Автор: Богдана Кантомирова. На момент написания работы ученица 8 класса Волгоградской школы-интерната «Созвездие», х. Перекопка, Волгоградская область. 3-я премия 18 Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал.
В 1941 году началась война. Страшное известие вызвало растерянность, недоумение. Но была и уверенность: наша страна самая лучшая, самая сильная, справится с врагом. В первые дни войны призвали старшего, Петра. В июле призвали мужа Фаины, и она перебралась к матери, ей нужно было уже вскоре рожать. В сентябре пришёл попрощаться брат прапрадеда Митрофан – ему принесли повестку. Посидели немного за столом, на который время от времени падали начинающие желтеть кленовые листья, в основном молчали. Митрофану не суждено было больше увидеть свою деревню, семью, от него не приходило писем. После войны его жена получила извещение, что ее муж пропал без вести. И только в 2015 году мы случайно нашли в интернете персональную карту военнопленного Митрофана Ивановича Кириленко и узнали, что он погиб в лагере для военнопленных Фюрстенберг-на-Одере 3 апреля 1943 г.
Уже не собирались за большим столом – некому стало, да и жизнь пошла совсем другая. В деревню прибывали беженцы, их разместили в школьном здании, некоторых – по квартирам. В семье Кириленко поселился молодой раненый лейтенант.
Сестра моей прабабушки Анна вспоминает: «Я помню того лейтенантика, который жил у нас недели две перед оккупацией, за которого папу арестовывали немцы, а освободили калмыки. Он был татарин из Крыма. Он нам прислал позже записку из Черных земель. А как ему удалось вырваться из рук немцев, не знаю. Он написал, что мир не без добрых людей. Больше мы о нем ничего не знаем». Прабабушка же моя говорила, что он был необыкновенно красив, но на местных девушек внимания не обращал, часто приходил к Марку Ивановичу, сидел с ним и другими мужчинами на скамейке во дворе (стол уже убрали в сарай до лучших времён), в этом дворе его и арестовали немцы. А позже приехали и за прапрадедушкой.
Марка Ивановича арестовали немцы, как упомянула прабабушка Анна, и куда-то увезли, посадили в подвал. Охранниками были местные полицаи, они же выпустили прапрадедушку, узнав его. Нужно сказать, что у местного калмыцкого населения авторитет деда был очень велик.
Фронт стремительно приближался к Сталинграду. Кегульта была немного в стороне, немцев там не было. С приближением фронта (1942 г.) поступил приказ эвакуировать колхозный скот за Волгу и далее, в Среднюю Азию. Ответственным назначили Марка Ивановича.
Собрали колхозных овец и погнали. До Волги более 250 км. А на середине пути, в районе озера Цаган-Нур, путь им преградила банда. Отара стояла на одном месте, дороги вперёд не было. Повернули назад. Фронт был уже совсем близко, об эвакуации не могло быть и речи. Правление колхоза приняло решение: раздать овец по домам, пусть возьмут, кто сколько может, после войны всё вернут.
В Красной Армии Марк Иванович не был по брони. Но как за колхозным активистом за ним много раз приходили местные бандиты, полицаи. Он прятался в балках (вокруг Кегульты много балок, там сильно пересечённая местность). Прабабушка помнит, как ее мама ночами носила ему еду. Иногда наезжавшие немцы проводили общие сходы, назначали полицаев из местного же населения, как они сами говорили, наводили порядок. В селе стояли регулярные румынские части. Их визиты всегда заканчивались поимкой или стрельбой кур, уток, овец, требованием молока и яиц.
Но не это было самым страшным. Полицаи регулярно составляли списки для отправки в Германию молодых женщин и девушек. Чтобы не попасться на глаза своим же хуторским новым «начальникам» – старосте и полицаям, молодежь пряталась в балках, в укрытиях.
В доме Марка Ивановича и Анны Ивановны жили дочери – 12-летняя Анна, Фаина с новорожденным сыном (прабабушка говорила, что ее всё время мазали сажей, чтобы румыны «не положили глаз») и 15-летний Георгий.
В Астрахани, где Тая училась в учительском институте, она чуть не умерла от голода, у родителей не было возможности передать посылку или отправить деньги, а вещей, чтобы продать – не было. Кое-как, почти чудом ей удалось добраться домой. С колхозными овцами Тая, как и другие девушки и парни спрятались на дне глубоких оврагов, где была трава и где можно было ухаживать за овцами, не опасаясь, что отправят в Германию.
Иногда проходили советские солдаты, отставшие от своих, пробиравшиеся к фронту. От них узнавали об основных военных событиях, последних боях за Сталинград.
В 1943 году начало налаживаться хозяйство, заработали официальные органы. Колхозных овец, конечно же, вернули не всех: часть съели, многим не удалось перезимовать. И Марк Иванович «за растрату колхозного имущества» приговором судебной коллегии по уголовным делам Астраханского областного суда от 28.06.1946 г. был осужден по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях с конфискацией лично ему принадлежащего имущества. Срок наказания исчислялся с 13.12.1944 г.
А жизнь шла своим чередом. От Петра, призванного на фронт в июне 1941 года, не было никаких известий. Георгий после войны служил в разных местах – в Калининградской, Мурманской, Ленинградской областях. Тая работала в школе учителем математики. Анна Ивановна всегда ждала Георгия в отпуск.
И сразу же задавала вопрос о Пете. Из ЦАМО приходили ответы на многочисленные запросы Георгия, из которых следовало, что о военной судьбе Петра ничего не известно: «… лейтенант Кириленко Пётр Маркович, 1922 г. рождения, уроженец Калмыцкой АССР, Приозёрного района, с. Кегульта, место призыва не указано, командир взвода подвижных средств связи 605 отдельного батальона связи, пропал без вести в 1942 г.».
Казалось, приезда Георгия ждали все родственники: за столом, как и раньше, собиралось много гостей: пообщаться с молодым офицером, узнать новости (в деревне, конечно, было радио, но живому человеку веришь больше), днем Аня делала уроки за столом, приходили ее одноклассники, обсуждались школьные новости. Училась она очень хорошо, мечтала стать врачом.
Вечером прибегала с танцев Тая с друзьями, пили знаменитый чай, делились деревенскими новостями. А стол, наверное, прислушивался ко всему и дремал под неумолкаемые разговоры. Не было только хозяина, он вернулся в 1949 году.
Гораздо позже, в 1992 году, когда прошло уже много лет после его смерти, семья получила справку о реабилитации Марка Ивановича Кириленко, в которой было указано: «На основании ст. 3 п. “а”, ст. 5 п. “а” Закона Российской Федерации “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18.10.1991 г. Кириленко Марк Иванович реабилитирован.
Прокурор Республики Калмыкия – государственный советник юстиции 3 класса В. Б. Шипиев» (Справка о реабилитации была выдана прокурором республики Калмыкия 15.04.1992). Получается, что приговор вынесла судебная коллегия по уголовным делам, она же осудила его по «политической» статье 58-10 УК РСФСР: и реабилитирован он как жертва политических репрессий. Таким образом, потеря колхозных овец, которые, возможно, помогли выжить не одной семье и которые не пошли на корм неприятелю, приравнивалась к контрреволюционному преступлению.
И еще один факт у всех, знакомых с историей дела М. И. Кириленко, вызывает изумление и негодование. «Заключением прокурора Республики Калмыкия, на основании ч. 2. ст. 2 Закона Российской Федерации “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18 октября 1991 года гражданка Смольякова (Кириленко) Анна Марковна признаётся пострадавшей от политических репрессий» (Справка о признании пострадавшей от политических репрессий № 13/75 выдана прокуратурой Республики Калмыкия 07.02.1995). Поскольку реабилитированным лицам или их наследникам возвращается конфискованное имущество, прабабушка Анна обратилась с соответствующим заявлением в Министерство финансов Республики Калмыкия. Министерство приняло решение, «рассмотрев заявление гражданки Смольяковой Анны Марковны об изъятии у ее отца 12320 рублей репрессированного по ст. 58 ч. 2 УК РСФСР сданный 25 марта 1944 года в Кетченеровское отделение Госбанка сообщает, что в соответствии с п. 11 Положения конфискованные денежные суммы подлежат возврату реабилитированным лицам и их наследникам согласно проведённых реформ 1947 года, и с учётом изменения масштабов цен на 1 января 1961 года.
Таким образом, с учетом проведенных реформ сданная сумма будет составлять 123 рубля 20 коп., соотношение которых составляет 1:10 соответственно реформ 1947 и 1961 гг.» (письмо Министерства финансов Республики Калмыкия № 02–26/587 от 11 июля 1995 г.).
Получив это заключение Министерства финансов Республики Калмыкия, комиссия по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий Кетченеровского района Республики Калмыкия выразила крайнее изумление: «Сумма к выплате в 123 руб. 20 копеек выглядит издевательством над человеком, однако мы не имеем права не выполнить заключение Минфина» и принесла извинения за наши абсурдные законы. Таким вот унизительным финалом закончилась переписка дочери моего реабилитированного прапрадеда с официальными лицами.
А еще нужно сказать, что мечта Анны Марковны – стать врачом – оказалась под угрозой. В 1947 году она закончила на «отлично» девятый класс, перешла в выпускной. Но дочери репрессированного дорога в вуз была закрыта. Чтобы скрыть свое семейное положение, она уехала на Кавказ к дальним родственникам, сначала одним, а через несколько месяцев перебралась к другим. Без проблем поступила в медицинский вуз, с отличием закончила его.
Но всё время боялась разоблачений и только поэтому уехала по распределению в самую далекую точку страны, которая была предложена, – на Дальний Восток. Проработала там до осени 1956 года, до смерти отца и до того дня, когда ее помощь и поддержка понадобились матери.
В 1946 г. на свадьбе друзей Тая познакомилась с Мишей Скрынниковым, через три дня он предложил ей стать его женой. 21 августа 1946 г. родственники пришли поздравить молодую семью. За стол все не поместились, пришлось поставить дополнительный. Главным украшением стола были пирожки – с яблоками, картошкой, морковью, луком, свеклой, – всем, что было на огороде.
Окончание следует
4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде
