30.09.2021 | Нешкольная история

Военное детство бабы Тани. Часть 1

Недетские рассказы детей о войне

Моей прабабушке Татьяне Федосовне Кравцовой в этом году исполняется 90 лет. Но памяти ее можно позавидовать. Она помнит свое детство и юность в таких подробностях, что у нас иной раз закрадывалось подозрение: а не фантазирует ли она? Но архивные материалы, воспоминания партизан подтверждают все ею рассказанное. А надо ли кому-то еще знать о ее детстве и юности, кроме нас, близких родственников? Но ведь это тоже история: история семьи, села, края, история страны. Она складывается из разных источников. И воспоминания очевидцев занимают в ней не последнее место. Недетские рассказы детей о войне. Не всегда они объективны, но зато в них столько мелочей, подробностей, которые делают нашу историю живой, раскрашивают сухие факты документов яркими красками личного человеческого опыта. Тем более что время уходит, и свидетелей остается всё меньше и меньше. Вот почему рассказы наших прабабушек и прадедушек так важны.

Татьяна Федосовна Кравцова родилась в 1930 году. Конечно, ее воспоминания о предвоенных годах были отрывочными. Она помнила лишь какие-то яркие картинки. Остальное дополняли мать и отец. Вот что она рассказала о жизни семьи накануне войны.

«Мой дед – Федор Корнеевич Кравцов, бабушка – Акулина (отчество не помню). Дед был женат дважды. Акулина – первая жена, мать моего отца Федоса. Мой отец, Федос Федорович Кравцов, родился в 1903 году в селе Лутна Клетнянского района (Брянская область – Е. И.). Поступил в школу, но проучился всего полгода, отец забрал его из школы себе в помощники. Он занимался заготовкой и доставкой дров из Клетни в Бежицу. Отправлялись сразу на трех подводах. Детство было трудное. Мать умерла, когда Федосу было 5 лет. Федор Корнеевич женился на молодой. Она родила ему 13 детей. Дедушка умер в 1933 году от голода. В памяти как-то сохранилось, что он очень любил пить чай с баранками. А больше о нем ничего и не помню. Бабушка запила, продала корову. Корова была хорошей, по ведру молока давала. Бросила детей. Двух девочек оставила дома. Одну забрала с собой, но по дороге бросила, как вещь. Маленькая девочка сидела одна на проселочной дороге и плакала. Ее подобрала проходящая мимо женщина, забрала с собой и воспитала как свою. Один сын утонул. Две девочки умерли от голода. Одного сына забрали в армию по годам, а еще двое пошли в армию добровольцами. Один из них был несовершеннолетним. Федос жил вместе со сводным братом на хуторе еще в 20–30-е годы, но как только женился, брат его отделил. Мою маму звали Иулита. Я старшая дочь, родилась в ноябре 1930-го. Через 2 года родилась сестра Женя, в 1936 – брат Николай, а в 1938 – сестра Зина. Но весной 1938 года в деревне началась эпидемия кори. 5 мая умер Коля, а 9 мая – маленькая Зиночка.

На окраине и Мармазовки, и Сальниково жили литовцы и эстонцы. Они не хотели вступать в колхоз, и перед войной многие из них переехали в Клетню. Мой отец тоже долго не вступал в колхоз, мы жили на хуторе. Но никакого богатства не было. В хозяйстве были куры, поросенок, корова, лошадь, как и в любой крестьянской семье. Перед тем, как стали сгонять в колхоз, у нас украли лошадь. Конь был молодой, высокий, сильный. Звали его Васёк. Бывало отец поедет в гости, выпьет там, так домой Васёк его всегда привезет. Такой умный был.

Только в 1936 году отец мой вступил в колхоз в селе Сальниково. Колхоз назывался “Трудовая пчела”. Сначала отец попросился в колхоз в деревне Мармазовка. Но председатель колхоза сказал тогда отцу: “Без лошади не возьму!”

А председатель Сальниковского колхоза Василь пригласил отца: “Приезжай ко мне, без лошади возьму”. Лошадь нашлась в Жирятинском районе. Отец поехал туда с милицией. Остановились перед табуном, пасущихся лошадей. Отец позвал: “Васёк!” Конь встрепенулся, поднял голову и поскакал к хозяину. Васёк даже голову прислонил к плечу Федоса. Председатель Мармазовского колхоза, узнав о найденной лошади, позвал отца к себе. Но отец вступил в “Трудовую пчелу”. Переехали жить в Сальниково, там перезимовали в колхозной хатке, а потом стали строить дом, довольно большой по тем меркам: 9 на 9 метров. Но до войны не успели, крышу не покрыли. Жизнь была тяжелая, не хватало самых необходимых вещей, особенно обуви. Перед войной все мужчины деревни ездили на Украину за товаром. Мой отец тоже поехал. Привез мне туфельки, а сестре ботиночки. Мы повесили их на веревочку и любовались. Думали, в школу в них пойдем осенью. Не пришлось».

Вот так и закончилось отнюдь не беззаботное детство 11-ти летней девочки Тани.

У многих людей первый день войны ассоциируется с встревоженными лицами жителей, стоящих на площади и слушающих обращение Молотова к советскому народу о вероломном нападении фашистской Германии на СССР. Деревня Сальниково не была исключением. Столб в центре села, на нем радио, и всё та же толпа плачущих женщин и встревоженных мужчин. В этот день все они поняли, что их жизнь никогда не станет прежней.

