20.07.2006 | Видения Дмитрия Александровича
11-й сонЯ жду кого-то, но не нервничаю. Времени предостаточно
Сижу на скамейке в небольшом московском скверике. Лето, тепло. Я в легкой светлой рубашке. Расслабленно и легко откинулся на рейчатую спинку деревянной скамейки. Вижу себя со спины. Лица не разглядеть, но ясно, что это я.
Передо мной огромное длиннющее здание, уходящее куда-то в неимоверную даль, в глубину. Выходящий на меня фасад на манер конструктивистских зданий закруглен. Здание сплошь стеклянное. На многочисленных его, насквозь прозрачных этажах мелькают люди. Строение сверкает как хрустальное, отражаясь, удваиваясь в чуть влажном асфальте. Прямо как классно прорисованный архитектурный проект (бывали раньше такие, я видел их в немалых количествах на разного рода ретроспективных выставках).
Я жду кого-то, но не нервничаю. Времени предостаточно. В стеклянной крутящейся двери появляется человек. Выходит, на мгновение останавливается, оглядывается, отделяется от здания и направляется ко мне. Я встаю и иду прочь. Он догоняет меня и подстраивается сбоку.
Направляемся к какому-то, как я понимаю, погранично-пропускному пункту. Такое невзрачное временное одноэтажное помещение. Мой сын – это с ним я поспешаю куда-то – быстро проходит проверочную процедуру, минует охрану и исчезает за дальней дверью. У меня проблемы. Оказывается, можно проносить только две сумки, а у меня три. Кстати, я сам только сейчас это обнаруживаю. Все мои объяснения, что сумочки маленькие, не производят никакого впечатление на низкорослую суровую таможенницу. Она взглядывает на меня снизу узкими глазами на широким и плоским темно-буром лице. Где-то я уже видел его. Нет, не припомнить.
Я быстро вкладываю одну маленькую сумочку в другую. В результате, у меня, как и требуется, две сумки. Одну из них женщина вытряхивает на огромный тусклый металлический стол и руками в медицинских прозрачных перчатках начинает перебирать вещи. В основном это какие-то ветхие пожелтевшие листки с невнятными письменами.
- Антикварные рукописи! – мелькает голове. –Запрещенные к вывозу! Откуда это у меня? Кто-то подсунул, – судорожно оборачиваюсь. Но никого рядом нет. Маленькая удаляющаяся фигурка сына виднеется уже далеко за пределом проверочного пункта.
Но нет, ничего. Женщина брезгливо сваливает все обратно сумку и провожает меня до прозрачных дверей, где ожидает пограничник другой стороны. Он вполне небрежно просматривает мои документы и без единого вопроса пропускает на сопредельную территорию.
- Вот что значит немецкий пограничник! – с восхищением восклицаю я про себя.
И, действительно, все вокруг похоже на Германию. Облегченно оглядываюсь. Прямо от двух-трех ступенек пограничного пункта начинается неширокий канал с темной и густой водой. Через мерные промежутки, как я могу видеть это в перспективе, переброшены легкие мостики. По ним пересекают медленно текущую воду маленькие, прямо игрушечные фигурки. Понятно – Голландия. Голландская пейзажная живопись. Мне она знакома и я опознаю пейзаж сразу же.
Теперь надо купить билет. Сына уже нет нигде. Он убежал далеко вперед. Я осматриваюсь и замечаю один билетный автомат вдали на левой стороне канала, на которой я и оказался. Другой поближе, но на противоположной, правой стороне. Я, пересекая воду по горбатому мостику, направляюсь к нему. Прямо у самого схода мне попадается сын и сообщает что купил билет туда и обратно за 40 не то копеек, не то пенсов. И тут же исчезает. Я не успеваю заметить, куда – все-таки странно.
Подхожу к огромному автомату, на дисплее которого все время выскакивают какие-то сверкающие цифры. Бросаю 40 копеек, они с глухим звоном пропадают где-то в самой утробе автомата. Я отчаянно, но безрезультатно стучу по нему кулаком. Прислушиваюсь. Никакой реакции. Возвращаюсь на левую сторону канала и замечаю у дальнего автомата большую очередь. Но чуть сзади, ближе к пропускному пункту обнаруживаю небольшое строение. Направляюсь к нему. Вхожу внутрь. Подхожу к окошку и говорю миловидной девушке, что мне нужен билет.
