Рисунок Лизы Ольшанской .
Всю свою уже не короткую профессиональную жизнь слышу о главенстве стиля, или о превосходстве в искусстве «как» над «что», если прибегнуть к сленгу посвященных. С этим не поспоришь: число историй для повествования (биографий, житейских хитросплетений, love story и проч.) практически не пополняется и не обновляется — Х.Л. Борхесу с лихвой хватило пальцев одной руки для подсчета столбовых сюжетов литературы.
Вспоминать про оттепель приятно. Сама память испытывает какое-то облегчение и даже, поддавшись хорошему чувству, начинает подбирать воспоминания под стать такому облегчению, а возможно — их слегка подтасовывать.
Почему все время возникают, почему все время вертятся на языке «они», про которых «и так все понятно»? А потому что «они» — нравится нам это или нет — это проекция «нас». Потому что «они» — это и есть «мы», по крайней мере те из нас, кто счел возможным перейти хотя бы однажды не всегда ясно различимую, а потому особенно опасную границу.
Вчера один молодой человек спросил меня, почему страсти кипят вокруг фильма «Матильда», а «Викинг», в котором русский православный святой показан не просто любовником темпераментной балерины, а убийцей и насильником, не вызвал никаких особых протестов. Полезла проверять, и подтвердилось: реакция на «Викинга» несравнима с весьма нетривиальной дискуссией о «Матильде».
Российских начальников закон интересует исключительно в качестве дубины, которая находится в их руках. При этом они тратят гигантское количество времени, выдумывая бесконечные способы, дабы унять силовиков, поборы которых вот-вот прекратят частное предпринимательство в России.
Мы отчетливо видим, что чем большую роль в коммуникативном пространстве начинают играть эмоции, тем меньшую — иногда до полной неразличимости — играют такие вещи, как ум, честь и, извините, совесть. Потому что мы видим, как эта самая эмоциональность все в большей и большей степени становится грубым инструментом внушения, инструментом нападения и обороны, инструментом суггестивного насилия.