Продолжаем читать воспоминания Татьяны Федосовны: «Отец работал в колхозе заведующим фермой. Ему приказали отогнать колхозное стадо в тыл. Два дня дали на сборы. Собрали в дорогу еды, хлеба мать испекла, картошки положили, одежду кое-какую. С ним были три доярки и три пастуха. Запрягли лошадь, погрузили три фляги, три доёнки, продукты (хлеб, картошку, яйца) и погнали стадо. По очереди шли пешком. Коров доили по пути, а молоко сдавали в колхозы. Ночью останавливались, отдыхали. Стадо пригнали за Орел под Москву. Отца просили остаться там заведующим фермой, он согласился, но договорился сначала забрать семью из Сальниково. Но когда он вернулся в свою деревню, Клетнянский район был уже в оккупации. Оказавшиеся в окружении советские солдаты ушли в лес, но голод гнал их в деревни, и некоторые из них прибивались к семьям. Был такой солдат и у семьи Кравцовых. Федос даже с его помощью покрыл крышу.

Немцы пришли в Сальниково через Мармазовку с Клетнянского большака. Они узнали о долгом отсутствии Федоса в деревне. Его долго допрашивали. Он сумел доказать, что не партизан и не солдат, и его отпустили.

Еще до войны двух колхозников из колхоза “Радуш” завербовали на работу в Москву, с началом войны они возвращались домой. И около Мармазовки их обнаружили немцы, избили, думая, что это партизаны. Потом разобрались и их отпустили. Но начались репрессии против мирных жителей. Немцы окружили Радуш, мужчин согнали в школу, а женщин закрыли в сарае с детьми. В нашем Сальниково всех рано утром согнали в клуб, потом мужчин погнали в Радуш в школу, вслед за ними – женщин и детей. Моя мама, Иулита, была беременной, тяжело было идти, от испуга начались схватки. Она отставала. Один из немцев терпеливо ждал, пока мама садилась, тужилась. Немец в это время отворачивался. Но всё же привел ее в школу. Женщин с детьми поместили в соседний класс, рядом с мужчинами. Искали солдат, коммунистов. Нашли двух попавших в окружение солдат и двух коммунистов. Их отвезли на поле к лесу, заставили выкопать яму и расстреляли. Деревню Радуш немцы сожгли. Женщин отпустили. А всех мужчин угнали на работу в Белоруссию. Женщины в деревне остались одни. Радушских женщин приняли в домах деревни Сальниково. Всех жителей переписали, на всех завели регистрационные карточки».

Нашла я карточку Иулиты, мамы бабы Тани. «Улита Фёдоровна Кравцова, 1903 года рождения, ст. Пестраковка Клетнянского района. Три души: две дочери и сын. Профессия – землероб. Чем занят – земледелием. Вероисповедание – верующая. Национальность – русская. Подданство – Россия. Номер паспорта – нет».

«В Белоруссии за нашими мужчинами смотрели плохо, – продолжает Татьяна Федосовна. – Кормили баландой из картофельных очисток, да пайка хлеба. Гнали на работу. Однажды несколько человек не пошли на работу, ссылаясь на то, что их плохо кормят. Их вскоре отправили в Польшу. А другие, которые работали на поле, спросили у местных женщин дорогу на Брянщину и сбежали. Бежавшие мужчины возвращались парами, поочередно. С моим отцом шел мужчина из соседней деревни, Иван Иванович Гаврищев. У него было очень плохое зрение. Ночью они шли, а днем в лесу отсиживались. У напарника отца сапоги были резиновые, он ноги отморозил. Так отец отдал ему свои ботинки, а сам надел его резиновые сапоги. Ноги отморозил и отец. Дошли до Сальниково. Мой отец в декабре вернулся домой уже последним. Заросший. Ноги отморозил. Ослабел.

Немцы из Сальниково ушли, вместо них пришли венгры. У нас оставалась утка с утятами. Венгры стали их ловить. Поймали, головы свернули и нам отдали. “Поешьте сами, а то немцы всё равно заберут”. А еще они заговорили о партизанах, мол, знали бы, где они, перешли бы на их сторону. Это была очередная попытка выйти на партизан, узнать их месторасположение. Такой способ немцы использовали повсеместно».

Я нашла подобный случай в воспоминаниях А. Семенова, бывшего секретаря Клетнянского райкома партии: «Немецкий солдат через женщину пытался установить связь с нашим партизанским отрядом – якобы перейти на сторону партизан с группой поляков, находившихся в гитлеровской армии. Как после выяснилось, такой группы вообще не было».

Возвращаюсь к рассказу Татьяны Федосовны. «К нашей семье в Сальниково стали прибиваться родственники из Мармазовки, жена дяди с тремя детьми, четвертого родила у нас. Поселился мамин брат из Клетни, сестра отца с дочкой из Акулич. Жили все в старой хатке, а рядом стоял сруб нового дома, привезенного с хутора в Мармазовке.

Немцы приезжали в Сальниково на мотоциклах, на подводах с лошадьми. Дорог не было. Машины не проехали бы. Вот тогда и стали задерживаться в Сальниково. Одни уедут, другие приедут. Однажды я с сестрой Женей играла в прятки. У нее в кармане был сломанный будильник. Фашисты как-то его заметили и стали допрашивать, откуда будильник у нас. Объяснили, что это дядин. Переводчик стал выяснять у меня, откуда будильник, задавал вопросы об отце, почему на фронт не ушел или в лес. Переводчик назвал свое имя. Да я забыла его. Отстали, а будильник забрали. Почему был такой шум вокруг будильника, я не понимала. Это потом мне объяснили, что партизаны собирали все будильники, для изготовления часовых механизмов для мин».

Продолжение следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде.