с моим братом».
Сорокалетний Филипп занимается философией культуры, он пишет диссертацию о влиянии научных открытий на культуру, но раз за разом не может ее защитить. Ему присылают отказы изо всех университетов, его уволили из школы («во мне нет ни капли авторитетности, через две минуты после начала занятий, дети вытирают об меня ноги»), ему во всем не везет. Филипп подрабатывает телефонным рекламным агентом, но, звоня с предложениями бесплатной газетной подписки, тут же натыкается на свою бывшую любовницу, которая устраивает ему скандал. Он впервые в жизни летит на конференцию в Россию и безнадежно опаздывает на нее, забыв перевести часы. И вот теперь, услышав по телевизору передачу о том, что некая космическая контора отбирает любительские видео, чтобы отослать их в космос для представления Земли другим цивилизациям («профессиональные съемки создают о нас негативное впечатление»), Филипп ходит повсюду с видеокамерой.
Он шлепает босиком в халате по своей холостяцкой квартирке, где главная кухонная утварь – телефон для заказа пиццы и китайской еды, а встроенный шкаф полон одежды умерших родителей. Он выкладывает на гладильной доске из апельсина и камешков схему солнечной системы, с печальной иронией объясняя инопланетянам, что Земля находится на самом отшибе вселенной. Он едет за город, чтобы показать им то, место, откуда он в детстве увидел красную луну «кровоточащую оттого, что ее всю утыкали американскими флагами».
Его младший брат Андре – успешный телеведущий метеоновостей, легкомысленный, жизнерадостный и поверхностный, Филипп считает его ничтожеством, не способным представить себе несчастья крупнее, чем ливень и град, но связан с ним детскими воспоминаниями не меньше, чем кровными узами, особенно теперь, когда умерла их мать.
Андре – холеный живчик с усами и бородкой, он трещит без умолку, сыплет остротами, капризничает и скандалит со своим бой-френдом, вечно всюду опаздывает, дает бесконечные советы, но любит брата, как вечный младший, которому надо доказывать свою состоятельность. Филипп – сутулый, носатый, очкастый, полный комплексов и раздражения, главным образом на себя - без конца мечтает. И того, и другого играет Лепаж, мгновенно преображаясь, а заодно становясь и всяким другим человеком, о котором идет речь – врачом, который лечил его в детстве и тем, что лечит сейчас, собственной матерью, когда она еще была молодой. И оттого, что всех этих персонажей играет один человек, получается, что перед нами все время один Филипп – его воспоминания, надежды, отзвуки чужих речей, а все герои увидены его глазами.
Лепажа всегда называют любителем и мастером новых технологий, в «Обратной стороне луны» изобретательности тоже полно (в основном изумительной по точности работы с видео), но столько же и простодушных театральных приемов. Вот работа с воображаемыми предметами: Андре, застрявший в лифте со шкафом из детской, вспоминает всякую подростковую дребедень, которая на нем лежала, а с ней первую сигарету, гремящий рок, плакаты с девицами, на которые мастурбировал. Вот гладильная доска по ходу превращается то в спортивные снаряды в джиме, то в мотоцикл, на котором он едет за город (мимо бегут черно-белые пейзажи), в кресло офтальмолога, в мальчика и рентгеновский стол. И делается все это, понятное дело не от бедности, а от богатства – предмет, используемый не по назначению, имеет несравнимо больше возможностей. Но даже там, где Лепаж использует технологии, они выглядят как-то удивительно просто, как гладильная доска, не пижонством, а необходимостью. Вот в начале спектакля Филипп загружает вещи умершей матери в стиральную машину и на стену рядом с люком проецируется взгляд из стирального барабана: в черную дыру вбрасываются тряпки, порошок, а потом и весь Филипп влезает в стиральную машину, будто выходит из ракетного люка в открытый космос. С помощью видео люк стиралки превращается то в бешено бегущие часы, вечно враждебные герою, на встречи с которым никто не приходит, то в аквариум с маминой рыбкой по имени Бетховен, то в иллюминатор самолета, мимо которого снова плывет луна и стучится крошечный космонавт – он-то и уводит героя снова в космос прямо из салона.
В финале, вернувшийся из России Филипп уныло и безнадежно ждет в аэропорту своего легкомысленного брата. И вдруг актер отрывается от кресла и взлетает, его медленно крутит, как в невесомости, поднимает над креслами и уносит за пределы нашей видимости. Мы, конечно, знаем, что на самом-то деле мы видим лишь то, что происходит в наклонном зеркале, актер катается по полу, а его полет – лишь отражение, но выглядит это как настоящее волшебство, сильнее всяких новых технологий. И когда гаснет свет, из черного зеркала начинают светить звезды.
И все же это не главное в спектакле Лепажа. Главное в нем – тот пронзительный лиризм и беззащитная открытость автора и героя, которая сжимает зрителю горло с первой минуты и оставляет его в уверенности, что автор рассказал все именно о себе. И то, что Лепаж стал делать этот спектакль, когда умерла его мать, кажется само собой разумеющимся. Такая интимность дает совершенно особый уровень доверия спектаклю, нежности к герою, и восторга перед автором. И после не слишком веселого спектакля о лузере, зрители выходят из зала с блаженными и немного идиотскими улыбками, а еще у них остается ощущение, что они лично познакомились с милым, тонким и умным человеком по имени Робер Лепаж и он нежданно оказался каким-то совсем родным.
Кстати, на первый спектакль, говорят, пришел Алексей Леонов. А на втором весь мхатовский зал был забит разноязыкой фестивальной публикой, даже Пина Бауш пришла.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.