Для меня — и я абсолютно уверен, что далеко не только для меня, но и для очень многих моих соотечественников разных поколений, — этой золотой дверью в разумный упорядоченный мир, стали, конечно, сказки Пушкина.

Их я слышу постоянно. Особенно перед тем, как заснуть. Они звучат голосом моей мамы. Я даже не могу сказать, что это было первое знакомство с поэзией. Мир тогда еще не делился для меня на поэзию и не поэзию. Это было знакомством с миром вообще. С миром, существовавшим за пределами утробного тесного тепла семьи и дома. И эти сказки с их не всегда понятными сюжетами, но с хорошо понятным ритмом, вносившим ясность и возможность примирения всего со всем, навсегда стали для меня ключом. Ключом во всех значениях этого слова: ключом, открывающим дверь в новое и непонятное, и ключом, чистой и необъяснимой радостью бьющим из-под земли.

Новостные сюжеты нынешнего времени помимо нашей воли сами собой накладываются на сюжеты и образы детских сказок про гусей-лебедей, про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, про доктора Айболита и злодейского Бармалея.

В детстве я довольно часто болел. Поэтому в комнате, где я лежал с термометром под мышкой и с неудобным ватным компрессом на нежной шее, всегда был включен радиоприемник.

Как бы ни старались радиодикторы посредством хорошо поставленных голосов и тщательно отрепетированных интонаций донести до моего сознания тексты «передовой статьи и краткого обзора газеты «Правда», как бы ни тщились проникнуть в мою чувствительную душу «произведения советских композиторов», как бы ни усыплял своей монотонной речью мое и без того полусонное от температуры сознание тот или иной «писатель у микрофона», жалостливо тревожащийся о перспективах предстоящей посевной, я все это безжалостно пропускал мимо ушей. Я пропускал их всех мимо себя, представляя себя кем-то вроде постового милиционера на перекрестке Калинина и Шоссейной, который энергично и с сердитым почему-то лицом вращал своей полосатой палкой, как бы говоря: «Давай! Давай! Проезжай! Не задерживайся тут».

Я лежал и считал минуты до того счастливого момента, когда придут уже наконец-то меня проведать Буратино с Мальвиной, Чиполлино с мальчиком Вишенкой, мальчик-колокольчик из города Динь-динь и красивая — из ногайской сказки — девочка Айога («га-га»), в конце сказки зачем-то превратившаяся в гусыню и улетевшая со стаей прочих гусей куда-то в южные края — только ее и видели .

Не пестрой и шумной, конечно, толпой они приходили ко мне, а все же по очереди. Сегодня одни, завтра другие. Ради таких дорогих гостей стоило жить сегодня, имело смысл дожидаться завтрашних десяти часов утра и даже хотелось подольше поболеть.

Мир сказок, окружавший нас с детства, не всегда был столь безоблачным и столь совершенным. Чуть позже оказалось, что сказочные сюжеты и образы безбожно эксплуатируются разными оборотистыми халтурщиками, разными детсадовскими и «елочными» сценаристами, умеющими превращать сказку во что-то вроде замурзанных и заляпанных чем-то непонятным мутных картинок, висевших на стене нашей районной детской поликлиники и свидетельствовавших об исключительном вреде мух.

Моя жена когда-то работала редактором в музыкальном издательстве. Там в основном издавались ноты. Но и книги тоже. Жена работала именно в книжной редакции. Среди выпускаемых книг были биографии композиторов, музыковедческие исследования, монографии, сборники статей, мемуары — ну, в общем, понятно. Также там издавались и книжки для детей и подростков. На музыкальные, естественно, темы.

Среди постоянных авторов своей особой «писучестью» выделялась из всех прочих одна не очень юная дама, сочинявшая, представьте себе, сказки. Сказки эти выполняли конкретную дидактическую задачу: они были призваны привить юным читателям и читательницам первоначальные знания о музыкальной теории и практике.

Жена моя чахла над этими безысходными рукописями, иногда за свои редакторские страдания вознаграждая себя некоторыми счастливыми находками, которые она выписывала в блокнотик и потом развлекала этим меня и наших общих друзей. Мне запомнилось, что в одной из этих поучительных сказок фигурировал в числе прочих «злой волшебник Диссонанс».

Хорошо заметная сказочность нынешних времен особенно наглядна и очевидна на фоне пресловутой пандемии, деформирующей, искажающей, окрашивающей в неправдоподобные цвета все, что происходит в политике, в обществе, в культуре, в спорте, в частной и даже в интимной жизни.

Как вам кажется, почему вдруг я стал вспоминать, думать и даже писать о тотальной сказочности нашего времени, а также о сказках нашего детства и обо все прочих злых волшебниках, маниакально норовящих похитить «нашу елку» с «нашего праздника», как будто не проще ее купить на елочном базаре или, — что еще проще, — заказать по интернету?

Почему? Почему я заговорил об этом? Почему выскочил из моей памяти этот «злой волшебник Диссонанс», причем не простой, а когнитивный?

А потому что я узнал из новостей о том, что по распоряжению столичных властей до 15 января отменяются все массовые зрелищные мероприятия, а рестораны и клубы в новогоднюю ночь должны быть закрыты.

То есть буквально «похищают нашу елку с нашего праздника». И никаких не будет вам «Раз! Два! Три! Елочка, зажгись!»

Я-то, честно говоря, никогда не жаловал эти «народные гуляния», вместе со многими привыкнув считать Новый год семейным или, в крайнем случае, узко-дружеским событием.

Но это я. А есть ведь и другие, которые как раз все это любят. И их много! А уж про детей что и говорить! Новый год — в календарном смысле — наступит еще через полтора месяца, а елку злые диссонансы сперли уже.

А в общих чертах нынешняя сказка, — если бы ее сочиняла та самая дама-сказочница, — получается примерно такая.

Сначала в наш мир пришел злой колдун Коронавирус. И стал заражать всех вокруг. К кому он прикоснется, тот начинает кашлять, стонать и лежать в постели. А самое ужасное то, что он не может понять, что чем пахнет. Следом за ним явилась королева Пандемия и приказала этому колдуну заморозить всех людей. Все застыли, и никто не мог ни к кому прикоснуться, никто не мог прийти к кому-нибудь в гости, чтобы угоститься чем-нибудь вкусным и поиграть. Все замерли и стояли-сидели в тех позах и положения, в какие их поставил или посадил жестокий генерал Карантин.

И никто не смог даже встретить как полагается Новый год и зажечь елку! И все плакали и звали друг друга, но сдвинуться с места не могли.

И так бы длилось вечно, если бы не радостная весть, принесшая людям надежду. Откуда-то издалека, говорили знающие люди, идет к нам наша спасительница. Это добрая и всесильная принцесса Вакцина с отрядом верных, отважных и благородных антител. Она всех расколдует, и мы снова сможем делать то, что мы могли раньше, но не можем теперь.

А если нам к тому долгожданному моменту еще и удастся каким-то образом не забыть о том, что же такое мы не можем теперь из того, что мы могли раньше, если мы сможем вдруг вспомнить о том, чем в принципе должны заканчиваться сказки, будет совсем хорошо.