01.03.2007 | Виньетки
«Крепкая вода» — крепкий орешекО тонкостях перевода
М. Я.
И опять-таки о прочитанном, Миша, так что тебе может быть интересно.
Я тут прочел статью Шенгели «О моей работе», 1951 года, но увидевшую свет лишь сравнительно недавно, в кн.: Георгий Шенгели, «Иноходец» (М.: "Совпадение", 1997. Сост. Вадим Перельмутер. С. 357-384). Статья – о проблемах поэтического перевода, основанная на его собственном богатом опыте в сопоставлении с работами других поэтов-переводчиков. Очень продуманная и убедительная -- виден аналитик, эрудит, мастер. Сомнения у меня вызвало только одно место, где Шенгели, говоря о точном понимании оригинала, отказывает в нем своим соперникам, в частности – Пастернаку. Он пишет:
«У Верлена есть стихотворение Effet de nuit (Ночное впечатление), изображающее средневековый пригород, где ведут вешать преступников; их конвоируют копейщики, и
...leur fers droits, comme des fers de herse,
Luisent à contresens des lances de l'averse,—
«...их лезвия прямые, как зубья бороны, Сверкают напересечку с копьями ливня»:
И копья, ровные, как зубья бороны,
Со стрелами дождя, сверкая, скрещены.
Стихотворение это носит подзаголовок “офорт”, и последний образ: перекрест копий и дождевых струй — намекает на штриховку рисунка; автор “нагнетает” впечатление офорта. Другие переводчики не освоили этой детали и смяли образ: И тусклый блеск горит на саблях обнаженных, Наперекор струям небесным наклоненных (Брюсов) или: Смыкающей еще лишь неизбывней Железо пик в железной сетке ливня (Пастернак). Из этого примера видно, насколько бывает порою тонка художественная резьба, и с какой пристальностью надо вглядываться в текст.»
Разговор об офорте сразу остановил мое внимание. Это слово всегда вызывало у меня бодрящую реакцию -- как выяснилось, без особых оснований. Под впечатлением статьи Шенгели я кое-что узнал об офортах Верлена, а заодно об офортах вообще, о технике их создания и об этимологии термина.
У Верлена «офорт» не подзаголовок одного стихотворения, а название целого раздела книги «Сатурнические стихи» -- «Офорты» (их пять), и упор на этот жанр изобразительного искусства, действительно, очень важен. Так как офорт – один из видов гравюры, понятно, что к нему подходит пейзаж с острыми углами, готическими контурами, колючими кустами, зубцами бороны, копьями, стрелами, сеткой дождя. Но оказалось, что технике изготовления офорта вторят и мотивы ночной темноты (в процессе работы металлическая офортная доска покрывается черным – «асфальтовым» -- лаком), ливня (прорезанный в лаке рисунок заливается кислотой, протравливающей металл) и сверкания (обнажившийся металл блестит).
Все же Шенгели «врезает» своим предшественникам не совсем справедливо. Некоторая «картинность» была намечена уже Брюсовым и вполне четко прочерчена Пастернаком. Приведу и прокомментирую соответствующие места трех переводов и оригинала, выделяя релевантные места. (Полные тексты см. в Приложении.)
Валерий Брюсов, «Впечатление ночи» (1894)
Рисуются вдали неверные фигуры
Терновник высохший да несколько кустов
Позор своей листвы, унылой и корявой,
На фоне сумрачном вздымают слева, справа
И тусклый блеск горит на саблях обнаженных,
Наперекор струям небесным наклоненных.
Как видим, у Брюсова рисуются... фигуры и употреблены выражения на фоне и тусклый блеск горит на саблях.
Борис Пастернак, «Ночное зрелище» (1938):
Ночь. Дождь. Вдали неясный очерк выбит:
В дождливом небе старый город зыбит
Разводы крыш и башенных зубцов
На черном поле измороси мглистой —
Колючие отливы остролиста
Железо пик в железной сетке ливня.
В переводе Пастернака очерк выбит – как на гравюре, далее появляются разводы крыш, отливы и черное поле – слова из художнического лексикона, а в заключительной строке железная сетка хорошо передает характерную офортную проработку пейзажа (эффект ажурной сетки достигается при создании офорта впечатыванием в лак марли, кружева и т. п.).
Георгий Шенгели, «Ночной пейзаж» (1945, п. 1996)
Ночь. Дождь. Высь мутная, в которую воздет
Зубцами, башнями ажурный силуэт
Фобурга старого, что меркнет в далях стылых
Кой-где терновый куст и остролистник колкий
Листвою жуткою торчат со всех сторон,
Кой-где насажены на сажи полный фон
И копья, ровные, как зубья бороны,
Со стрелами дождя, сверкая, скрещены.
Тут гравюрности, пожалуй, не больше, чем у Пастернака: это ажурный силуэт в начале, сажи полный фон в середине (подчеркнутый каламбуром насажен) и верные оригиналу (как и у остальных переводчиков) скрещенные и сверкающие стрелы дождя в финале.
Paul Verlaine, «Effet de nuit», 1865)
La nuit. La pluie. Un ciel blafard que déchiquette
De flèches et de tours à jour la silhouette
D'une ville gothique éteinte au lointain gris
Sur le fuligineux fouillis d'un fond d'ébauche
......................... un gros de hauts pertuisaniers
En marche, et leurs fers droits, comme des fers de herse,
Luisent à contresens des lances de l'averse.
Верлену, конечно, все трое уступают -- у него и ажурные башни (tours à jour, букв. «башни с просветами »), и стрелы силуэта притушенного города (d'une ville… éteinte), и финальное свечение (luisent), а в середине -- не просто фон и сажа, а сажистый беспорядок в глубине наброска (le fuligineux fouillis d'un fond d'ébauche).
То, что Пастернак, с его выбитым очерком и железной сеткой, задачу, в общем, решает, не удивительно, особенно если учесть, что он происходил из семьи художника и, как видно из его немного более поздней статьи, ясно видел связь Верлена с французской живописью:
” оставил яркую запись пережитого и виденного связанную нитями глубокого родства с молодой импрессионистической живописью Франции Художников этого типа окружала новая городская действительность На эту, по-новому освещенную улицу тени ложились не так, как при Бальзаке и рисовать хотелось по-новому Этот вихрь бросался в глаза каждому и был центром картины Они писали мазками и точками, намеками и полутонами, не потому, что они были символистами. Символистом была действительность...” (Пастернак, «Поль-Мари Верлен», 1944).
Более того, Пастернак уже задолго до этого осваивал -- не исключено, что под влиянием Верлена, -- подобную чертежно-гравировальную технику. Вспоминается «Петербург» (1915):
... О, как он велик был! Как сеткой конвульсий
Покрылись железные щеки,
Когда на Петровы глаза навернулись,
Слезя их, заливы в осоке!
Он тучами был, как делами, завален.
В ненастья натянутый парус
Чертежной щетиною ста готовален
Bрезалася царская ярость...
И, конечно, -- «Гроза, моментальная навек» (1919):
И когда по кровле зданья
Разлилась волна злорадства
И, как уголь по рисунку,
Грянул ливень всем плетнем...
Правда, тут не офорт, а рисунок углем, да и вообще фотография, к тому же, снятая громом, но Верлен явно учтен, а то и превзойден. (1)
(1) С чем у Верлена Пастернак никак не мог справиться, это с Il pleure dans mon coeur/ Comme il pleut sur la ville (1872). Его перевод: И в сердце растрава,/ И дождик с утра (1938) лучше некоторых других (Эренбурга, Шенгели), но все же не дотягивает до уровня верленовской парономасии: il pleut, «идет дождь, дождит » -- il pleure, букв. «оно плачет, плачется ». Этот эффект он пытался воспроизвести в уже «Никого не будет в доме...» (1931), причем используя «чертежный» мотив (!): И опять зачертит иней,/ И опять завертит мной/ Прошлогоднее унынье/ И дела зимы иной.
Оригинальное приближениие к верленовской формуле есть в «Палисандрии» Саши Соколова (1985): У многих обложено нёбо, но небо — у всех.
Да, о слове офорт. У меня офорт уверенно ассоциировался с ботфортами (и их отворотами), фортами (фортециями и т. п.), музыкальным форте, четкими формами (и оформленностью). Энергия латинского корня fort- ощущалась, но лишь подсознательно, может быть, потому, что неясным оставалось, что тут делает начальное о- (или –оф). Что это – французское au, «к», или английское off, «от, прочь»? В целом складывался образ размашистой, мужской, старинной -- рыцарской что ли -- силы, крепости, твердости.
Корень форт- не подвел, но начальное о- оказалось (как ты-то, конечно, знал с давних пор) не приставкой, а полноценным французским корнем: eau, «вода» (как в одеколон). Офорт -- от фр. eau-forte, букв. «крепкая вода», т. е. «азотная кислота», применяемая для травления рисунка, прочерченного в кислотоустойчивой поверхности доски. Но если по-русски офорт – название жанра, как рисунок и гравюра, то по-французски это еще и название материала/способа исполнения – как холст и гуашь и в отличие от карандаша и масла (нельзя сказать: *Он показал мне свои карандаши, масла -- в смысле ... работы карандашом, маслом). Так что даже заглавие верленовского цикла не вполне переводимо. А вот интересно, не могла ли «водяная» природа французского eau-forte сказаться на водной образности двух из пяти офортов Верлена -- не только «Ночного зрелища» с его ливнем, но и «Марины» с ее океаном, бурей и волнами почти в каждой строчке?
***
« Я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом званье и на другом поприще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага… преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало»
Он уходит, но загадка недоданных подробностей продолжает, выражаясь поэтически, подобьем смолкнувшего знака тревожить небосклон… И занимает меня до сих пор, полтора десятка лет спустя.