- 50 копеек. - улыбаясь отвечает она.
- Как так? Мой сын только что купил за 40. – начинаю я качать права, впрочем, вполне бессмысленно, что понимаю и сам.
- У нас 50. -
- Ну, не может же один и тот же билет стоить по-разному, – уже больше по инерции продолжаю настаивать я, нисколько не веря в успех своих попыток.
- Вам туда и обратно? - уточняет невозмутимая девушка. – Тогда 90, - и улыбаясь опускает стеклянную створку.
Уходит куда-то вглубь. Исчезает. Я растерянно оглядываюсь и понимаю, что нахожусь в некой достаточно престижной сервисной фирме. Видимо, потому и другая цена, соображаю я. Сын исчез, так что я не могу справиться у него, где он покупал такой дешевый билет. Досадно. У автомата, где пропали мои 40 копеек, и у дальнего на моей, левой стороне канала, уже огромные скопления народа. Я понимаю, что на приобретение билета уйдет часа 2-3, так что теряет смысл и вся эта затея – как только удасться добыть билет, пора будет и возвращаться назад.
Я направляюсь-таки к дальнему автомату в надежде обнаружить там сына. На моем плече, помимо сумок, огромное ватное одеяло, заправленное в достаточно веселенький, в синеньких цветочках, пододеяльник.
– Зачем я его тащу? – промелькивает в голове. -Лучше было бы прихватить легкий и аккуратный пледик. – Да, но зато под большим одеялом смогу раздеться и спокойно выспаться, - приходит на ум вполне резонный и весомый аргумент.
Зачем раздеваться? Где выспаться?
Тут замечаю, что у дальнего автомата людей как водой смыло. Никого. Поспешаю туда и обнаруживаю полностью развороченный автомат, откуда торчат всевозможные пружины и обрывки проводов. Что такое?
По соседству замечаю огромную толпу, которая не раздеваясь и не разуваясь вступает в мрачный холодный поздне-осенний пруд с черной неприветливой водой. Многие погрузились уже по пояс.
– Ну, если только по пояс, тогда еще можно. - неприязненно поглядываю я на это зрелище.
На противоположной стороне пруда длинное строение, сияющее всеми своими огромными витринами. В окнах выставлены наиновейшие образцы одежды и обуви. Видимо, осенняя распродажа. Ах, вот они зачем!
- А где здесь билеты? - успеваю я ухватить за локоть последнего, сбрасывающего обувку и подвертывающего штаны.
- Вон там. - машет он рукой куда-то дальше. – Я занял очередь за одним тут человеком… . – смотрит мне внимательно в глаза, отворачивается, вступает в воду и погружается с головой. Исчезает.
Я гляжу в указанном направлении и вижу высоченный забор, исчезающий, убегающий в обе стороны.
– Так, значит, билет-то не на трамвай, а на вход в заповедник, - так я называю про себя неведомую огороженную территорию. Прямо у забора обнаруживаю примощенный неказистый двухэтажный домик. Деревянная лестница сбоку ведет на второй этаж. Вхожу в небольшую комнату нижнего этажа. Кругом разруха и пыль. Стены абсолютно голые. Окликаю: Есть кто-нибудь? Никого. Поднимаюсь на второй этаж и оказываюсь в достаточно уютном небольшом помещении, залитом ослепительным полуденным солнцем. В сторонке в кресле-качалке сидит некий господин в шляпе и, не обращая на меня никакого внимания, читает газету. Я пододвигаю соломенное плетеное кресло, сажусь, расслабленно откидываюсь, бросая сумки и ватное одеяло по соседству прямо на пол. Входит сын. Я успокаиваюсь. Сумки рядом, одеяло в сохранности, сын нашелся, ласковый обволакивающий солнечный свет – полнейшее блаженство.
"Сейчас будет чай с пирожными, - уговаривают меня. Но я ухожу." - Этот сон Дмитрий Александрович прислал в Стенгазету за несколько дней до того, как попал в больницу.
Мгновенно на ум приходит спасительная идея - если остановить эскалатор и достать из-под него недостающие кусочки, склееть их, и в месте крепления поставить официальную печать – «исправленному верить» - то, может и сойдет. Иду искать начальство.