Странно как-то театральные итоги подводить в конце года – театр живет сезонами, а не годами. И, если есть зимой какой-то повод подумать о том, что происходит с театром, то разве что объявление очередных номинантов «Золотой маски» - список лучших российских спектаклей прошедшего сезона, который называют как раз под Новый год. Впрочем, дело не в отдельных спектаклях, а в общей картине.
Похоже, в последнее время наш театр вслед за другими видами искусства все заметнее стал расслаиваться. Нет, я не имею в виду разделение на массовый и элитарный – это произошло давно, но в сценических искусствах имеет свои специфические обертона. А именно тот театр, который по аналогии с кино надо бы называть артхаусным или авторским – вот он стал разбегаться на мелкие ручейки.
Ведь что у нас, собственно, есть? Во-первых, если продолжать пользоваться киношным словарем, мейнстрим. К нему относят все то, что и принято считать театром – равно представления в дешевых антрепризах и в солидных театрах, действа «две звезды на трех стульях», чесом разъезжающие по провинции, и высококачественные, дорогие постановки знаменитых режиссеров с прекрасными актерами. В театральном мейнстриме разговоры о массовом и немассовом – вообще некорректны, количество зрителей и у тех, и у других спектаклей примерно одинаково, различается только их качество. Лучшие мейнстримные спектали всегда и составляли основу золотомасочной афиши, а все любопытное, что выглядело каким-то странным, непривычным, экспериментальным выпадало в специальную, тоже не так давно созданную номинацию, под названием Новация.
Так вот, по фестивальной афише этого года особенно видно, что отбирать номинантов на основные премии в драме все сложнее – высококачественных «мейнстримных» спектаклей становится меньше. Зато список претендентов на премию «Новация» растет и разнообразится.
Тут появляются представления новых, гибридных жанров, особенно активно развивается невиданный прежде «театр художника». Если раньше к нему относили только «Тень» (да и она скорее шла по ведомству кукольников), то теперь в ту же «Новацию» попадают и питерские перформансисты АХЕ, и «предметники» - Лаборатория Дмитрия Крымова. А «Тень» внутри той же номинации за это время отдрейфовала в сторону музыки («Орфей» сделан с ансамблем Гринденко), в пандан к ней в программе идет необычный музыкальный проект Д.А Пригова с Ираидой Юсуповой. Есть и новое: саунд-драма «Переход» впервые представительствует в афише «Маски» от «новой драмы» и документального театра вместе взятых. Каждый из «новационных» спектаклей тяготеет к чему-то особому: перформансу, «физическому театру», игре с предметом, новой социальности. Впрочем, и в «основном» масочном списке есть спектакли по-своему экспериментальные и даже радикальные, например, «Нелепая поэмка» Гинкаса или «Захудалый род» Женовача, по существу оказываются бескомпромиссной и аскетичной идейной читкой.
Понятно, что ни у одного из таких спектаклей не может быть действительно массового успеха, да они на это и не рассчитывают. Каждая из «новационных» групп работает в своей нише, у каждой свой тренд. Но вот что важно: зрители всех этих разных видов театров практически перестали пересекаться. Мало того: приверженцы какого-то одного из направлений, считают другое ужасным, неприемлемым и вообще профанацией.
Это говорит о том, что уходят какие-то общие конвенции, связанные с представлениями о качестве в театре. Если раньше, какими бы ни были вкусы театрала, это не мешало ему признавать достоинства в нелюбимом спектакле, то теперь любитель и знаток одного «тренда» говорит о другом: «это вообще не театр». Исчезло единое понятие качества, теперь оно существует только внутри направления, а спектакли разных направлений принципиально не сравнимы, как сапоги и огурцы.
Впрочем, часто даже о достоинствах спектаклей внутри этих направлений, ручейков, слоев – называйте, как хотите – говорить не приходится, важно само движение в новою сторону, важно, что из них может вырасти и насколько движение окажется продуктивным.
«Расслоение», о котором идет речь, разумеется, не говорит о падении искусства (хотя имеет отношение к тому, что время существенных, общезначимых идей ушло). Оно показывает лишь то, что нынче творческие силы искусства как-то перераспределяются, уходят с общего поля, которое кажется затоптанным. И это, пожалуй, самая занятная тенденция в сегодняшнем театре.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.