Дама-парикмахер («парикмахерка»?), которая, как выяснилось, читает меня в фейсбуке, спросила: «А вы, кстати, пойдете 9-го?» «Да нет, — говорю, — не пойду. По чисто техническим причинам. Буду не в Москве. А то бы, вполне возможно, что и пошел бы». «А я решила не ходить». Мы обменялись еще парой-тройкой реплик, после чего я наконец понял, что мы друг друга не поняли. Я-то имел в виду, что она ведет речь об акции, запланированной ребятами из команды Навального. Она же имела в виду «выборы мэра».
Почему я закавычил эти «выборы», надо объяснять? Не надо? Ну, и хорошо.
Когда-то, в середине 70-х годов, в моей тогдашней компании широко бытовало словечко «неотомизм». В процессе наших бесконечных дискуссий (а они были действительно бесконечны тогда) мы охотно и щедро награждали друг друга этим словом. Причем в данном случае под ним понималось вовсе не его словарное значение, в соответствии с которым «неотомизм» являлся «философией современной католической церкви, основанной на учении Фомы Аквинского».
Совсем не это имелось в виду. А имелось в виду лишь то, что твой оппонент с твоей точки зрения говорил совсем
не о том.
Сейчас я постоянно вспоминаю об этом неотомизме, когда наблюдаю в социальных сетях яростные споры о том, хорош или плох нынешний московский мэр. И спор этот актуализируется именно в связи с грядущим мероприятием, называемым почему-то «выборами».
Совсем
не о том представляется мне этот спор, возможно, что и небезынтересный сам по себе. Кто-то вполне искренне ставит в заслугу московскому мэру прокатные велики, деревья на Тверской и лишившихся привычной макаберности работников коммунальных служб. Кого-то дико раздражают скользкая плитка на тротуарах и кладбищенская роскошь бульваров, стилистически отсылающих к чему-то вроде вип-колумбария для цыганских баронов. Кому-то импонирует «новый облик столицы». Кто-то от него в ужасе. И все имеют безусловное право на эти, те, пятые и десятые мнения.
Но это все не о том. Потому что все эти споры упираются в те самые «выборы», которых, прямо скажем, попросту нет. А потому и участие или неучастие в них не имеет ровным счетом никакого значения.
Судя по обилию зазывных плакатов, начальству очень нужна «высокая явка», которая — как кажется начальству — успешно подпирает собой более чем сомнительную и шаткую его, начальства, легитимность.
Но это проблема начальства, а не наша с вами, не правда ли?
Кто-то считает нынешнего мэра хорошим мэром? ОК! Почему нет? Кто-то считает его плохим мэром? Тоже ОК! Мне он тоже не очень нравится. И что с того?
Только выборы-то тут при чем? Считать «данное мероприятие» выборами — все равно как идти смотреть футбольный матч с участием всего лишь одной команды. Вам было бы интересно наблюдать, как футболисты полтора часа лупят по пустым чужим воротам, а вратарь, зевая от скуки, томится в своих?
Или ладно уж — сходим все же на избирательные участочки, где для нас уже заботливо приготовлено все что надо, где ждут нас аккуратно настриженные бумажки, вежливое обращение членов избиркома, сдержанно патриотическая музыка в трогательном исполнении детского хора, импровизированная, по умеренным ценам, торговля бутербродами с семгой, прохладительными напитками, зарядниками для телефонов и зубными щетками?
Пошли, что ли, подмахнем по-быстрому тем реальным пацанам, которые видят в нас с вами бестолковых, но в общем-то безобидных овец, каковым предписано испытывать чувство глубокой благодарности уже за то, что их пока всего лишь стригут. Сходим, что ли, на эти самые выборы, подтвердим, что ли, репутацию?
Давно известно, что маленькие дети такие мероприятия обожают. И я, помню, любил, как и все, эти таинственные ящики, обшитые нарядным революционным кумачом. И белоснежный, подсвеченный лампочкой бюст усатого мужчины в маршальских погонах между двумя ящиками. И хрусткие, свеженькие, как майская травка, бюллетени, которые в сложенном пополам виде доверяли мне окунуть в зияющую черную щель, откуда нет возврата.
В детстве все мы играли в магазин, в больницу, в милицию, в почту… Играли также и в выборы.
Помню, как в тупиковой части огромного коммунального коридора был нами обустроен «Избирательный участок № 97». Почему именно 97, я не помню. В посылочный фанерный ящик, закутанный в старый халат чьей-то бабушки, кидались обрезки тетрадных листков, на каждом из которых было написано: «Света. Дипутат».
«Дипутатом» сопливая плакса Светка Кузнецова была назначена нами по остаточному принципу: слишком уж она была бестолковой, чтобы, как все, проводить нормальную избирательную компанию — ровно установить ящик, аккуратно нарезать бумажки, написать разборчиво имя депутата.
«Дипутат» был, естественно, один. Мы жили тогда еще как бы до грехопадения, как бы в блаженном неразличении добра и зла, как бы еще не ведая о том, что в мире не ангелов, но смертных людей существует такое тяжкое бремя, как свобода выбора.
Кто-то из старших, застукав нас за столь сомнительной забавой, надавал всем по шеям и решительно пресек стихийный акт низового энтузиазма и торжества подлинной, то есть социалистической демократии в одном отдельно взятом коридоре.
Уж кому что нравится, но лично мне кажется, что когда взрослые на вид дяди и тети с легкостью позволяют вовлекать себя в детские игры, то это с клинической точки зрения выглядит, мягко говоря, странновато.
Наш приход или не приход к этим ихним урнам не имеет ровно никакого отношения к давно установленным результатам. Зато они имеют отношение к степени самоуважения каждого из нас. И это, на мой взгляд, важнее всего.
Источник:
inliberty, 04.09.2018,
