15.11.2006 | Театр

В одно касание

В «Мастерской Фоменко» сыграли спектакль по роману Михаила Шишкина

«Самое важное» - так в «Мастерской Фоменко» назвали спектакль по роману Михаила Шишкина «Венерин волос», многослойной и туманной пятисотстраничной книге, год назад получившей премию «Национальной бестселлер».

Честно говоря, «Венерин волос» - роман, который в последнюю очередь можно вообразить представленным на театре. Все в нем тому сопротивляется: и чередование обрывков разных историй, почти не складывающихся в единый сюжет, и языковые упражнения, не лишенные манерности, и горы метафор, затемняющие смысл...

Но Евгений Каменькович, ставя Шишкина, как будто взглянул на роман простодушно, отметая непонятное и находя прямые связи между сюжетными обломками.

В результате там, где, казалось, писатель кокетничал виртуозностью и был чрезмерно многозначителен, обнаружилась простая и трогательная история. Про русского толмача (переводчика), работающего в швейцарской государственной конторе, решающей, давать ли беженцам с востока вид на жительство или депортировать обратно. Про жену, с которой он расстался, и маленького сына, которому он теперь пишет и не отправляет письма. Про юношескую любовь, унизительную службу в армии, школьную училку Гальпетру, про ревность, а еще про Тристана и Изольду, Дафниса и Хлою, Ксенофонта и эллинов, которые в его снах смешиваются с рассказами беженцев из Чечни. И на фоне всего этого - фрагменты книги писателя-толмача о некогда знаменитой русской исполнительнице романсов, написанной в форме дневника, который Изабелла вела с детства, с начала ХХ века, а оборвала в 1936 году.

Каменькович поместил историю в музей - это и музей «Останкино», куда водила Гальпетра школьников, и город-музей Рим, где толмач сходился и расставался со своей Изольдой. Гипсовые статуи, швейцарская стерильность, цветная подсветка, видео с красотами, рамы на стенах, а самое главное - гладкий пол, по которому все лихо, будто по льду, скользят в войлочных музейных тапках. Это скольжение и задает прелестный пластический образ спектакля, такой же точный, каким в прошлом спектакле Каменьковича у Фоменко, «Дом, где разбиваются сердца», было постоянное ковыляние-спотыкание героев, чьи каблуки подламывались на полу, усеянном бутылочными пробками.

Все скользит и летит, все легко и акварельно, в одно касание, чем так славятся актеры «Мастерской Фоменко». Если и было в книге Шишкина что-то серьезное, тяжелое, как разговоры с беженцами, например, - улетучилось без следа, стало беспечным театром.

Все соответствует подзаголовку, который дал Каменькович спектаклю, - «Этюды и импровизации». Каждый из восьми актеров играет чуть не по десятку ролей, мгновенно переходя из одной в другую, меняя голос, походку, повадку - весь облик героя. Рустэм Юскаев из заботливого папы Беллы, напевающего хором с мамой «Любви все возрасты покорны...», превращается в порхающего и болтливого гида-итальянца, потом в красующегося перед девушкой знаменитого артиста дореволюционного Художественного театра, потом в армейского «деда» Серого, в циничного врача и так далее...

Все милы, все узнаваемы, все когда-то уже играли что-то подобное. Михаил Крылов - изображает ли он беженца из России, юного возлюбленного Беллы или школьника - оказывается клоуном. Полина Кутепова во всех ролях нежна, лирична и очень красива. И только Ксения Кутепова в этом спектакле совершенно неузнаваема. Надо сказать, эта рыжая красотка превратилась в уникальную характерную актрису очень широкого диапазона. Стоит видеть, как она играет Гальпетру - женщину без возраста, очкастую мымру с откляченным задом, огромными грудями, свисающими до пояса, в пухлом мохеровом берете и коричневом сиротском сарафане. Гальпетру - невыносимо занудную, нелепую, добрейшую и пронзительно трогательную. А через две минуты, поскакав по сцене в платье и с косами дореволюционной гимназистки, Ксения уже семенит на каблучках в роли чистенькой стриженой девочки-адвоката, которая явилась в тюрьму на встречу с русским полууголовником, и все время краснеет.

Есть в этом спектакле всего два актера, играющих по одной роли: во-первых, Мадлен Джабраилова - Изабелла. Она замечательно точно показывает, как меняется героиня от четырехлетнего ребенка, тянущего ручку высоко вверх, чтобы погадала цыганка, до сорокалетней знаменитой певицы, жены советского функционера. (Хотя, надо сказать, ей, как и всем фоменковским актерам, еще со студенческих лет роли детей удаются лучше, чем зрелых людей.)

Второй - Иван Верховых, играющий толмача. Этот немолодой, бородатый, с проседью актер, никогда прежде не игравший у Фоменко, сразу заметен в спектакле, как чужой. В сущности, он ничего не играет, скорее сухо, по-режиссерски, намечает роль, оставаясь на сцене внимательным, но холодноватым наблюдателем и комментатором.

Оказывается, и правда, на эту роль Каменькович специально пригласил не актера, а режиссера. Ему нужен был именно посторонний человек, со взглядом автора, а не участника, даже о себе говорящий в третьем лице.

Рассказывают, что, когда на одну из репетиций пришел новый член постановочной группы, он сразу спросил у Каменьковича: «Это сам Шишкин?» Режиссер был очень горд.

Источник: "Время новостей" №208, 13 ноября 2006 года,